– Да как ты смеешь, деревенщина, поднимать на меня руку! – воскликнула Агриппина, попятившись. – Что будет, если об этом узнает мой брат?!
– Ах, что будет! Просто страшно об этом подумать! – раздался от двери писклявый, издевательский клоунский голос. – Должно быть, он страшно разгневается!
Агриппина повернулась к двери – и увидела закутанную в плащ фигуру. Лицо ее было закрыто смеющейся маской, но она не скрывала светлых вьющихся волос и подбородка с ямочкой – известного всему Риму подбородка ее очаровательного брата, ее злобного и развратного брата, Гая Юлия Цезаря Калигулы.
– Здравствуй, сестричка! – пропищал император и ловким движением сменил маску – теперь на нее смотрело гневное, яростное лицо театрального злодея, и голос Калигулы тоже изменился вместе с маской: теперь он был хриплым и злобным, как у сицилийского пирата:
– Не ждала?
– Чего ты хочешь, брат? – пролепетала Агриппина, побледнев. – Зачем ты пришел в такой час?
– А что – я больше не император? – Калигула отбросил маску, показав собственное лицо – куда более страшное и разгневанное, чем маска. – Я больше не хозяин в этом городе? Я не могу приходить, куда захочу и когда захочу?
Агриппина молчала, пытаясь понять, что вызвало гнев брата.
В это время откинулась занавеска, закрывавшая вход в соседнюю комнату, и в спальню вбежал маленький Луций. Короткая детская туника сползла с его плеча, на шее болталась золотая булла на кожаном ремешке.
– Мама, мамочка! – закричал он и зарылся лицом в колени матери. – Мамочка, кто тебя обижает? Я накажу его! – он отстранился от Агриппины, повернулся к преторианцам и императору и погрозил им кулачком.
– Ах, какой у тебя смелый защитник, сестрица! – Калигула ухмыльнулся. – Он меня и вправду напугал! Пожалуй, я не буду тебя обижать! Лучше я сделаю тебе подарок!
Лицо императора разгладилось, теперь оно выражало не гнев, а насмешку и фальшивое добродушие. Агриппина испугалась еще больше – она знала, что такое выражение на лице ее брата никому не предвещает ничего хорошего.
Но маленький Луций, похоже, немного успокоился. Он отступил от матери и захлопал в ладоши:
– Подарок, подарок! Я люблю подарки!
– Где же мой подарок? – Калигула повернулся к преторианцам, и один из них подал ему кожаный мешок.
– Как ты думаешь, сестричка, что в этом мешке? – Калигула насмешливо взглянул на сестру и потянул за кожаные завязки.
Агриппина схватилась за грудь.
Мешок упал на пол, раскрылся – и из него выкатилась голова. Нос с горбинкой, шрам на левой щеке…
Агриппина узнала Марка Пизона, и сердце ее провалилось куда-то вниз живота.
Марк смотрел прямо на нее широко открытыми мертвыми глазами.
– Узнаешь, сестричка, своего любовника? – гневно прогремел Калигула. – Узнаешь, волчица?!
– Это плохой подарок! – прохныкал маленький Луций и вновь прижался к коленям матери.
– Тебе он не нравится? – Калигула повернулся к племяннику. – А он и не тебе предназначен! Это подарок для твоей мамочки. Думаю, он ей понравился – ведь ей нравился этот человек, пока он был целым, с руками, ногами и другими частями тела!
Агриппина почувствовала, что сейчас упадет без чувств, и сжала волю в кулак: она не могла себе позволить такую слабость в присутствии сына и брата!
Вдруг боковая дверь открылась, и в спальню вошел ее муж.
– Что здесь происходит? – проговорил он хриплым спросонья голосом. Затем огляделся, узнал императора и поклонился.
– То, что здесь происходит, не касается тебя, старик! – бросил ему Калигула. – Мы с сестрой как-нибудь сами разберемся!
– Все, что происходит в моем доме и в моей семье, касается меня! – возразил пожилой мужчина. – Я – Гней Домиций Агенобарб, мои предки были трибунами, консулами и полководцами, и я никому не позволю хозяйничать в моем доме!
Двое преторианцев шагнули к Гнею Домицию, один грубо схватил его за плечи, другой приставил к груди меч и оглянулся на Калигулу, ожидая приказа.
– А ты смелый, старик! – задумчиво протянул император. – В наше время осталось так мало смелых людей! Пожалуй, я не буду тебя убивать. Я вот думаю, что сделать с твоей женой… Понимаешь, старик, она завела шашни вот с этим молодчиком, – он пнул ногой голову Марка Пизона. – Это бы еще ничего, нам с тобой нет до этого дела. Хуже другое – она и ее сестрица задумали устроить переворот и поставить его на мое место, а уж этого я никак не мог допустить! Ну, с этим-то все ясно, а вот как поступить с моими сестрами?.. – Он изобразил глубокую задумчивость, затем проговорил: – Убить? Это слишком просто, да и жалко убивать таких красивых женщин. – Император еще немного помолчал и усмехнулся: – А может, отдать их солдатам преторианской гвардии? Пусть ребята немного развлекутся! Они заслужили такой подарок, правда, старик?
Гней Домиций рванулся к нему, но преторианцы удержали его на месте.
– Что, старик, тебе не нравится такая идея? – насмешливо протянул Калигула. – Признаться, мне она тоже не очень по душе. Ведь это же не простые девки, они – сестры императора! В их жилах течет кровь Цезаря и Августа! – Он сделал паузу и проговорил таким тоном, словно эта мысль только что пришла ему в голову: – Вот что, старик! Я отправлю их в ссылку!
* * *На репетицию Александра вбежала последней, когда все уже сидели на местах. К счастью, прокатывали эпизод без нее.
– Привет! – она подсела к Зине Ласточкиной, безобидной травести, которая ни с кем никогда не ссорилась по причине легкого характера. – Как тут у вас?
– А, привет, – вяло отозвалась Зина. – Да как… все потихоньку… Колонкова в отпуске, Ирку Слезкину со спектаклей наконец сняли. Как говорится, затягивай живот, не затягивай – все равно, шестой месяц пошел, беременность не скроешь. Наш тут разорался – или, говорит, рожать, или в театре играть. А вы, говорит, бабы, хотите все успеть, вот ничего у вас и не получается!
Александра хмыкнула – Зинаида очень похоже передразнила режиссера.
– Ирка расстроилась, чуть не родила прямо тут, от стресса, – продолжала травести.
– Да ну?!
– Вот тебе и ну! Наш-то сказал, чтобы она после декрета не возвращалась, он ей ролей не даст. Начнутся, говорит, пеленки-распашонки, игрушки-погремушки, этак каждая захочет рожать. И будет у нас не театр, а ясли-сад!
– Зато ребеночка родит… – Александра не успела сдержать вздох. Зинка, хоть и была вялой амебой, но далеко не дурой. Она удивленно воззрилась на свою собеседницу и уже открыла было рот для вопроса, но тут раздался грозный рык главного:
– Эй, вы там! Может, прекратите языками молоть и дадите остальным работать?!
Зина испуганно примолкла, а Александра отчего-то обиделась. Ведь он ее видел, а даже ни словом, ни взглядом не выразил… ничего! Все-таки они две недели не виделись… Ладно, на репетициях он грубит, это все знают, но она все же не Зинка Ласточкина! Она – это она, Александра Соколовская, одна из ведущих актрис театра, она – близкий ему человек!
Репетиция пошла своим чередом. Александра выбросила из головы неуместную обиду и посторонние мысли и окунулась в работу. Медеников строг, капризен, он может разораться из-за пустяка, но, если он
