Тетки закрыли за ней дверь и устремились следом, старательно отсекая Веру от жилых комнат и подталкивая к кухне.
Вера не стала сопротивляться превосходящим силам противника, она послушно проследовала на кухню и, не спрашивая разрешения, уселась на свободный стул.
– Чаю нальете? – спросила она довольно сухо. – Или опять устроите литмонтаж по системе Станиславского?
– Чаю? – переспросила Лида. – Не знаю, есть ли у нас чай… ведь мы живем очень, очень бедно! Впрочем, тебя это, конечно, ничуть не интересует!
– Конечно! – тут же подхватила Зоя, словно приняла точный пас. – Вы там, во Франции, не интересуетесь своими бедными родственниками. Вместо помощи вы норовите отнять у нас последнее. Пусть мы здесь умираем с голоду…
Тетки отнюдь не были похожи на голодающих. Наоборот, им не мешало бы сбросить несколько килограммов, особенно Лиде. Да и кухня не производила впечатления вопиющей бедности. На самом видном месте красовалась новенькая микроволновка, на буфете стояли вазочка с ореховым печеньем и коробка бельгийских конфет. Лида, перехватив Верин взгляд, переместилась так, чтобы закрыть эти лакомства своим широким задом. Зоя же тем временем продолжала:
– Да разве наши невзгоды кого-то интересуют? Да о чем ты говоришь! Она ведь за все это время ни разу даже не прислала денег на оплату коммунальных услуг!
– Что?! – Вера, хотя и дала себе слово не срываться и не поддаваться на провокации, на этот раз не выдержала. – Что?! Выходит, вы живете в моей квартире, и я же еще должна оплачивать коммуналку?
– А как же?! – возвысила голос Лида. – Ведь это же твоя квартира! Почему же мы должны за нее платить?
– Чему ты удивляешься? – подхватила Зоя. – Некоторые так умеют устроиться – любо-дорого! Некоторые умеют чужими руками жар загребать, чужими руками доставать каштаны из огня. Мы с тобой так не умеем и уже никогда не научимся. Да, мы с тобой скоро останемся на улице, без крыши над головой…
– Одну минутку! – не удержалась Вера. – Насколько я помню, у вас была своя собственная квартира. Где-то ведь вы жили до того, как переехали сюда…
– Чтобы ухаживать за твоей больной матерью! – добавила тетя Лида и промокнула платком сухие глаза. – Бедная, бедная Маргарита! Если бы она была жива, она никогда не позволила бы выкинуть нас на улицу…
– Опять вы об этом! – возмутилась Вера. – Я спрашиваю – что с вашей собственной квартирой?
Тут у нее мелькнула догадка:
– Вы ее, наверное, сдаете? Да, наверняка так и есть, как я сразу не догадалась! Вы сдаете свою квартиру, а живете в моей!
– Как ты могла так подумать! – Зоя побагровела и чуть не полезла на Веру с кулаками. – Как у тебя язык повернулся!
– Да, как язык повернулся! – подхватила Лида. – Да мы с него копейки не берем!
Она тут же прикусила язык, но было поздно: слово – не воробей, вылетело – не поймаешь!
– С него? С кого – с него? – осведомилась Вера.
– С Симочки… – призналась Лида, и на ее лице неожиданно проступило подлинное чувство.
Тут Вера вспомнила здоровенного красномордого мужика, которого она видела один-единственный раз. Кажется, его звали Серафим, и он доводился племянником то ли Лиде, то ли Зое. Вот уж кому совершенно не подходило его имя! Ведь Серафим – это какое-то божественное создание, что-то сродни ангелу…
– Должен же бедный мальчик где-то жить? – проворковала тетя Зоя, и лицо ее порозовело от нежности.
Когда Вера уезжала во Францию, Серафиму уже перевалило за тридцать, значит, сейчас «бедному мальчику» близится к сорока!
