крыс, просто до обморока. Я не шучу, сама видела, как он хлопнулся на пол, когда увидел симпатичную белую крыску моего приятеля Паука[1]. Крыску звали Шушара, и она просто хотела с Бонни немножко поиграть.
– Бонни! – снова позвала я. – Отзовись!
Снова ни вздоха, ни стона, ни стука, ни рыка. Зато крысиный шорох и писк стали гораздо лучше слышны. Со страху мне показалось, что кто-то пробежал по ноге.
– Мама! – заорала я, хотя только что призывала себя этого не делать.
Каким-то чудом мне удалось нашарить возле двери выключатель. И ничего не произошло, свет не зажегся. Очевидно, гад Степаныч отключил общий рубильник. Я пнула ногой дверь и выругалась, совсем как тот давешний парень. Не помогло.
Посидев немного на поваленном поддоне, я решила поискать хоть какое-то окошко. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, было видно вдалеке бледное пятно.
Не спрашивайте, сколько шишек и синяков набила я, пока дошла. Однако результат не порадовал, потому что окошко оказалось слишком маленьким, да еще и забранным ржавой решеткой. К тому же находилось оно высоко, почти под потолком.
Ну, это дело поправимое. Я подтащила кучу деревянных ящиков, сверху положила две доски, еще чурочку – и вот я наверху. Вблизи оказалось, что на окне не решетка, а кое-как прикрученная проволока. Мне удалось оторвать один кусок, так, чтобы можно было протянуть в окно руку с телефоном. На улице-то сигнал обязательно будет.
Я снова, затаив дыхание, нажала нужную кнопку. И вытянула руку в окно как можно дальше. Длинные гудки, еще, еще… Да спит он там, что ли?
Вот наконец-то раздался солидный голос моего шефа и начальника детективного агентства:
– Куликов слушает!
– Дядя Вася! – заорала я, дернувшись.
От толчка вся сложная конструкция подо мной зашаталась, ящики заходили ходуном. Чтобы не шлепнуться с такой высоты, я схватилась за раму и выпустила из рук телефон. И, разумеется, по закону полного свинства мобильник выпал наружу.
Это конец, поняла я, нащупывая ногами шаткую опору. Удалось это сделать с третьего раза. И тут я услышала тихое и очень выразительное подвывание. Под окошком стоял Бонни и держал в зубах мой мобильник. Оказывается, этот негодяй успел выскочить из ангара, а меня заперли здесь, как дикого зверя в клетке!
– Ты мерзкое, отвратительное чудовище! – с чувством сказала я. – Я тебя ненавижу!
Бонни смотрел виновато. Ящики подо мной снова зашатались, пришлось отпустить окно и прыгать вниз. Странно, но я ничего себе не повредила. Бонни горестно взлаял снаружи.
Пока я сидела на полу и почесывала ушибленные места, крысы осмелели и подошли ближе. Мелькнула одна тень, потом другая, я даже услышала писк. Я метнула в ту сторону обломок ящика. Не помогло, крысы совсем обнаглели. Я почувствовала, что волосы на голове зашевелились от страха. Перед глазами почему-то встали газетные заголовки: «Молодая женщина съедена крысами заживо», «Крысы-убийцы» и совсем уж киношное «Смерть в ангаре».
В это время рядом со мной материализовалось что-то большое, черное и пушистое. Оно бесшумно приземлилось на мягкие лапы, едва коснувшись меня боком.
Давешний кот сверкнул зелеными глазами, пригнулся к земле и зашипел. Потом душераздирающе мяукнул и забил хвостом. Вы не поверите, но крысы отступили. Они замерли, во всяком случае, я не слышала оттуда никаких звуков. Кот шагнул в их сторону и угрожающе зарычал, мяуканьем это назвать было нельзя. Он гипнотизировал их, как питон Каа несчастных бандерлогов. А потом прыгнул.
Хорошо, что я плохо вижу в темноте, поэтому была избавлена от ужасного зрелища.
Оставшиеся крысы разбежались, кот благородно не стал предъявлять мне результаты своей удачной охоты.
– Прими мое восхищение, – искренне сказала я. – Это было круто.
Котяра самодовольно облизнул усы и удалился.
Я же осталась в полном одиночестве и неведении относительно собственной судьбы. Помощи ждать было неоткуда.
Василий Макарович Куликов пристально смотрел на своего посетителя, и душу его терзали смутные сомнения.
С одной стороны, нынешний посетитель был хоть куда: аккуратно причесан, тщательно выбрит, одет в дорогой импортный костюм. С другой же… С другой стороны, развитое за долгие годы профессиональное чутье говорило Куликову: с посетителем что-то не так.
Правда, нужно уточнить: в дорогой одежде Василий Макарович не очень хорошо разбирался. Вряд ли он смог бы различить костюмы от Армани и от Кардена. Более того, страшно сказать: с его точки зрения, упомянутый костюм от знаменитого итальянского модельера мало чем отличается от изделия пошехонской фабрики мужской одежды. Два рукава, два лацкана, три или четыре пуговицы. Прочие тонкости были для Василия Макаровича недоступны. В прежние времена за его гардеробом следила жена, а в последние годы – хорошая девушка Василиса. Но все же он был уверен, что костюм на посетителе дорогой и модный.
– Ну, так все же, – вторгся потенциальный клиент в его мучительные раздумья, – вы возьметесь за это дело?
Василий Макарович тяжело вздохнул.
Они с Василисой уже второй месяц сидели без работы, и деньги стремительно подходили к концу.
Работа у них была специфическая. Последние полтора года Василий Макарович работал частным детективом.
До того он четверть века верой и правдой отслужил в одном и том же отделении милиции, дослужившись всего лишь до скромного звания майора. Когда же пришла пора выйти на пенсию по выслуге лет, он был рад до умопомрачения – наконец можно будет выспаться по-человечески, наконец не будет больше бессонных ночей, долгих опасных засад, утомительных погонь, не будет крайне неприятных криминальных личностей, с которыми сталкивала его трудная милицейская служба, не будет разносов от сурового начальства…
Родное отделение с почетом проводило его на заслуженный отдых, и первую неделю Василий Макарович чувствовал себя свободным и счастливым. Он спал до девяти, а то и до десяти часов, спокойно пил кофе на кухне, возился в гараже со своим «жигуленком», много времени проводил на свежем воздухе…
На вторую неделю он почувствовал смутное беспокойство.
Ему чего-то не хватало.
Он снова стал просыпаться в шесть утра и ворочался в постели, пытаясь разобраться в своих чувствах, и наконец понял, что не хватает ему как раз всего того, от чего он так уставал на службе, – утомительных погонь, многочасовых засад, головоломных расследований и даже выговоров от начальства.
Конечно, у него имелось интересное хобби: Василий Макарович мастерил из картона и бумаги модели бронетанковой техники времен Второй мировой войны. Но раньше он занимался этим исключительно в свободное от работы время, теперь же все его время было свободным, и интерес к хобби резко упал.
Кроме того, имелся у него телевизор – новенькая плазменная панель, которую на прощание подарили Куликову бывшие сослуживцы. Но Василий Макарович всю жизнь считал телевизор ящиком для идиотов и не собирался менять свои представления на старости лет.
Короче, Куликов понял: для того чтобы сохранить психическое здоровье, ему нужна работа. Причем не какая-нибудь, а та, к которой он привык за долгие годы беспорочной службы – с погонями, засадами и расследованиями.
И Василий Макарович открыл частное детективное агентство. Он переоборудовал одну из двух своих комнат под офис, дал объявление в рекламную газету и стал ждать клиентов.
В процессе этого ожидания он познакомился с упомянутой выше хорошей девушкой Василисой, а заодно – с Бонни, и тем самым штат детективного агентства увеличился вдвое, а если считать Бонни, то даже втрое. Сам Василий Макарович был директором агентства и начальником оперативного отдела, Василиса – секретарем и бухгалтером, а Бонни… ну, он и есть Бонни.
