на устах с самого начала конфликта. Оно станет символом британской доблести. Этот город, через который проходила железная дорога и в котором располагались многочисленные ремонтные мастерские и воинские склады, был пунктом стратегического значения. Внутри его стойко держал оборону генерал Баден-Пауэл, используя разные бойскаутские трюки. Он опоясал весь город связанными друг с другом железной проволокой черными ящиками, обозначенными красными флажками, чтобы все думали, что это мины. На немецкие гранаты, которыми забрасывали их буры, он отвечал консервными банками, набитыми порохом. Чтобы поддержать моральный дух двух тысяч солдат и гражданских лиц, оказавшихся в осаде, он стал издавать газету «Мафекинг мэйл», в которой печатал патриотические песни и сатирические памфлеты, в которых высмеивал «Creaky»[147], гигантскую пушку, изготовленную на конвейере заводов Круппа и доставленную противником к стенам осажденного города из Претории.

Благочестивые буры строго чтили святую субботу, а в воскресенье вообще прекращали военные действия. Британцы старались в этот день расслабиться, играя в крикет, устраивая скачки или театрализованные представления. По всей Англии пасторы возносили молитвы за Мафекинг, который оттянул на себя половину армии буров.

8 марта королева проехала по Лондону, чтобы поблагодарить жителей столицы за их помощь фронту. Из Сити ее карета направилась в рабочий квартал Блэкфрайерс, жители которого собрали по подписке 100 тысяч фунтов стерлингов и на эти средства экипировали полк волонтеров. 9 марта она посетила аристократические кварталы Вест Энда, где ее ожидал тот же восторженный и теплый прием, что и везде.

Она просила жен и других родственников солдат воздержаться от поездок в Южную Африку, чтобы не мешать действиям воюющей армии. Агентство Кука уже начало доставлять всех желающих к местам сражений. А сама королева отказалась от поездки во Францию, хотя очень скучала по «своему солнечному и цветущему югу». Но французская пресса пестрела саркастическими высказываниями в адрес «английских захватчиков» и печатала карикатуры, на которых королева Великобритании шлепала по лужам крови, сменив свою корону на солдатскую каску. Виктория отправится в Ирландию, где она не была с 1861 года: «Эта идея пришла мне в голову так же неожиданно, как и идея отменить поездку (во Францию). Это доставит мне удовольствие и принесет пользу». Она желала выразить свою благодарность ирландским солдатам, отважно сражавшимся в Южной Африке.

Ее судно причалило в Кингстауне 4 апреля. Два с половиной часа в ландо с откинутым верхом ехала она через бедные пригороды к Дублину. Она приказала вышить серебряные трилистники на своей головной накидке и зонтике.

Поселившись на три недели во дворце вице-короля Ирландии, она ездила по окрестным госпиталям, монастырям и школам и даже посетила зоопарк. В некоторые дни она наматывала по тридцать с лишним километров. Ее встречали не только транспарантами, превозносившими ее «многочисленные достоинства», но порой и свистом, который, к счастью, заглушался топотом копыт ее лошадей.

Она стала часто засыпать посреди дня и вернулась в Лондон крайне уставшей. Но тем не менее продолжала объезжать госпитали, лавируя в кресле-каталке между рядами кроватей, с которых приподнимались раненые, чтобы поприветствовать ее. 19 мая она как раз была с визитом в Веллингтон- колледже, где учился Дрино, сын Беатрисы, когда ей сообщили о снятии блокады с Мафекинга. Восторгов было через край. Курсанты спешно изготовили и подняли транспарант: «Да здравствует королева Мафекинга!»

Лондон не знал подобного веселья со времен побед Веллингтона. Люди высыпали на улицы, смеялись, пожимали друг другу руки, обнимались и целовались со знакомыми и незнакомыми. Пиво лилось рекой. Можно было подумать, что в городе проходит карнавал.

Через пять дней, по случаю дня рождения королевы, в Бальморале наняли дополнительно шесть секретарей, чтобы они отвечали на поздравительные телеграммы. Виктория уехала в Шотландию на отдых. Но продолжала следить за событиями в Южной Африке, о которых ее информировали каждый час. 31 мая английские войска вошли в Йоханнесбург, а 5 июня Робертс и Китченер торжественно въехали на своих лошадях в Преторию.