– Но мы его не дадим в обиду! – выпалили тетки хором и встали плечом к плечу, давая понять, что примут ради дорогого племянника любые пытки.
– Да его никто и не обижает… – пробормотала Вера, опустив глаза. – Кто его обидит, тот трех дней не проживет…
– Что? – подозрительно переспросила тетя Лида.
– Да ничего! – Вера поняла, что нужно уходить, иначе вся эта семейная сцена плохо кончится. – Вот только что. Я хочу забрать кое-какие мамины вещи…
– Какие еще вещи? – насторожилась Зоя. – Все вещи бедной Маргариты мы давно выбросили, а то ведь, ты понимаешь, говорят, что эта болезнь заразна…
– Но хотя бы фотографии вы оставили?! – проговорила Вера, едва сдерживаясь.
– Ну, что ты так кричишь? – с самым невинным видом отозвалась Лида. – Никто не трогал твои фотографии, кому они нужны… Кажется, в кладовке осталась какая-то коробка…
Она удалилась с тем же видом королевы, удаляющейся в изгнание. Мол, это она первой захватила плацдарм в этой квартире.
Вера сидела, мрачно уставившись в стол, и водила ногтем по клеенке. На душе было скверно.
Наконец Лида снова появилась в дверях кухни.
В руках у нее была картонная коробка, из которой выпирали какие-то бумаги и папки.
– Вот все, что здесь осталось твоего! – проговорила тетка, протягивая коробку Вере. – Не беспокойся, мы здесь ничего не трогали.
– Нам чужого не нужно! – подхватила Зоя.
Вера сжала зубы, чтобы не сорваться, прижала к себе коробку и направилась к выходу.
На этот раз тетки дружно провожали ее и даже открыли перед ней дверь – видимо, очень уж им хотелось, чтобы она поскорее отсюда убралась…
Вера медленно спустилась по лестнице, вышла из подъезда.
По щекам ее ползли злые слезы, и она даже не могла их вытереть, потому что руки были заняты коробкой.
Подойдя к краю тротуара, она попыталась махнуть рукой проезжающим машинам, удерживая другой злополучную коробку.
Разумеется, ничего хорошего из этого не получилось – коробка упала, и ее содержимое рассыпалось по тротуару.
Это переполнило чашу Вериного терпения. Слезы хлынули из глаз просто ручьем, как будто где-то там, внутри Веры, прорвало вентиль. Она опустилась на колени и стала собирать разлетевшиеся бумаги, газетные вырезки, фотографии, из последних сил сдерживаясь, чтобы не рыдать в голос.
Вдруг рядом с ней остановилась машина. Из нее выбрался мужчина, подошел к Вере и проговорил:
– Что случилось? Подождите, я вам помогу…
– Проезжайте! – проговорила Вера сквозь слезы и отмахнулась от незваного доброжелателя. – Проезжайте, говорю!
– Вы же, кажется, хотели остановить машину… Да что с вами такое? – Мужчина опустился рядом с Верой на колени, взял ее за подбородок. – Что стряслось?
– Не ваше дело! – огрызнулась Вера. – Да кто вы такой?
– Вы меня не узнаете?
Только теперь она разглядела его. Это был тот мужчина, с которым они познакомились на Надиных похоронах. Как же его зовут… ах да, Матвей, Матвей Громов!
Матвей ехал по своим делам, как вдруг увидел на углу молодую женщину с коробкой. Коробка закрывала ее лицо, но в фигуре женщины, в ее осанке было что-то неуловимо знакомое. На какое- то мгновение у него промелькнула дикая мысль – Матвею показалось, что это Надя, чудесным образом воскресшая…
Он тут же отбросил эту мысль и пригляделся к женщине.
Она попыталась махнуть рукой, чтобы остановить машину, не удержала свою коробку и уронила ее на тротуар.
И только тут Матвей узнал ее.
Широкие скулы, осыпанные мелкими веснушками, были мокры от слез, глаза необычного разреза
