задницу!
– А я тебе всегда говорил – не пей в этом клубе коктейли, они в них неизвестно что мешают. Пей водку – и не будет у тебя никаких проблем!
– До чего же эти мужики здорово сделаны! – восхитилась девушка. – Особенно вот этот, молодой! Прямо кажется, что он дышит! – и она показала на меня розовым пальчиком.
«Интересно, что ты скажешь, если я чихну!» – подумала я.
Нос чесался мучительно, я едва справлялась с желанием немедленно его почесать.
К счастью, влюбленные проследовали дальше. Я торопливо почесала нос и едва успела принять прежнюю позу, как рядом со мной появился нахальный фокстерьер.
Этого мне обмануть не удалось. Он остановился прямо против меня, наклонил голову набок и громко гавкнул.
– Пошел вон! – прошептала я, не разжимая губ.
Фокстерьер нахально ухмыльнулся и поднял лапу.
– Только не это! – зашипела я сквозь зубы. – Убирайся прочь, хулиган! Убирайся немедленно!
Фокстерьер откровенно издевался надо мной. Казалось, его глаза говорили: «А что ты мне сделаешь?» Он пристроился поудобнее и уже почти начал процесс, как вдруг на площадке перед скульптурой появился его хозяин – бритый наголо мужчина лет сорока.
– Монти, прекрати немедленно! – окликнул он фокстерьера. – Мы же договаривались – на чужие машины и памятники старины лапу не поднимать!
Монти разочарованно тявкнул и побежал дальше, оглядываясь на меня с самым разбойничьим видом.
Только было я перевела дыхание и расслабилась, на площадку высыпала целая толпа детей младшего школьного возраста, руководимая грымзой-учительницей в сером пыльнике и стоптанных башмаках без каблука.
– Обратите внимание, дети! – проговорила эта грымза, остановившись совсем рядом со мной. – Вы видите перед собой скульптурную копию знаменитой картины художника Перова «Охотники на привале»… Тихомиров, не корми постороннюю собаку мороженым, у нее будет ангина! На этой картине художник изобразил охотников, отдыхающих после трудной и удачной охоты. Художник Перов и сам являлся страстным охотником, поэтому тема картины была ему чрезвычайно близка. Тихомиров, не пои собаку пепси-колой, у нее будет расстройство желудка! Видимо, поэтому художник и решил отобразить на холсте эту тему, близкую духу простого народа…
У меня снова зачесался нос, но я не могла почесать его на виду у всей этой толпы. Я даже дышать почти перестала. Учительница откашлялась и продолжила:
– Мы видим охотников, изображенных на фоне вечернего, несколько унылого пейзажа. Небо темнеет, сгущаются тучи, поднимается небольшой ветер. В небе еще летают птицы, но скоро совсем стемнеет, и наступит ночь. Тихомиров, не разрисовывай скульптуру! Не пиши на ней это слово, тем более с ошибками!
Неугомонный Тихомиров, мальчуган с рыжими растрепанными волосами, писал что-то зеленым фломастером на моем левом сапоге. Услышав строгое предупреждение учительницы, он спрятал фломастер и задумался – что бы еще предпринять. Учительница, воспользовавшись паузой, продолжила:
– Тщательно прописаны художником все второстепенные детали: это и охотничьи трофеи – заяц и куропатки, и ружья, рожок, ловчая сеть и другие предметы, необходимые для охоты. Все это выглядит очень живо и естественно. Тихомиров, не ломай скамейку, все равно у тебя ничего не получится, она металлическая. Надо же, все-таки получилось… какой ты, оказывается, сильный, Тихомиров! Надо активнее привлекать тебя к ремонту учебных пособий… Но не это главное в картине. Основной задачей художника было изобразить трех охотников с их разными портретными характеристиками…
– Наталья Сергеевна! – перебил учительницу мальчик в очках. – Их четыре!
– Не перебивай меня, Травкин! – одернула его учительница. – Самая выразительная фигура на картине – это пожилой охотник, который рассказывает своим товарищам истории из своей богатой событиями жизни. Наверняка он кое-что присочинил, и друзья слушают его довольно недоверчиво. Один из них саркастически усмехается, почесывая ухо, однако все трое…
– Наталья Сергеевна, их все-таки четверо!
