Фикса резко дернул на себя дверь, бросился на пол и перекатился через порог. Однако не успел он подняться на ноги, как из коридора трижды полыхнуло огнем. Фикса дернулся, сжал зубы и выругался.
Санек отскочил в сторону и замер рядом с дверью, Чиф прижался к стене.
Фикса лежал на пороге, скрипя зубами от боли и бессилия. Из аккуратной круглой раны на его шее толчками выплескивалась густая темная кровь.
– Шевельнуться не могу, – прошипел он злым, бессильным шепотом, – отбегал свое Фикса… говорил же я – до конца операции еще дожить надо, а это не у всех получается…
Он прикрыл глаза и вдруг громко запел:
– Турки думали-гадали, догадаться не могли, не могли… и собрались всем шалманом, к шаху с жалобой пошли…
Санек сплюнул сквозь сжатые зубы, вытащил из-под ремня второй пистолет, большим пальцем снял его с предохранителя и вдруг, как в ледяную воду, кинулся в дверной проем, крича во весь голос и непрерывно стреляя с обеих рук.
Чиф бросился за ним.
Квартира наполнилась дымом и грохотом.
Когда дым рассеялся, наступила оглушительная, звенящая тишина. И тишину нарушал только какой-то странный, ритмичный звук. Это Чиф, который лежал на полу посреди коридора с простреленным горлом, судорожно подергивал ногой.
Санек бесформенной кровавой грудой валялся перед дверью ванной. У него напрочь отсутствовал затылок, снесенный выстрелом в упор. В двух шагах от него навзничь, перегородив коридор крупным телом, лежал Сарыч. Его белые волосы слиплись от крови, одежда на груди была изрешечена пулями, совиные глаза полуоткрыты, словно он исподтишка наблюдал за своими мертвыми противниками. Поверх него, словно заслоняя друга от пуль, лежал Серый.
Прошло несколько минут.
На лестничной площадке послышались осторожные шаги, дверь приоткрылась.
– Ни хрена себе! – проговорил, заглядывая в коридор, невысокий подвижный блондин с красными кроличьими глазами и серебряной серьгой в левом ухе. – Кажись, мы немного опоздали к чаю.
Он проскользнул в прихожую, настороженно поглядывая по сторонам, поводя острым носом, будто принюхиваясь, отчего еще увеличивалось его сходство с кроликом. Перед собой он держал черный пистолет «глок» на боевом взводе. Следом за ним вошли еще двое, мрачный тип с небольшой козлиной бородкой и крепыш с невыразительным узкоглазым восточным лицом – прибыло обещанное Иваном подкрепление.
Увидев Чифа, все еще судорожно подергивающего ногой, блондин задумчиво почесал в затылке, склонился над ним и проговорил:
– Прости, братан…
Мутные от боли глаза Чифа округлились, он попытался что-то сказать, но издал только мучительный хриплый стон.
Блондин с серьгой нажал на спусковой крючок «глока». Посредине лба Чифа появилась аккуратная черная дырка, и он наконец затих.
– Когда-нибудь и мне кто-то окажет такую услугу, – проговорил блондин, полуобернувшись к своим спутникам, и достал из кармана сотовый телефон.
– Шеф, – доложил он, услышав голос Ивана Терентьевича, – мы поспели к самому разбору. Полная квартира жмуриков. Наши все отбегали – и Санек, и Чиф… да, и Фикса. Из чужих знаю только Сарыча… мертвый, точно!
– А что Окунь? – раздраженно осведомился Дребноход.
– Окуня пока не видать…
– Переройте всю квартиру! Этот мозгляк наверняка где-то прячется! Все проверьте – от бачка унитаза до морозилки! Без него можете не возвращаться!
– Понял, шеф! – отозвался блондин и снова повернулся к своим спутникам, собираясь передать им приказ.
Однако сделать этого он не успел.
Из груды мертвых тел, валявшихся перед дверью ванной, трижды глухо грохнуло.
