Наталья Александрова
Венец Чингисхана
– Ну, не знаю. – Крупный, холеный мужчина в дорогом итальянском костюме медленно шел по залу художественной галереи, разглядывая развешанные по стенам картины. – По-моему, ничего особенного… депрессию вызывают…
– Вы не правы, Илья Ильич, – щебетала сопровождавшая его женщина лет сорока, типичная старая дева с искусствоведческим образованием, худосочная особа в длинной коричневой юбке и льняной кофте, с унылым и многозначительным лицом. – Это новое слово в искусстве! Демонический символизм – это направление, за которым будущее…
Мужчина недовольно поморщился и бросил взгляд на картины. Мрачные краски, багровые и пурпурные тона нагоняли на него тоску и неуверенность. На каждом полотне словно лежала печать близкой гибели и разрушения. Да и темы картин были под стать колориту – мрачные руины, полуразрушенные здания, быстро зарастающие колючим кустарником, буйными побегами незнакомых растений. И из каждого угла выглядывали какие-то хищные существа, то ли звери, то ли демоны. Все это было выписано грубыми, резкими, неаккуратными мазками, как будто художник куда-то спешил или не придавал значения тщательности и законченности рисунка.
– Его выставка с успехом прошла в Лондоне, – вещала старая дева, подчеркивая свои слова широкими жестами рук, унизанных многочисленными серебряными перстнями и браслетами. – Его картины покупают ведущие музеи Европы…
Мужчина недовольно морщился, и она добавила последний, убийственный аргумент:
– Несколько его картин купил Белобородов!
– Ну, не знаю… – повторил Илья Ильич. – Мне больше нравится, когда картины тщательно выписаны… и потом, я люблю пожизнерадостнее… в жизни и без того хватает негатива…
– Пожизнерадостнее?! – возмущенно воскликнула женщина, как будто ее спутник сказал что-то неприличное. – Его картины выделяются именно своим мрачным своеобразием! Именно за это их и ценят знатоки! А то, как они выписаны… хочу вам напомнить, что Алоиз – слепой! Одно это делает его уникальным явлением искусства! Вы только вдумайтесь – слепой художник! Такого не было нигде и никогда!
– Как-то я в это не могу поверить… – тоскливо протянул мужчина. – Слепой художник! Как такое может быть?
– Это уникально! – воскликнула искусствоведша. – Это необычайно! В это никто не может поверить, поэтому вы должны увидеть Алоиза собственными глазами! Сами знаете, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…
Она толкнула дверь и пропустила своего спутника в соседнюю комнату.
Там было темно, Илье Ильичу отчего-то подумалось – темно, как в могиле. Женщина щелкнула выключателем, под потолком вспыхнул яркий свет, и стал виден стоящий перед мольбертом невысокий худощавый человек с длинными, вьющимися, черными как смоль волосами. В руках его были кисть и палитра. Художник быстро, резко коснулся кистью холста, нанес яркий мазок, как будто ударил холст шпагой, и на холсте появилось кроваво-красное пятно, словно кровоточащая рана.
В следующую секунду художник повернулся к двери. На нем были круглые черные очки, какие обычно носят слепые.
– Кто здесь? – спросил он неожиданно звучным, выразительным голосом.
– Это я, Ирина! – ответила старая дева. – Я привела Илью Ильича… я рассказывала о нем, Алоиз…
– Ах да! – Художник повернулся к холсту, нанес еще один удар кистью, еще одну кровавую рану. – Что ж, смотрите сколько угодно, вы мне ничуть не мешаете…
Он наносил на холст мазок за мазком – и картина постепенно оживала, наполнялась мрачной, грозной мощью.
«Жулик, – подумал Илья Ильич, – определенно жулик. Хочет меня на деньги развести. Никакой он не слепой, обыкновенный жулик… все они такие…»
– Я чувствую ваши сомнения, – проговорил художник, словно и впрямь прочитал мысли посетителя. – Что ж, я вполне могу вас понять. Сейчас вокруг развелось так много непорядочных людей, что многие перестали верить даже в очевидное.