– Травкин, я просила тебя не перебивать! – учительница грозно повысила голос. – Ну вот, я сбилась с мысли! О чем я говорила?
– О том, что один охотник почесывает ухо! – подсказала девочка с розовыми бантиками.
– Совершенно верно! Тихомиров, не таскай собаку за ухо, ей это явно не нравится! Мало ли что она говорит, я тебе говорю, что не нравится! Один из охотников слушает рассказчика недоверчиво, но второй, тот, что помоложе, очень увлечен его рассказом. Он еще не такой опытный, как его товарищи, и верит в их удивительные рассказы. Тихомиров, не ломай кусты, они не для этого посажены! Современники по-разному относились к картине, Салтыков-Щедрин критиковал ее, считал анекдотической, но Владимир Стасов называл глубоко народной и сравнивал с прозой писателя Тургенева. Он говорил, что три охотника, изображенные на этой картине, представляют собой три народных типа…
– Но их же четверо! – повторил настырный Травкин, как Галилей повторял «И все-таки она вертится».
– Кого четверо? О ком ты говоришь? – учительница оглянулась на назойливого очкарика.
– Об этих охотниках, – ответил Травкин. – Видите – один, два, три, четыре…
– Не может быть, – учительница повернулась к скульптуре и пересчитала. – Действительно, четверо… а в методическом пособии сказано, что трое… безобразие, вводят педагогов в заблуждение! Ладно, дети, пойдемте дальше, у нас еще сегодня в программе посещение зоопарка… Тихомиров, я же тебе говорила – не приставай к собаке, ей это может не понравиться!
Дети со своей предводительницей удалились, а я смогла наконец перевести дыхание и почесать нос.
Однако долго отдыхать мне не пришлось: на аллее появился Григорий.
Я застыла, не сводя с него глаз.
Григорий быстро подошел к скульптуре, затравленно огляделся по сторонам, взглянул на часы. Во всем его облике чувствовалось крайнее нервное возбуждение, руки заметно дрожали, на щеках выступили красные пятна. Он обошел вокруг скульптуры, присел на кованую скамью, тут же снова вскочил и заходил взад-вперед по площадке, нервно сжимая руки и вглядываясь в глубину аллеи.
Прошло еще несколько минут, и Григорий вдруг оживился и повернулся всем телом влево.
Я не могла повернуть голову, боясь выдать себя, и только скосила глаза в том направлении. Вскоре я увидела приближающуюся по аллее девушку.
Девушка была самая обыкновенная, совсем молоденькая, возможно, чуть старше двадцати лет. Надо сказать, довольно привлекательная, со вкусом одетая, волосы пышные. И еще… что-то в ее внешности показалось мне смутно знакомым. Где-то я ее раньше видела.
Григорий подскочил к ней, схватил ее за руки, но девица оттолкнула его, ее лицо перекосилось, она сразу стала старше и куда менее привлекательна. Взглянув на Григория, она проговорила сквозь зубы:
– Ну, и что у тебя стряслось? Что разнюхала Ольга? Небось ты же сам ей и проболтался!
– Ольга? – удивленно переспросил Григорий. – При чем здесь Ольга? Что она знает?
– Это ты меня спрашиваешь? – незнакомка смотрела на него исподлобья. – Это же ты мне написал, что Ольга что-то узнала… и вообще – какого черта ты меня сюда вызвал? Я же сто раз повторяла – нам нельзя встречаться! Неужели ты так туп, что не понимаешь самых простых и очевидных вещей!
– Я?! Это я тебя вызвал? – Григорий выглядел совершенно ошарашенным. – Но ведь это…
– А кто же еще? Сообщение пришло с твоего телефона, алмазный мой! А я, между прочим, велела тебе его выбросить! Что, жаба задушила? Жалко стало телефончик?!
Григорий помотал головой, пытаясь собраться с мыслями.
– Но я его и выбросил… сразу после нашего разговора… ничего не понимаю! Какое сообщение?
– Выбросил?! – Девица наклонила голову набок, изучающее вгляделась в собеседника. – Ты ври, да не завирайся! Сообщение пришло с твоего телефона – это факт! Иначе почему ты сюда пришел?
Григорий разевал рот, пытаясь что-то сказать, но от изумления и растерянности он лишился дара