самое дорогое. Ноги у него были кривые и очень волосатые. Маргарита же и не подумала испугаться, она даже не смутилась. Она улыбалась – чуть виновато, но, как обычно, легко и меланхолично.
Федор так удивился, что мгновенно успокоился. Больше ему не хотелось ее убивать.
– Пошел вон! – устало сказал он мужику, тот забормотал насчет того, что он эту бабу видит второй раз в жизни и понятия не имел, что она замужем.
– Это правда? – спросил Федор. – Ты его едва знаешь?
– Ага! – весело подтвердила Маргарита.
Мужик поспешил убраться, наступая на шнурки от ботинок, надетых на босу ногу. На прощание Федор все-таки засветил ему в глаз. Мужик принял наказание смиренно.
Федор аккуратно запер за ним дверь и вернулся в спальню, где Маргарита все так же сидела на кровати, не удосужившись накинуть на себя хоть что-нибудь. В его дом она привела первого встречного кривоногого козла и спала с ним на семейной постели. Простыни не удосужилась поменять!
Но злости у Федора не было, только всепоглощающая усталость.
– Зачем? – проскрипел Федор не своим голосом. – Зачем ты это сделала?
– Ну Пусик… – протянула она, по-прежнему улыбаясь, – мне просто вдруг захотелось… Он для меня совершенно ничего не значит – так, ерунда, незначительный эпизод…
– Ты думаешь, мне от этого легче? – спросил он тихо. – Ты изменила мне с первым встречным…
Он тут же замолчал, потому что ее улыбка на миг стала насмешливой. Только на секунду, Маргарита тут же отвела глаза, но он все понял. Вспомнил про машину у гостиницы – теперь ясно, что там делала его жена, вспомнил про Нинкин звонок, про многие нестыковки и не слишком правдивые отговорки и сообразил наконец, что жена изменяет ему далеко не в первый раз.
– Убирайся из моего дома! – загремел Никодимов. – Убирайся немедленно, или я тебя убью! Подушкой придушу, в ванне утоплю, с балкона выброшу!
Со злобным удовлетворением он увидел, что мерзкая улыбка наконец сползла с лица Маргариты. Ее проняло, очевидно, Федор выглядел страшно – растрепанный, красный, с дикими глазами. Он и вправду готов был убить жену, руки сами тянулись к ее горлу. Маргарита взвизгнула, соскочила с кровати и побежала из спальни, некрасиво виляя задом. Федор кинул ей вслед домашние тапочки – больше ничего под рукой не оказалось.
Через десять минут хлопнула дверь – видимо, он здорово нагнал на Маргариту страху. Федор походил по квартире, разглядывая разбросанные вещи.
Домработницу Маргарита небось отпустила на все время его командировки, чтобы никто не мешал ей оттянуться вволю.
Федор скрипнул зубами и с размаху хлопнул кулаком по столешнице. Боль отрезвила, и он тут же вспомнил про универсальное лекарство, которым мужчины лечатся от всех неприятностей в жизни, будь то незапланированная проверка налоговых органов или же некстати вывернувший из переулка лох на «Жигулях», влетевший в их дорогие «Ауди» или «Мерседесы».
Федор достал из бара бутылку коньяка, налил себе полстакана и закусил начатой плиткой шоколада. Спиртное приглушило злость, теперь на него накатила жуткая, свинцовая тоска. Хотелось сесть на задние лапы и завыть – художественно, с переливами, как одинокий волк воет на луну морозной зимней ночью. От шоколада свернулся в желудке тошнотный тяжелый ком.
Позвонила теща, будучи уже в курсе. Едва услышав по телефону ненавистный приторный голос, Федор послал ее таким художественным матом, что сам себе удивился. Но легче не стало.
Еще через некоторое время раздался звонок в дверь. Федору было так плохо, что он решил открыть, кто бы там ни был – соседи, милиция, теща с топором или тесть с винтовкой Мосина образца одна тысяча восемьсот девяносто пятого года. Все же люди, а то от одиночества и вправду сбрендить можно.
За дверью стояла Нина, та самая учительница с квадратной грудью и в жутких очках.
– Заходи! – Федор посторонился.
– А бить не будешь? – опасливо спросила Нина. – Я вообще-то ненадолго, за ее шмотками…
– Да забирай все… – вяло ответил Федор.
Нинка потащилась за ним на кухню.
– Пьешь? – с пониманием спросила она. – Ну-ну…
Федор достал из буфета второй стакан.