Он положил кисти и палитру, повернулся к гостям и снял черные очки.
Илья Ильич почувствовал легкое головокружение.
У художника было удивительно бледное лицо с каким-то необычным желтоватым оттенком. И на этом лице выделялись узкие, вытянутые к вискам глаза без зрачка и радужки – два незрячих белесых провала, два мутных полупрозрачных камня.
Илья Ильич попятился – незрячие глаза художника заглянули прямо в его душу, нашли там все его слабости и пороки, все его забытые детские страхи, вывернули его наизнанку, как застиранную рубашку. Илью словно затянуло в темный водоворот, понесло по быстрой ночной реке, пахнущей мертвыми цветами…
Он потерял самого себя, растворился в темной воде, его душу охватила тяжкая безвыходная тоска. Казалось, еще мгновение – и его вообще не станет…
Но тут его выбросило волной на берег, и Илья Ильич осознал себя стоящим в просторной комнате позади художественной галереи.
Перед ним находился человек в круглых черных очках, с кистью и палитрой в руках.
– Да… – проговорил Илья Ильич неуверенно, чтобы только не молчать, чтобы убедиться, что голос ему подчиняется. – Да… мне нравится… я куплю у вас несколько картин…
Художник ничего ему не ответил, он снова углубился в работу.
Зато Ирина оживилась, подхватила Илью за локоть и повела к выходу, оживленно щебеча:
– Замечательно! Это верное решение! Кроме всего прочего, картины Алоиза – это замечательное вложение средств, прекрасная инвестиция! Со временем они будут только дорожать…
Она вывела спутника на крыльцо галереи, проследила, как он сел в свой «Мерседес», и вернулась в комнату Алоиза.
Тот отбросил кисть и повернулся.
– Ну как? – спросил с интересом.
– Как всегда блестяще! – воскликнула Ирина восторженно. – Он наш! Впрочем, я в этом ничуть не сомневалась… твоя сила растет день ото дня, ей никто не может противиться…
– Легкий случай, – художник небрежно взмахнул рукой. – Но есть кое-что, о чем мы должны поговорить. Адепты уже собрались?
– Да, они здесь, ждут тебя!
Алоиз сбросил перепачканную краской рубаху, оставшись в черной шелковой водолазке и узких черных брюках, вытер руки смоченным растворителем тампоном и уверенно, как зрячий, подошел к двери, скрытой за японской бамбуковой ширмой. Ирина последовала за ним.
Соседняя комната была обставлена с мрачной, фантастической роскошью. Черные стены покрывала роспись – удивительные золотые цветы переплетались, как будто боролись друг с другом за место под солнцем, под черным солнцем вечной ночи. Потолок тоже был черным, но он был густо усеян крошечными золотыми светильниками, повторяющими карту звездного неба. По стенам стояли золоченые кресла, обитые черным шелком, а в центре возвышался трон с высокой золотой спинкой, украшенной кроваво- красными камнями. Перед этим троном стоял небольшой алтарь из полированного черного камня.
Все кресла, кроме одного, были заняты – в них сидели на первый взгляд обыкновенные мужчины и женщины, старые и молодые. Их объединяли только черные шелковые шейные платки.
Ирина села в последнее свободное кресло, Алоиз опустился на трон с золотой спинкой, поднял руки, приветствуя присутствующих, проговорил своим удивительным голосом:
– Здравствуйте, мои верные спутники! Приветствую вас на том пути, который приведет нас к власти и могуществу!
– Здравствуй, Алоиз, наш предводитель! – выдохнули остальные, как один человек.
– Я чувствую, что-то происходит, – продолжил Алоиз озабоченно. – Проснулись какие-то древние силы. Это может быть опасно… хотя, возможно, это только ускорит нашу победу. Соберите силы, адепты, мы