Блондин с серьгой удивленно повернулся на выстрелы. Он хотел что-то сказать, но говорить было нечем: пуля вдребезги разнесла ему нижнюю челюсть. Глаза его округлились от боли и обиды, он глухо охнул, сделал неуверенный шаг и мертвым рухнул на кафельный пол. Двое его спутников последовали за ним – один с пулей в виске, другой – с дымящейся раной в левой стороне груди.
В следующую секунду Сарыч сбросил с себя труп Серого, с трудом поднялся на ноги и через голову стащил окровавленный бронежилет.
Остановившись над мертвым блондином, он нравоучительным тоном проговорил:
– Следующий раз не верь своим глазам, салага! Контрольный выстрел никогда не помешает! Впрочем, у тебя никакого следующего раза уже не будет!
Он презрительно сощурил совиные глаза, на всякий случай еще раз выстрелил в голову блондина и, сильно хромая, двинулся в глубину квартиры.
Заглянув в дверь кухни, Сарыч плотоядно ухмыльнулся и призывно проговорил:
– Ну, где же ты прячешься? Выходи к папочке, я тебе больно не сделаю! Ну, что же ты не идешь? Хочешь поиграть с папочкой в прятки? Ну, как знаешь!
Он обвел кухню пристальным взглядом немигающих круглых глаз, принюхался и шагнул прочь – он верил своей интуиции, здесь Василия явно не было.
Точно так же он проверил одну за другой все остальные комнаты и наконец заглянул в спальню.
Остановившись на пороге, он застыл, внимательно прислушиваясь, и вдруг широко улыбнулся:
– Вот ты где, голуба! Кто не спрятался – я не виноват!
Из платяного шкафа доносился негромкий, но отчетливый дробный звук.
Сарыч в один прыжок подскочил к шкафу и дернул на себя зеркальную дверцу.
В шкафу, за ровно развешанными костюмами и пиджаками, прятался бледный и трясущийся Василий Окунь. Его зубы выбивали крупную дробь, как кастаньеты у танцора фламенко. Именно этот звук расслышал Сарыч, войдя в спальню.
– Ну, куда же ты спрятался, голуба! – проговорил беловолосый человек, выдергивая Окуня из шкафа, как морковку из грядки. – Что ты как малое дите? Правда, что ли, думал, что я тебя не найду? Да я бы тебя на том свете и то нашел!
Василий ничего подобного не думал. Он вообще не мог думать – он весь превратился в страх.
Под действием этого страха он как бы перенесся в свое далекое детство, когда маленький Вася сталкивался со своими первыми, глубокими, первобытными страхами. Он боялся темноты, ему казалось, что в этой темноте скрывается что-то невыразимо ужасное – какое-то чудовище, которое только и мечтает о том, чтобы сожрать маленького мальчика. Но тогда, чтобы преодолеть этот липкий, пронизывающий страх, достаточно было с головой накрыться одеялом или спрятаться в платяной шкаф, за мамины платья… эти платья своим теплым, домашним запахом помогали ему преодолеть страх.
Но сейчас он столкнулся совсем с другим страхом, совсем с другой опасностью – взрослой, реальной, смертельной.
И с этой опасностью бесполезно было играть в прятки. Она, эта опасность, играла в совсем другие игры. И играла она в них гораздо лучше Василия.
– Пойдем, что ли! – Сарыч железным кулаком легонько ткнул Окуня в спину. Тот покачнулся и послушно, как тряпичная кукла, двинулся в прихожую.
Сарыч шагнул следом за ним.
Вдруг комната перед его глазами резко качнулась, как корабельная палуба в шторм. Сарыч схватился за стену, с трудом удержался на ногах, сквозь зубы грязно выругался и опустил глаза.
На ковре у него под ногами темнели свежие пятна крови. Цепочкой таких же пятен был отмечен весь его путь от самой прихожей.
Сарыч потрогал свою ногу выше колена. Джинсы были мокрыми от крови.
– Зацепило, зараза! – прошипел он. – А я сгоряча и не заметил. Ну, ничего, кость не задета, как-нибудь
