поднимаются, другие опрокидываются, как отражение в воде; ткани одежды струятся складками, полосы ткани бегут через поле картины, сплетаются друг с другом и образуют новый узор.
Сторонников академического рисунка отталкивало то, что Матисс выставляет на показ линейный контур. Однако даже И. Репин признавал, что Матисс, хотя и „грубо, неверно, неуклюже
Цвет играет в искусстве Матисса еще большую роль, чем другие средства выражения. По сияющим краскам, по умению давать им предельную силу мы сразу узнаем Матисса и за это любим его, и если находим нечто подобное у других мастеров, говорим: „Совсем как у Матисса
По ярко-красному цвету мы узнаем у Матисса анемоны, по синему — небо, по зеленому — листву, по розовому — нагие тела. Но, как и в рисунке, он ради целей искусства нередко отступает от правдоподобия, обобщает цвет, отбрасывает нюансы, иногда переходит к монохромности, закрашивает весь предмет в один доминирующий цвет — лишь бы повысить красочное звучание всей картины. Цвет служит выражением общего приподнятого состояния художника, и в этом ближайшим предшественником Матисса был Ван-Гог. Однако Матисс передает цветом не свое субъективное состояние, экспрессивным его назвать вряд ли можно. В картинах Матисса обычно царит радостное настроение, которое делает их созерцание праздником для глаз. Цвет больше всего выражает у него повышенную радость бытия, без того чтобы к этому назойливо примешивались настроения художника. Чем ярче цвет, тем больше в картине жизни, тем больше в ней радости. По выражению одного критика, краски действуют в его картинах как живые персонажи на сцене.
Историческое развитие колорита в живописи обычно заключалось в обогащении палитры художника промежуточными, смешанными тонами. Так это было в античности после Полигнота, так было и в эпоху Возрождения после итальянских примитивов. Наперекор этой общей закономерности Матисс ограничивает число красок; некоторые его картины написаны всего тремя или четырьмя красками; за счет этого ограничения палитры каждый отдельный цвет достигает такой силы воздействия, какой не знала вся европейская живопись после Возрождения.
Чистота и беспримесность цвета у Матисса повышает его звучность. Это не исключает того, что цвета у него, как, например, в щукинских панно „Танец
Цвету Матисс всегда придавал огромное значение. Цвет для него был главным средством выразить себя в искусстве, утвердить в нем свою эстетику. Он был противником попыток Синьяка подчинить колорит научной теории. Он в большей степени доверял инстинкту, чувству, искал краски, способные выразить непосредственное ощущение. Свою миссию он видел в восстановлении прав цвета, которые тот утратил, будучи сведен в классической живописи к роли дополнения к рисунку. Главное, чему он придавал значение, — это соотношение красок. Художник решается до неузнаваемости менять цвет предметов, например передавать небо ярко-красной краской при условии, чтобы все остальные краски соответствовали этой вымышленной и составляли нечто целое.
У него были свои любимые краски, по которым всегда можно узнать его работы (Пикассо это знал и, чтобы угодить больному другу, предлагал своей жене Франсуазе надеть лиловую кофточку и светло-зеленые штаны — эти два цвета любил Матисс). Он предпочитал чистые краски без примесей, без переходов, без нюансов, предпочитал резкие цветовые контрасты и скачки, способные поднять в картине тонус жизни. Но он не боялся в некоторых случаях дать преобладание одному цвету, изобразить фигуру в красном на красном фоне, так чтобы вся картина казалась объятой ярким пламенем. Стремясь к повышенному действию красок, он не опасался ядовитых, „химических” красок, вроде изумрудного и клюквенно-красного, приближающихся к люминесцентным краскам современной рекламы.
Матисс как художник открыл такие качества цвета, которых до него не подозревало множество поколений европейских художников и которые были знакомы лишь на Востоке или в средние века. Он знал, что каждое цветовое пятно помимо непосредственного действия на отведенном ему поле обладает еще способностью посылать цветовые волны на прилегающие к нему пространства. Ради использования этой цветовой энергии необходимо оставлять между красками пустоты белого загрунтованного холста. Благодаря этому в картинах Матисса краски живут и дышат, сверкают и отливают множеством оттенков.
Освобождение цвета от изобразительной и экспрессивной роли нужно было художнику для того, чтобы использовать цвет при построении картины. В картинах Матисса мы вступаем в мир красок, подчиненный внутренней закономерности. Каждое красочное пятно то поддерживается другими пятнами, то спорит с ними. Одни из них заливают всю плоскость, другие четко ограничены и сжаты, одни выступают вперед, другие отступают на второй план. Из различно окрашенных плоскостей строится прочное здание всей картины. Уравновешенность и архитектурность чистых красок доставляют в картинах Матисса огромное удовлетворение глазу.
В картине такого прекрасного колориста, как П. Боннар, „Рабочий стол“ синий ковер, заполняющий ее половину, не уступает в чистоте краскам Матисса. Но синий цвет у Боннара — это всего лишь цвет ковра, желтый и розовый — это цвет других предметов, и потому самый цвет не может звучать у него во всю силу. Наоборот, в картинах Матисса тот же синий порой нередко заполняет их целиком; мы входим в синий мир,
