Дверь бесшумно закрылась и г-жа де Бремонваль вновь погрузилась в раздумье, еще более печальное, еще более горькое!..
Но правду ли сказал своей хозяйке дворецкий? Верно ли, что его никто не просил оказать любезность и провести к г-же де Бремонваль? Если бы красавица Матильда могла увидеть лицо своего дворецкого после того как он закрыл за собой дверь гостиной, она бы несомненно вздрогнула! Она бы, несомненно, что-то заподозрила… Дело в том, что г-жа де Бремонваль, хоть и жила в ошеломляющей роскоши, никогда не интересовалась теми, кто ее обслуживают. Управляющему, человеку, заслуживающему всяческого доверия, были поручены все хозяйственные заботы как в парижском особняке, так и в поместье г-жи де Бремонваль в Бретани. Она же своих слуг почти не знала в лицо. Накануне она едва обратила внимание на то, что дворецкого заменили, и его место занял другой.
— Мадам, — сообщил ей управляющий, — мне пришлось взять другого дворецкого, так как наш заболел.
Г-жа де Бремонваль в знак согласия кивнула с равнодушным видом, заранее зная, что ее прием от этой замены не пострадает, так как Париж располагает большим числом хороших слуг. И впрямь, дворецкий, которого нанял управляющий, отлично разбирался в своем деле. Более того, его внешний вид сразу же располагал в его пользу. Гладко выбритое лицо со строгим выражением, слегка лысеющее темя человека, которому уже под шестьдесят, — как говорится, внешность была под стать роду занятий.
В то время как г-жа Бремонваль волновалась из-за того, что тот, кого она с такой тревогой ждала, все еще не приходил, дворецкий шел по коридору и улыбался, а дойдя до буфетной, тихо произнес:
— А как же, черт возьми, приходили! Да, красавица моя, приходили к вам, но, похоже, я не был бы самим собой, если бы не сумел разгадать ваши хитрости, помешать вашим коварным замыслам… Да, черт возьми! Спрашивали вас, но дело-то имели со мной…
Что же хотел сказать этот странный слуга?
Двадцатью минутами раньше, когда г-жа де Бремон еще занималась последними деталями своего вечернего туалета, Октав, главный камердинер, обратился к дворецкому:
— Взгляните-ка… там, у входа для слуг, какой-то человек спрашивает госпожу…
Дворецкий, умело раскладывавший в это время фрукты в большой чаше, прервал свое занятие и с величавым достоинством направился к служебному входу. Там стоял долговязый парень, невероятно тощий, державшийся робко и даже боязливо и говоривший отвратительным языком жителя парижского предместья.
— Что вам угодно? — спросил дворецкий.
— Мне вот что надобно, — ответил парень, — с хозяйкой три минутки потолковать…
— Вы хотите повидать мадам? По какому поводу?
— Еще чего! У меня к хозяйке разговор, не к тебе.
Этот краткий и не очень-то вежливый ответ парня величественному дворецкому вызвал у остальных присутствующих тут слуг легкую улыбку. Сейчас этот достойный человек обернется и с возмущением прикажет одному из лакеев вышвырнуть за дверь нахала, который позволяет себе так выражаться.
Но ничего подобного не произошло. Напротив, дворецкий тихим голосом спросил, весьма любезно ул ыбнувшись:
— Ваше имя Фонарь, не так ли?
Эгот короткий вопрос вызвал отчаянное смятение у того, кто и впрямь носил это прозвище.
— А? Чего? — сказал он, отступая на шаг, будто собираясь бежать отсюда. — Во-первых, не ваше дело это… идите, идите… скажите про меня хозяйке… и не лезьте в мою тарелку… каждому свое жаркое дорого…
Дворецкий стал еще любезней:
— Напрасно сердитесь, сударь, — сказал он. — Мне сообщили, что вы придете.
— Сообщили? Кто?
— Госпожа де Бремонваль.
Фонарь, видимо, колебался.