Спустя несколько недель Крюгер бежал в Европу. Робертс вернулся в Англию, оставив на Китченера командование английскими войсками в Южной Африке. Для правительства, как и для народа, война была закончена. Но Виктория предостерегала Солсбери, цитируя пессимистические высказывания лорда Робертса: «Мне бы очень хотелось сказать Вашему Величеству, что война вот-вот закончится. Но буры, по всей видимости, пока не собираются складывать оружие».

Англичане потеряли в этой войне шесть тысяч человек. Буры — семь, но наперекор всему они продолжали партизанскую войну против британских войск. Китченер устроил по всей стране концентрационные лагеря, куда сгонял буров целыми семьями: там найдут свою смерть от двадцати до двадцати восьми тысяч заключенных. Спустя тридцать пять лет опытом Китченера воспользуется Гитлер.

В июле Виктория устроила в Букингеме garden-party[148], куда съехалось пять тысяч человек, желающих увидеть своими глазами вечную хранительницу британской короны и символ имперского величия. Вместе с Аликс она сделала два круга по саду в pony-chair: коляску тянули за собой две белые лошадки. Зрение королевы настолько ухудшилось, что она уже не узнавала своих гостей, их имена шептали ей на ухо. Благородные лорды вновь заговорили о ее возможном отречении от престола.

Она страдала от несварения желудка и от бессонницы. Но больше всего ее угнетало то, что она уже не могла вести такой же как прежде активный образ жизни: «Я теперь каждый день отдыхаю после обеда. Подразумевается, что это должно пойти мне на пользу, но на самом деле это пустая трата времени». Ее любимая внучка, Виктория Баттенбергская, готовилась произвести на свет очередного ребенка, и бабушка Виктория попросила дать новорожденному ее имя, «какого бы пола он ни был». Родился мальчик, которого назвали Людвиг-Франциск-Альберт-Виктор. Родители будут звать его Дики. Он станет Льюисом Маунтбеттеном, последним вице-королем Индии. На крестинах, состоявшихся через несколько дней после рождения малыша, королева в течение всей церемонии держала его на руках. Мальчик так крутился, что сбил с нее ее новые очки в серебряной оправе.

В Розенау Аффи умирал от рака языка. Его жена Мария приехала в Виндзор в начале июля со своей дочерью Бэби Би. Не вдаваясь в подробности, она рассказала королеве, что Аффи недавно прошел курс лечения в Геркулесбаде, но оно не принесло ему желанного облегчения. На самом деле кормили его уже только через трубку. 24 июля в Осборн пришла телеграмма, что состояние Аффи безнадежно.

Пролежав довольно долгое время в коме, он умер в тюрингском раю Альберта. «Я считаю, что они не должны были так долго скрывать от меня правду», — горько вздыхала королева. Еще один близкий ей человек ушел из этой жизни… Через несколько дней этому ее сыну исполнилось бы пятьдесят пять лет. Раньше вся семья собиралась в Осборне на его день рождения, и знамена развевались над их швейцарским шале. Она с нежностью вспоминала, как этот изобретательный и восторженный мальчик стоял перед макетами своих кораблей. После смерти Альберта она слишком мало его видела. Пятнадцать лет он прожил на Мальте, будучи командующим Средиземноморским флотом, а последние семь лет провел в Кобурге, взойдя на его престол. На Пасху они встречались на Лазурном Берегу. Слишком редко…

На следующий день Тино, зять Вики и наследник греческого трона, приехал вместе с Берти в Осборн: «Увы, новости, которые он привез мне о моей дорогой Вики, совсем не радостные». 26 августа она, верная своей привычке отмечать дни рождения и смерти своих близких, отмечала день рождения Альберта. Она писала своей старшей дочери, что среди всех этих свалившихся на нее горестей она помнит «тот чудесный день в Сен-Клу, нарядный проспект, украшенный флагами, императора, преподносящего папе великолепную картину, „Битву“ (Месонье), и императрицу с элегантной стрижкой…».

Она была в Бальморале, когда на нее свалилось новое несчастье. На сей раз ее внучка Тора Шлезвиг-Гольштейнская, заливаясь слезами, сообщила ей о том, что ее брат Кристиан, дорогой Крисл, подхватил в Претории дизентерию. Через три недели он должен был вернуться домой, доказав свою храбрость на полях сражений… В письмах он уже предвкушал радость встречи с друзьями, близкими и своими собаками. «Ленхен боготворила этого своего сына», — заметила Виктория, со слезами на глазах вспоминая юного принца, такого милого, такого услужливого. Крисл всегда с такой готовностью предлагал ей повезти ее кресло-каталку… От всего этого у нее пропал аппетит, она ничего не могла проглотить, кроме

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату