– А зачем же тогда?
– Я вообще-то ресторанный обозреватель. Представляю газету «Утреннее какао»…
– Какао? – переспросил официант с неодобрением. – Нет, какао мы не готовим. Вот кофе – очень много видов: и эспрессо, и капучино, и латте, и конечно, в песке, по-турецки. А какао – нет…
– Вано, тебя давно ждут за четвертым столиком! – раздался недовольный голос за спиной официанта, и я увидела плотного широкоплечего господина лет пятидесяти, с роскошными усами, в круглой аджарской шапочке. Официанта словно ветром сдуло, а усатый господин приветливо обратился ко мне:
– Значит, вы – ресторанный обозреватель? Всегда рады вас видеть! Вы не обижайтесь на Вано, он человек новый, еще не освоился. Вам какой столик удобнее – в углу или поближе к бару?
Он проводил меня к свободному столику, положил передо мной меню и не спешил уходить. Я решила воспользоваться таким вниманием к моей скромной персоне.
– Ваш ресторан открылся не так давно? – задала я пробный вопрос.
– Нет, отчего же? Мы здесь уже третий год. Просто место такое незаметное, поэтому про нас мало кто знает. Но теперь наверняка к нам будут приезжать известные люди со всего города.
– Теперь? – переспросила я.
– Ну да, после того как здесь отметился сам Мераб Мерабович.
– Мераб Мерабович? – машинально переспросила я и сразу поняла, что допустила серьезную ошибку. Усатый господин уставился на меня с подозрением и удивленно проговорил:
– Ну да, Мераб Мерабович Габраилов!
В его голосе прозвучало такое почтение, что у меня хватило ума не переспрашивать, кто это такой. Тем более что я вспомнила эту фамилию. Она то и дело мелькала в средствах массовой информации то в связи с крупной стройкой, то в связи с масштабным благотворительным проектом, то еще по какому-то более или менее значительному поводу.
Габраилов, насколько я знала, был крупный бизнесмен с несколько скандальной репутацией. Не так давно всюду сообщали о том, что он через посредника за немыслимые деньги приобрел на знаменитом лондонском аукционе картину Рембрандта.
А еще… Еще он был среди участников экономического форума в Таврическом дворце. Того самого форума, на котором побывала Татьяна Капустина.
Вот оно что! Значит, благотворительная программа в конюшне была для нее только формальным поводом, в действительности же Татьяну интересовал проходивший поблизости семейный праздник господина Габраилова!.. Выходит, она вовсе не отошла от дел, и очередной ее целью стал Мераб Мерабович!
Усатый господин между тем продолжал окучивать меня.
– Позвольте рекомендовать вам форель, запеченную в миндальной стружке! – говорил он голосом опытного соблазнителя. – Она сегодня удалась как никогда. И к ней очень хорошо подойдут баклажаны с грецкими орехами. Ну и, само собой, хачапури по-аджарски, это наше фирменное блюдо. Таких хачапури вы больше нигде не отведаете, буквально пальчики оближете…
– Спасибо, конечно, – я взглянула на часы. – Но я представляю газету «Утреннее какао» и пишу только о чайно-кофейных картах. Сравниваю, как в разных ресторанах готовят капучино и латте, ристретто и американо, эспрессо и мокко.
Интерес аджарского господина немного упал, но он все же не сдался:
– Тогда очень советую попробовать наши кофейные коктейли. У нас прекрасно готовят классические коктейли – «Фраппучино», «Давыдофф», «Горячая жемчужина», но наш конек – это коктейль «Гамарджоба». Он делается на основе кофе по-турецки с добавлением вишневого сиропа и соуса ткемали…
– Тогда, пожалуй, я остановлюсь на этом коктейле.
Буквально через минуту передо мной появился бокал с горячим и ароматным напитком. Я пригубила его и почувствовала аромат цветущего вишневого сада.
Коктейль был горячим и сладким, как поцелуй, и терпким, как южная ночь. Я выпила его и испытала необыкновенный прилив сил, что было весьма кстати – мне предстоял еще один визит, на этот раз в Мраморный дворец. Именно там Татьяна Капустина делала свой последний репортаж, и если окажется, что во дворце тоже каким-то образом засветился великий Мераб Мерабович, мы можем с уверенностью утверждать: именно он был последней целью Татьяны.
Перед входом во дворец меня перехватила запыхавшаяся женщина с растрепанной прической и неровно накрашенным ртом. Вся ее фигура выражала спешку и волнение.
– Ну где же вы застряли?! – воскликнула она, схватив меня за локоть. – Все уже здесь, Антон Степанович нервничает…
Я слегка растерялась от такого напора и выдала единственный подвернувшийся ответ, подходящий почти на все случаи жизни:
– Пробки…
– Понятно! – Женщина поволокла меня по длинной анфиладе комнат и залов.
Мы так спешили, что я едва замечала потрясающие интерьеры дворца – статуи и картины, роспись потолков и резные панели стен, мраморные камины и пышную лепнину.
Наконец мы влетели в зал, где сгрудилась толпа нарядно одетых молодых людей. Перед ними стояли две строгие дамы и пожилой господин в длинном черном пиджаке с огненно-красным цветком в петлице.
Именно по этому цветку я узнала директора Мраморного дворца профессора Белугина. Он часто появлялся на экране телевизора и на страницах газет, и непременно в его петлице был красный цветок, своего рода визитная карточка.
Моя спутница подскочила к господину Белугину и что-то зашептала ему на ухо. Он взглянул на меня с некоторым неодобрением, однако благосклонно кивнул и проговорил в микрофон:
– Итак, теперь, когда наконец прибыли представители средств массовой информации, мы можем открыть завершающую церемонию седьмого международного конкурса квиллинга, посвященного великому князю Константину Романову…
Итак, меня снова приняли за представительницу СМИ. Причем по непонятной причине обо мне говорили во множественном числе. В принципе такое положение меня вполне устраивало, я уже привыкла выступать в роли корреспондента газеты «Утреннее какао». Единственное, что меня несколько смущало, – это слово «квиллинг». Я его слышала первый раз и понятия не имела, что оно значит.
Впрочем, я прекрасно знала: журналисты во все времена отличались поразительным невежеством и ничуть этого не стеснялись. Например, все знают историю, которая произошла лет пятнадцать назад с известной актрисой, вдовой выдающегося художника, многолетнего главного режиссера и художественного руководителя Театра комедии Николая Акимова. Моя бабушка очень любила Театр комедии, но говорила, что его звездный час прошел со смертью его главного режиссера. От нее я и узнала эту историю.
Акимов был крупным художником, учился живописи у Добужинского и Шухаева, но впоследствии прославился как театральный художник и режиссер.
В очередную годовщину Николая Павловича (кажется, тогда исполнилось девяносто лет со дня его рождения) к его вдове пришла журналистка из крупной газеты, чтобы взять интервью для своего издания. Она долго расспрашивала старую актрису о ее знаменитом муже, о его творчестве, о том, каким он был человеком, а потом обратила внимание на висящие по стенам картины. Желая поддержать интеллигентный разговор, она поинтересовалась, чьи это работы.
– Николая Павловича, – вежливо ответила вдова.
– Как, он был еще и художником? – удивилась журналистка.
Вдова Акимова встала и сухо проговорила:
– Всего хорошего. Двери там. Провожать вас, уж извините, не буду.
С тех пор журналисты не стали более образованными, и я вполголоса спросила у стоявшей поблизости дамы:
– А что такое квиллинг?
Дама взглянула на меня с изумлением и даже, пожалуй, с сочувствием, как на тяжелобольного человека:
