случае чего треснуть незваного гостя по темечку.
– Лень, да ты чего… – Мужчина отвернулся, сделал что-то со своим лицом и повернулся обратно.
– Толька! – ахнул Маркиз. – Ну у тебя и шуточки!
– Как всегда, – рассмеялся Анатолий Зевако, старинный его знакомый еще по давно миновавшим цирковым годам. – А купился, Ленечка, купился!..
– Да уж. – Маркиз толкнул приятеля к большому зеркалу в прихожей. Там отражались два совершенно одинаковых человека, только одежда была разной. Все остальное – движения, мимика, улыбка, артикуляция при разговоре – было совершенно идентично.
Так вот где Маркиз видел это лицо! В зеркале, по нескольку раз в день…
– Снимаю шляпу! – восхищенно сказал Леня: он очень уважал способных специалистов.
– А как ты сюда попал? – спохватился Маркиз минуту спустя.
– А меня впустила интересная такая девица – опять, говорит, охламон, ключи забыл – и удрала быстро. Видно, опаздывала. Я ей даже ничего не успел объяснить.
– Понятно, почему от меня соседка шарахнулась, – сообразил Леня. – Только что я входил в подъезд – и опять вхожу!
– Ты извини, что я тут похозяйничал – пить захотелось. С попугаем пока по душам поговорили…
– Дур-рак! – послышалось с холодильника. – Откр-рой двер-рь! Ор-решков!
– Перришончик, ты что это так развоевался? – Леня выпустил из клетки большого разноцветного попугая.
Тот больно тюкнул его клювом и перелетел на буфет. На тот факт, что в кухне находятся два Лени Маркиза, попугай не обратил внимания.
– Ему лишь бы орехов давали! А вот давай кота проверим – узнает он меня или нет! – предложил Леня.
Аскольда нашли в Лениной комнате на письменном столе. Он не спал, и даже глаза были открыты и смотрели на мир весьма неодобрительно. Первым подошел Анатолий. Кот подобрался, зашипел, засверкал глазами и даже поднял шерсть на загривке.
– Понял… – Анатолий попятился. – Все понял, больше вопросов не имею…
– Вот видишь, – рассмеялся Леня, – кота не обманешь внешним сходством… он зрит в корень… Аскольдик, – Леня протянул руку, чтобы погладить.
Кот мявкнул грозно и точным движением лапы разодрал руку до крови, после чего кубарем скатился со стола и одним ловким прыжком взвился на шкаф.
– Сдурел ты, что ли? – крикнул Леня.
Кот прошипел со шкафа, что в гробу он видел такие пошлые шутки и таких шутников. Он не позволит морочить себе голову – ишь, тоже нашли карася!
– Тяжело с семьей, – посочувствовал Анатолий, помогая заклеить раны пластырем.
– Ну ладно, – сказал Леня, – а ты чего пришел-то? По делу или так проведать?
– Ой, тут со мной такая история произошла, просто не знаю, к кому обратиться.
– Рассказывай! – Леня сервировал стол и показал приятелю бутылку коньяка.
– Не, я завязал, – вздохнул Анатолий, – пожрать бы…
– Сейчас… – Леня сбросил пиджак и закатал рукава. Потом покосился на попугая, который хитро поглядывал на него с буфета, и унес пиджак в комнату. С некоторых пор Леня принимал меры предосторожности. Вредный Перришон как-то нагадил на лучший Ленин пиджак, и химчистка ничего не смогла поделать. Леня заглянул в холодильник и подумал, что Лолка совершенно обленилась – полдня дома сидела и даже мясо из морозилки не вытащила. Пришлось наскоро приготовить омлет с колбасой и зеленью, еще нашлась в холодильнике банка сардин и коробочка плавленого сыра.
– Ну давай рассказывай! – велел Маркиз после того как все было приготовлено и съедено.
Он налил Анатолию свежего чаю в обычную чашку с красным петухом. Хоть Аскольд и повел себя сегодня недопустимо грубо, все равно, свою персональную чашку Маркиз никому не собирался отдавать.
Анатолий Зевако гордился своей необычной фамилией. Он утверждал, что приходится дальним (очень дальним!) родственником знаменитому российскому адвокату Плевако. Правда, сам он никакого отношения к правосудию не имел.
Анатолий работал в цирке трансформатором.
Не громоздким прибором, понижающим напряжение электричества в сети, а актером, в считаные секунды меняющим внешность.
Он появлялся на сцене в облике популярного эстрадного певца, исполнял коротенький номер, скрывался на несколько секунд за ширмой и тут же появлялся снова, но уже в виде известного политика или телеведущего. Или героя Гражданской войны, персонажа многочисленных анекдотов. За ширмой его ждали наготове двое ассистентов, которые помогали моментально переодеться и загримироваться в соответствии с новой ролью. С одинаковой легкостью он мог перевоплощаться и в мужчин, и в женщин, но все же предпочитал мужские образы. В них он чувствовал себя более уверенно.
– И жил бы я себе припеваючи, – жаловался Зевако, – да пострадал через две непременные и естественные для всякого русского человека причины!
– Это через какие же? – подал реплику Маркиз, поскольку Анатолий явно ее ожидал.
– Известно какие! – тяжело вздохнул Зевако. – Водка и бабы! Если бы не это…
Анатолий начал выпивать. Сначала только по выходным, но потом и в рабочие дни.
– Мастерство не пропьешь! – гордо заявлял он директору цирка Артуру Васильевичу Щекотило в ответ на очередное последнее предупреждение.
Щекотило краснел, бледнел, надувался, как воздушный шар, и грозил суровыми санкциями.
Масло в огонь подлил сам Анатолий, как-то по пьяному делу на спор с клоуном Мандариновым и ради шутки перевоплотившийся в строгого директора.
В полутемном коридоре цирка он столкнулся с главным бухгалтером, который принял его за Щекотило и дал на подпись важные финансовые документы. Зевако эти документы подписал, а когда история вскрылась, директор долго топал ногами, употреблял ненормативную лексику, лишил трансформатора квартальной премии и обещал вообще уволить. Щекотило был человек суровый, скорый на расправу, артисты его боялись и за спиной называли маньяком.
До поры до времени выручала Анатолия только огромная популярность его номера у зрителей. Публика встречала его молниеносные перевоплощения на ура.
Конец его процветанию положила, как было уже сказано, женщина.
Во время гастролей цирка по малым и средним городам России в номере Зевако был предусмотрен специальный финальный аккорд. Анатолий заблаговременно изучал внешность главного местного начальника, готовил его грим, подбирал костюм и в конце своего номера появлялся перед зрителями в образе мэра. В этом виде он говорил несколько ни к чему не обязывающих фраз и показывал какой-нибудь несложный фокус. Зрители встречали это с энтузиазмом, а сам городской начальник относился к такой бесплатной рекламе вполне благосклонно. Особенно если гастроли приходились на предвыборный период. Поскольку все городские начальники хорошо помнили известную фразу вождя мирового пролетариата, что из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк.
Цирк находился на гастролях в одном старинном волжском городе, вошедшем в отечественную историю героической обороной от татаро-монгольских захватчиков, когда в жизни Зевако случился непредвиденный и трагический поворот. Его бессменная ассистентка Анфиса Фуфайкина потребовала, чтобы Анатолий узаконил их длительные, почти семейные отношения.
Анфиса посчитала свое положение двусмысленным и недостойным и потребовала, чтобы Зевако проявил решительность и поставил наконец штамп в паспорте.
Анатолий был в принципе против брака, в особенности считал женитьбу недопустимой для творческих натур, к каковым себя причислял, о чем и сообщил Анфисе в простой и доступной форме.
– Ну ладно, – проговорила ассистентка многообещающим тоном. – Попомнишь ты этот разговор… творческая натура! Будешь знать, на что способна рассерженная женщина!
– А я был маленько выпивши, – пожаловался Анатолий, – и не придал ее словам значения… через то и погорел!
