он спускался по ночам к реке, дабы там поэкспериментировать с отражениями в водной глади, и от своего увлечения стала одержимой – иначе было не объяснить ее неожиданного поступка, когда она выкрала у Валги ключи от подвальных запасников. И еще тогда Сколот заметил, что ключей три, а входная железная дверь запирается на два внутренних замка. Надо было искать, от чего этот третий: скорее всего, самое ценное, спрятанное от постороннего глаза и доступа, хранилось где-то за отдельной дверью.
Там и мог быть соларис, если Стратиг не отвез его в Поднебесную…
По сведениям экскурсоводши, в запасниках стояло зеркало самого графа Калиостро, в которое якобы гляделся Наполеон, когда был в усадьбе князей Друцких-Соколинских близ Смоленска, и разбил его ударом кулака, увидев свое поражение и позор. Простое, в прямоугольной раме, старое зеркало там и в самом деле нашлось, и яркое отражение кулака полководца тоже было – в виде белесой вмятины и лучистых трещин. Но сколько бы они ни вертели его и сами ни вертелись, ничего необычного не увидели.
Стоя у зеркала, Сколот посветил в разные углы просторного подвального помещения и понял, что таким образом ничего не найти среди этих завалов забытых людьми вещей. А еще Дара все время цеплялась за куртку, чтобы далеко не отходил. Когда, разочарованные, они поднялись по ступенькам, Дара демонстративно закрыла подвалы и унесла ключи, чтоб незаметно вернуть Валге. Сколот остался возле флигеля. Сначала он обошел вокруг, затем поднялся по скрипучей лестнице в чердачную светелку, где был приют для Странников. И убедившись, что никого нет, сел под дуб недалеко от входа, сцепил руки, обхватив колени, сжался в комок и замер.
Тело налилось подвижной ртутной тяжестью, а в кронах парка зашумел ветер.
В этой позе его и застала экскурсоводша, подкравшись и внезапно посветив в лицо фонарем:
– Ты что здесь делаешь?
Сколот не отозвался. Дара недоверчиво подбежала к двери флигеля, подергала за ручку, затем проверила вход в подвалы.
– Эй, ты что хочешь? – спросила испуганно.
– Отойди, – сквозь зубы процедил он. – Подальше.
– Почему? Зачем?
– Сейчас будет пожар.
– Какой пожар? Ты что?..
– Флигель загорится, уйди.
– Прекрати сейчас же! – Она вцепилась в его куртку. – С ума сошел?!.. Я так и знала – что-нибудь выкинешь! Нельзя на минуту оставить! – И, словно металлическая стружка к магниту, притянулась к его боку, а волосы ее взметнулись дыбом и защелкали искрами статического напряжения. Дара попыталась отодрать руки, но прилипла еще плотнее и зажужжала, как увязнувшая муха: – Не поджигай! Там хранилище… Столько забытых вещей! И флигель жалко…
– Погоди… – выдавил он. – Если солариса там нет, не загорится.
– Все равно не смей! Сам же говорил – это мечта человечества… это будущее… Ну послушай меня! Зачем?.. Своими руками?..
Ее намагниченный голос увядал, речь становилась бессвязной. Потом она и вовсе замолчала, ибо даже дышала с трудом. С волос теперь, словно из костра, поднимались искры и таяли в дубовых ветвях. Показалось, в зарешеченных окнах вспыхнуло пламя, но это мигнул ярким светом брошенный на землю фонарик – перегорели батареи. Сторожевой старый пес прибрел к флигелю, тревожно понюхал воздух, огляделся и так же неспешно удалился со вздыбленной на загривке шерстью.
Когда начало светать, Сколот расцепил руки, экскурсоводша тотчас оторвалась от его куртки, откатилась в сторону, однако тут же вскочила на ноги и обрела голос:
– Ну что ты делаешь, блаженный?! Только пожара нам здесь не хватало! Да тебя надо изолировать!
– Солариса здесь нет, – проговорил он, разгибая очужевшее тело. – Стратиг сдал…
– Что?!..