– Только я без закуски не буду! – оживилась Нина и по пояс скрылась в холодильнике.
Маргарита хозяйством не занималась, готовить она совершенно не умела – еда ее вообще не интересовала, она хотела как можно дольше оставаться стройной, чтобы, как сейчас понимал Федор, продолжать и дальше весело проводить время с мужиками. От тещиной стряпни Федор отказался наотрез. Домработница готовила из рук вон плохо, но зато покупала кучу готовых продуктов.
Они закусили коньяк маринованной селедкой и полукопченой колбасой.
– Ну, какого же черта… – выдохнул Федор, чувствуя, как внутри развязывается накрепко затянутый заскорузлый узел, – хоть ты мне скажи, зачем… ну какого рожна ей не хватало?
– Не рожна, а… – Нина спокойно назвала интересующую Маргариту вещь своим именем, – именно их ей и не хватало. Чем больше, тем лучше, и количество в качество у нее не перерастало. Ей все равно, какой мужик – высокий или маленький, блондин, брюнет, богатый, бедный, – лишь бы с этим делом все в порядке было! Сама говорила – как увидит мужика, которого захочет, – так все, сдержать себя не может, сразу на него набрасывается!
– Да не может быть…
– Отстань ты! – Нина выпила еще и с размаху поставила стакан на стол. – Она же нимфоманка, понимаешь? У нее же подруг никаких нету, с ней девки общаться боятся, потому что Ритка норовит всех увести! Мужей, любовников, у одной нашей училки брата двоюродного от невесты увела! Поматросила и бросила, а свадьба-то сорвалась! Девчонка та едва из окна не выбросилась от отчаяния!
– А ты как же? – полюбопытствовал Федор и тут же понял, что сморозил глупость.
– Что я? – глухо ответила Нина. – На меня мужики не смотрят, со мной ей делить нечего…
Федор не то чтобы успокоился, просто никак не мог поверить, что все это говорится про его жену, поэтому воспринимал разговор отстраненно, вроде как фильм по телевизору смотрел.
– В школе, сам понимаешь, с мужиками негусто, – продолжала Нина, – так все, кто есть, у нее в постели перебывали! Физрук, трудовик, алкаш последний, еще этот, по гражданской обороне, отставник, хотя лет ему уже под шестьдесят! Да она с учениками старших классов только потому не спит, что боится – родители узнают и тогда посадят ее за развращение малолетних!
– Ни фига себе учительница! – ахнул Федор.
– И ведь дура такая, – усмехнулась Нина, – ладно бы за деньги с мужиками трахалась – ну, чтобы совместить приятное с полезным. Так нет, о деньгах вообще не думает: таких придурков выбирает – ни рожи у них, ни кожи, ни жилплощади!
Федор вспомнил сегодняшнего волосатого типа и не мог не согласиться.
– Два раза вроде бы замуж собиралась, – продолжала Нина, – из дома к женихам переезжала: не хватало терпения подождать хотя бы до регистрации, захорошит ей какого-нибудь мужика, она все бросит – и к нему бежит.
Федор угрюмо молчал. Теперь он понял, отчего в доме у родителей Маргариты такая вопиющая нищета. Ей просто ни до чего не было дела. То-то теща срочно тащила из его дома все, что плохо лежит! Знала, что доченька ее долго тут не продержится и малина эта накроется медным тазом!
– А ты спрашиваешь, какого ей рожна… – Нина налила себе еще коньяку, – теперь ясно?
– Чего же ты молчала? – рявкнул Федор. – Из меня дурака делают, а они все…
– Только мне и дела, что по всем ее мужикам бегать и предупреждать! – огрызнулась Нина. – Только мне и забот! Толком человека не узнал, в загс сразу потянул – сам теперь и разбирайся! Да не переживай ты так! – добавила она, видя, что Федор совсем пал духом. – Она того не стоит… И денег с тебя она много не слупит за развод, она баба не жадная, ей другое нужно…
Теперь, сидя в машине и вспоминая, чем закончился его второй брак, Федор вздохнул так тяжко, что водитель оглянулся на него с тревогой. Федор кивнул – я в порядке, а ты там посматривай…
Он многое отдал бы за то, чтобы узнать, о чем разговаривают сейчас в ресторане те двое – Верзеев, чиновник, от которого зависело получение заветного контракта, и Старостин – тот, кто требует, чтобы