— Да, да, сказать-то все можно. Ну ладно, если хозяйка вам сказала, что я приду, она, верно, велела меня сразу впустить, так что…
Слуги застыли в изумлении. Какого черта дворецкий так вел себя? Что за этим последует?
— Госпожа безусловно все мне сообщила, — все с тем же достоинством продолжал дворецкий, — и к тому же дала мне для вас поручение… Не пойдете ли вы со мной? О, это недалеко, совсем рядом. Мне надо передать вам два письма.
Часы в гостиной пробили восемь, и г-жа де Бремонваль, предельно взволнованная, не пробуя даже бороться с охватившей ее тревогой, силилась догадаться, что именно могло задержать человека, которого она ждала.
«С минуты на минуту, — думала она, — начнут собираться гости, ужин назначен на половину девятого… Боже мой! Боже мой!»
Г-жа де Бремонваль опять поднялась и снова позвонила. И снова, прежде чем лакеи отозвались на звонок, в гостиную направился дворецкий:
— Мадам звонила?
— Меня никто не спрашивал?
Ответом было молчание. Молчание это так удивило г-жу де Бремонваль, что она, недоумевая, почему дворецкий не отвечает, повернулась к двери. И тут ее охватило удивление, даже изумление. Дворецкий перешагнул порог, затворил за собой дверь и вошел в гостиную.
— Итак, что же? — спросила г-жа де Бремонваль, внезапно побледнев.
Ей ответил низкий, насмешливый, иронический голос:
— Итак, леди Бельтам, да, вас спрашивали! Никто иной, как Фонарь, которому я заплатил вместо вас за все преступления, которые вы заставили его совершить, заплатил и выгнал… Теперь у меня нет оснований скрывать это… Поговорим! Поговорим? Леди Бельтам?!
Г-жа де Бремонваль, услышав это обращение, смертельно побледнела, и ее с ног до головы охватила дрожь; она стиснула руки и как в бреду бросилась к дворецкому, сверкая глазами:
— Вы!.. Вы!..
Дворецкий небрежно раскинулся на диване.
— Да, сударыня, я! Фантомас!
Наступило долгое, тягостное молчание: молчали оба героя этой трагедии, те, кто столько лет любили и ненавидели друг друга, — мнимый слуга, он же Фантомас, неуловимый король преступников, палач, чье имя внушало ужас, и Матильда де Бремонваль, его бывшая сообщница и бывшая любовница, леди Бельтам. Он, человек, никогда ни перед чем не отступавший, и она, молодая красавица, пошедшая на все из любви к нему.
Но в то время как леди Бельтам была на грани обморока и прижимала обе руки к лихорадочно бьющемуся сердцу, на лице мнимого дворецкого, Фантомаса, появилась улыбка.
— Сударыня, — заговорил он через несколько минут, — я приношу вам глубочайшие извинения за то, что я так неожиданно явился к вам и в особенности за то, что я только что посмел вести себя у вас, как хозяин, как в те времена, когда мы с вами были любовниками, и выгнал отсюда этого Фонаря, этого апаша, эту гадину! Что делать, придется вам простить меня, ведь прошли только сутки с тех пор, как я узнал, что госпожа де Бремонваль — это леди Бельтам!
Фантомас умолк на несколько минут и, так как любовница его все еще молчала, продолжал:
— Впрочем, чрезвычайно жаль, мадам, что я не узнал значительно раньше, кто вы такая. Вот уже полгода, как я вернулся из Наталя, и все это время искал вас… Вы исчезли, вас невозможно было найти. Не знаю, какое чувству управляло вами, но вы скрылись, вы, леди Бельтам, которую я так любил!
Но на этот раз Фантомас зашел слишком далеко. Он довел иронию до такого предела, которого уже не могла стерпеть его любовница, как ни владела она собой.
Она вышла из себя:
— Негодяй! — вскричала она. В гневе она была поразительно хороша. — Негодяй! Вы смеете говорить, что любите меня? Нет! Нет! Довольно лжи! Довольно обманов! Я слишком долго прощала вас,
