Над мужчиной стояли двое – худощавый человек средних лет, в забрызганной кровью рубашке и кожаном фартуке, и молодой человек с бледным от страха лицом. Мужчина в фартуке был вооружен острым узким ланцетом, которым он что-то делал в животе несчастного пациента.
– Господин доктор! – обратился к хирургу горбун. – Эти господа пришли к вам.
– Вы из Комитета? – осведомился хирург, повернувшись к посетителям. – О, я вижу гражданина Робеспьера! Это большая честь для меня! Позвольте представиться – доктор Гильотен...
Хирург снял окровавленный фартук, вручил ланцет молодому человеку и приказал:
– Луи, доведи до конца операцию!
– Но доктор... – запротестовал тот. – Я никогда прежде этого не делал!
– Все когда-нибудь бывает в первый раз! Ты достаточно долго учился! – безразлично ответил врач и пошел навстречу гостям, на ходу надевая камзол. – Прошу, господа, то, что я хочу вам показать, находится в соседней комнате.
Комната, куда он их привел, была куда меньше и не так хорошо освещена. Значительную ее часть занимало странное устройство, напоминавшее оконную раму, в верхней части которой был закреплен широкий косой нож.
– Я зову ее Луизон, – с нежностью проговорил доктор Гильотен. – Моя маленькая Луиза!
– Как она действует? – спросил Анрио, с живейшим интересом разглядывая загадочное устройство.
– Извольте полюбоваться, – доктор взял с полки деревянную куклу в наряде священника, положил ее на подставку в нижней части своего устройства. Голова игрушечного священника оказалась в специальном углублении. Доктор опустил сверху на шею куклы доску с прорезью, так что шея кюре оказалась заключена в колодку.
– А теперь – вот так! – Гильотен отвернул винт в верхней части рамы, нож со свистом упал, и голова куклы, отделившись от туловища, рухнула в специальную корзинку.
– Браво! – воскликнул Анрио, и глаза его заблестели. – Отличная игрушка!
– Это не игрушка, – обиженным тоном возразил доктор. – Это замечательное изобретение, способствующее улучшению нравов. Моя маленькая Луиза создана для того, чтобы служить милосердию и справедливости...
– Каким же образом? – осведомился Робеспьер, до этой минуты хранивший молчание.
– Извольте, сударь, я вам охотно объясню! Сначала – о милосердии. Когда преступников казнят устаревшими способами – через повешение или отделение головы, – их смерть бывает чрезвычайно долгой и мучительной. Петля иногда плохо затягивается, неопытный палач может не справиться с топором... один раз в Нанте осужденному отрубили голову только с двенадцатого удара...
– Достаточно. – Робеспьер поморщился. – Избавьте меня от этих подробностей.
– Как вам будет угодно, сударь! Во всяком случае, как врач, я должен сказать, что такой способ казни весьма удобен и гигиеничен. Смерть осужденного будет мгновенной.
– Я понял. А что насчет справедливости?
– Сейчас преступников...
– Или врагов революции!
– Совершенно верно, или врагов революции! Так вот, сейчас их казнят в зависимости от сословной принадлежности: дворян обезглавливают, простолюдинов вешают. Если же на смену этим негуманным видам казни придет моя маленькая Луиза, всем без исключения будет предоставлена одинаковая – по способу осуществления – казнь...
– Да, вы правы! – задумчиво проговорил Робеспьер. – Нужно взять это устройство на вооружение! Как ты считаешь, Анрио?
– Отличная игрушка! – повторил тот. – Конечно, нужно ее опробовать на людях. У нас есть несколько приговоренных, ожидающих казни уже более недели. Палач не справляется со своей работой. Только знаете что, доктор? Я дал бы ей другое имя! Ведь вы, можно сказать, ее отец, так что в вашу честь я назвал бы эту славную игрушку гильотиной. Тем самым ваше имя навеки войдет в историю!
– Я весьма польщен! – Доктор Гильотен скромно поклонился.
– Что так долго? – шепотом накинулась на нее Светка. – Мне за дополнительную работу никто не платит!
Вероника взглянула на нее в упор, и Светка замолчала на полуслове, как будто подавилась своими словами.
В помещении царил все такой же беспорядок, хотя стало чуть почище. Довольная Нинель Васильевна отмывала пол в том месте, где стояла кадка с ненавистным ей растением.
Вероника уселась на свое место за стойкой, хмуро глядя прямо перед собой. Клиентов не было, в последнее время дела в фотоателье шли неважно. И то сказать, какая-то у них черная полоса – то шеф в аварию попал, то офис ограбили.
Хотелось есть. Или хотя бы чаю выпить. Опять у нее с утра не было во рту ни крошки. В конце концов, она не манекенщица, чтобы питаться листьями салата!
Вероника нагнулась и пошарила в ящике стола, там хранился ее НЗ – пачка печенья. Но нашла только пустую упаковку и крошки. Так и есть – Светка Соколова назло ей все съела! У Вероники потемнело в глазах от злости. Ну погоди, Светка, столкнемся мы как-нибудь с тобой на узкой дорожке!
И в это время на пороге холла возникла Юлия. Первой ее заметила Светка Соколова. Она подбежала к Юлии на полусогнутых ногах, кланяясь, как китайский болванчик. Вероника только усмехнулась про себя, подумав, что Светка зря старается – жена шефа ее просто не заметит. Потому что в ателье вошла все та же высокомерная красотка, глядевшая поверх голов других людей.
– Здравствуйте, – бросила она, ни к кому не обращаясь, и прошла через холл в кабинет своего мужа, который временно занимала Анна Валерьевна.
– Видали? – Светка сияла. – Какая красотка! Настоящая фотомодель! Наверное, она теперь у нас вместо Миши будет хозяйкой! Вот тогда все изменится...
– Ты что – уже человека похоронила?! – возмутилась Вероника.
– И то верно, не болтай глупости! И не топчи здесь по чистому! – Нинель замахнулась на Светку тряпкой.
В это время из кабинета послышался раздраженный голос Юлии. Анна Валерьевна отвечала ей что-то тихим тоном.
– Это черт знает что! – Дверь распахнулась так резко, что ручка стукнула в стену. Вероника готова была поклясться, что Юлия толкнула дверь ногой. – Что у вас происходит?!
– Вы же знаете, ночью в ателье был взлом, – ровным голосом ответила ей бухгалтер, – сейф вскрыли. На первый взгляд ничего ценного не пропало. Финансовые документы целы, денег больших я в сейфе никогда не держу. Я не стала говорить об этом Михаилу Юрьевичу по телефону, чтобы не взволновать его.
Голос ее звучал нарочито спокойно, но Вероника поняла, что ей трудно дается это спокойствие, ей неудобно, что этот разговор слышат подчиненные. Юлия же просто кипела от злости. Поджатые губы казались узкими, глаза щурились.
«И вовсе она не красавица, – злорадно подумала Вероника, – глаза выглядят маленькими, да и нос длинноват...»
– Если вы говорите, что ничего не пропало, – Юлия сделала над собой усилие, чтобы говорить спокойно, – то куда же она делась?
– Да что случилось-то?! – не выдержала Нинель Васильевна. – Что пропало?!