– Я столько горькой соли съел, чтобы восстановить технологию топлива! И вот так, за здорово живешь, отдать китайцам?! А они нам что дали? Порох?!
– Не кричи – сторожа разбудишь! – вдруг спохватилась Дара. – Лучше принеси огнетушитель. У входа висит…
– Нет, я понимаю – борьба Востока и Запада, – зашептал Сколот, – равновесие полюсов, баланс сил… Но почему опять за наш счет? Да, я рассуждаю эгоистично…
– Не рассуждай, – наставительно оборвала экскурсоводша. – Повинуйся року.
– Я и повинуюсь, – облегченно отозвался он.
Дара оббежала флигель, придирчиво заглядывая в окна, принюхалась.
– Нет, вроде дымом не пахнет… А если где затлело? Ты что? Полыхнет, и пожарка не успеет. Там столько экспонатов!
– Не бойся. Здесь уже не загорится.
Она не поверила, покрутила пальцем у виска и убежала за огнетушителем. В это время за воротами парка блеснул и погас свет автомобильных фар, и поспешность, с которой из музея выскочил сторож, встряхнула Сколота – это мог быть Стратиг! Когда машина въехала на территорию музея и зарулила на стоянку, он уже стоял там, преграждая путь.
И увидел сквозь лобовое стекло расплывчатое женское лицо, обрамленное узором серебристого венца…
Водительская дверца распахнулась, но Зазноба не вышла из машины, а лишь выставила свои маленькие ножки и стала снимать ботинки.
– Семь часов за рулем, устала, – как ни в чем не бывало проговорила она. – Не обращай внимания… Приехала на Мауру, а тебя нет, только старое кострище. Рассказывай, как сбежал с горы.
Сколот обошел машину, заглянул внутрь – на заднем сиденье лежала его зачехленная гитара.
– Следом за журавлями, – скупо отозвался он, сдерживая накат мутной волны предчувствия. – Косяк в ловушку занесло…
– У тебя все просто. Помню, критическая масса желания…
– И это не всегда помогает, – признался он, вспомнив зал времени. – Меня преследуют неудачи.
– Из круга Валги не вырвешься…
– Ты привезла гитару? – поинтересовался он, подавляя желание спросить об отце.
Зазноба с удовольствием вытянула босые беспалые ноги.
– Как и обещала… Эх, поспать бы немного… Ты где здесь обосновался? В приюте для Странников?
– Нет, у меня будка на причале. – Сколот извлек гитару из машины и стащил чехол. – Хочешь, провожу?
– Лучше спой, – попросила Дара.
Он перебрал струны непослушными, отвыкшими пальцами и играть не стал.
– Знаешь, без твоих песен стало пусто в переходе на Пушкинской, – проговорила Зазноба. – Там теперь какой-то парень поет, о гении-алхимике, собственного сочинения. На вид вас не отличить… И по выходным – целая группа из девушек с гитарами и в кожаных одеждах. Исполняют твои песни. Народу собирается, даже на улице стоят… Еще поклонники приходят, особенно поклонницы. По всей Москве висят твои портреты. «Найти и обезвредить особо опасного преступника». Оказывается, ты насильник, фальшивомонетчик и террорист. А кто-то рядом рисует графитти, пишет, что ты – гений. Реклама такая. На твоей точке до сих пор держат засаду, надеются – вернешься…
– Иногда скучаю по тому времени, – сказал Сколот, однако развивать ностальгические признания не стал, опасаясь нарваться на ее нравоучения.
– Я приехала за тобой, – вдруг заявила Дара. – Находиться здесь опасно.
– Но я никому не показывался на глаза! Иначе Валга не позволила бы ждать здесь.
– Это не ты, – успокоила Дара. – Недавно сюда приезжал важный ночной гость. Об этом уже наутро кощеям было известно. Музей попал под их пристальное наблюдение. Поэтому закрывается на ремонт.
– Здесь только что был ремонт!
– Косметический и очень неудачный. Теперь будет капитальный. Пусть забытые вещи отдохнут от людей.
