стула и закинув ногу на ногу, сказал Заславский.
— С каким делом? — не понял Яковлев.
— С Романовыми, с каким же еще!
— У меня, товарищ Заславский, в отличие от вас, в отношении Романовых имеются строгие инструкции товарищей Ленина и Свердлова, — напрягая скулы, сказал Яковлев. — И я обязан в точности выполнить их. Чего бы это ни стоило. Иначе грош цена всей нашей революционной власти и революционной дисциплине.
— Вы хотите увезти их?
— Не только хочу, но и увезу.
— Когда? — спросил Заславский, вскочив со стула.
— Завтра утром. И вас, товарищ Заславский, а также всех остальных прошу беспрекословно подчиняться мне. Вы уже получили инструкции из Екатеринбурга?
— Да, я должен вам подчиниться, — опустив голову, сказал Заславский. — Я дам своим людям соответствующее распоряжение.
Дуцман встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Матвеев некоторое время растерянно смотрел то на Яковлева, то на Заславского, потом сказал:
— Вы не имеете права забрать царскую семью без нашей охраны.
— Именно об этом я и хотел поговорить с вами, — сказал Яковлев. — Для сопровождения мне нужно двадцать человек из вашего отряда. Я уже предупредил об этом Кобылинского. Подготовьте их и чтобы завтра в четыре утра они были у губернаторского дома.
— Почему только двадцать? — спросил Матвеев.
— Я увожу лишь царя и царицу. Остальные остаются с больным Алексеем. Через две недели я вернусь за ними. Вашему отряду надлежит охранять их с той же тщательностью, с какой вы делали это до сих пор. Больше нет вопросов?
Матвеев пожал плечами. Яковлев уже намеревался подняться к себе на второй этаж, как в комнату влетел запыхавшийся Авдеев. Не заметив Яковлева, он, почти крича, обратился к Заславскому:
— Вы знаете, что Яковлев завтра увозит царя?
Заславский сверкнул глазами, а Яковлев громко рассмеялся.
— Однако конспирация у вас в Тобольске налажена самым отменным образом, — сказал он, не скрывая ехидства. — Не успели в этом доме чихнуть, а уже всему городу известно кто это сделал.
Авдеев испуганно заморгал, а Яковлев, не торопясь, поднялся в свою комнату собирать вещи. Перед тем, как лечь спать, еще раз перебрал в памяти все свои распоряжения и ту информацию, которая касалась завтрашней поездки. Повозки были наняты, с каждым кучером переговорил он сам, охранять кавалькаду будут Гузаков со своими двадцатью кавалеристами и солдаты отряда особого назначения, которых определили Кобылинский с Матвеевым.
Кобылинский целый день не отходил от Яковлева, пытаясь узнать, зачем везут в Москву Николая II. Яковлев и сам точно не знал этого. В вероятность суда он уже не верил. Да и в чем обвинять бывшего царя? В том, что отказался от власти? Или в том, что принял ее на себя после смерти отца? Но, видя, как переживает Кобылинский, сказал ему, стараясь придать голосу как можно больше искренности:
— Я думаю, Евгений Степанович, что и для Государя, и для его семьи это наилучший вариант из всех возможных. Вы же видите, что происходит в Тобольске. Сюда постоянно прибывают какие-то отряды для того, чтобы взять под свою охрану царскую семью. Вы понимаете, что это означает? Кроме того, город наводнен дезертирами и многими другими подозрительными личностями. Охранять семью становится все труднее. Тем более, что ваш отряд тоже начал разлагаться.
— Вы заметили это? — перебив его, спросил Кобылинский.
— Кто же этого не заметит, — сказал Яковлев. — Роль Матвеева очевидна всем, и я не думаю, что вы слишком полагаетесь на него. Чем дольше будет оставаться семья в Тобольске, тем меньше гарантий ее безопасности. В Москве таких гарантий значительно больше. Правда, я слышал, что Ленин хочет устроить общественный суд над Николаем II. Обвинителем на нем собирается выступить Троцкий. О других членах семьи ни Ленин, ни Свердлов не говорили ни слова. Судить их не за что. Уверен, что им ничто не угрожает.
— Вы можете дать честное слово, что все обстоит так, как вы говорите? — спросил слегка побледневший Кобылинский.
— Даю, если вас это устроит, — произнес Яковлев.
— Спасибо, — сказал Кобылинский. — Других гарантий я все равно не получу. Господи, как все изменилось! — Он нервно вздохнул и посмотрел вдоль улицы, в конце которой показалась повозка с пьяными дезертирами. Один из них играл на гармошке, остальные пели революционные песни. — Теперь это видишь каждый день. — Кобылинский отвернулся и опустил голову. — Но так хочется надеяться на лучшее.
— Мне тоже, — сказал Яковлев.
Проснулся он рано. В темные окна комнаты, переливаясь, смотрели крупные весенние звезды. За стенами дома слышалось громыхание повозок, раздавались громкие мужские голоса. Яковлев вскочил с постели, быстро оделся и только после этого посмотрел на часы. Было всего лишь три. До отъезда оставался целый час. Этого времени было вполне достаточно для того, чтобы привести себя в порядок и выпить стакан чаю. Яковлев отодвинул штору и посмотрел через дорогу. Все окна губернаторского дома были освещены. Там, по-видимому, давно не спали, а, может быть, не ложились в эту ночь вообще. У него защемило сердце. Он впервые подумал о том, что вся жизнь императорской семьи висит на волоске. От Заславского с Дуцманом можно ожидать любой провокации. Еще большую провокацию может устроить Голощекин, ставший полновластным хозяином Екатеринбурга. Надеяться можно только на своих людей. На Гузакова и его команду и на тех, кого оставил в селах по дороге из Тюмени в Тобольск. Без них и царская семья, и сам Яковлев полностью находились бы в руках Заславского и Дуцмана.
Гузакова в комнате не было. Он ушел к своим боевикам и сейчас, по всей видимости, уже инструктировал их. Нужно было, чтобы они следили не только за царской четой, но и за людьми Матвеева. Ни на одного из них нельзя было положиться, тем более, что никого из них, ни Яковлев, ни Гузаков не знали.
Ночью подморозило, тонкий ледок хрустел под ногами. Но воздух уже был наполнен весенними ароматами. Вчера вечером Яковлев видел как над Иртышом, сердито гогоча, пролетели на север несколько табунов гусей. Весна наступала неотвратимо и, может быть, сегодня утром была последняя возможность перебраться на лошадях через реку. Ледоход мог начаться в любую минуту, и это более всего тревожило Яковлева.
У ворот губернаторского дома стоял Кобылинский с несколькими офицерами своего отряда. Яковлев за руку поздоровался с ним и негромко спросил:
— Дорога оцеплена?
— Да, — кивнул головой Кобылинский. — На всех прилегающих улицах выставлены посты.
Еще с вечера они обсудили с ним все детали передвижения царя от губернаторского дома до берега Иртыша. Кобылинский, как и Яковлев, не исключал возможной провокации. Ее могли устроить как те, кто прибыл с Заславским, так и люди Дуцмана. На пути к реке засаду можно было сделать в любом из дворов безо всякого труда. С одной стороны улицы могли начать стрельбу по охране для того, чтобы отвлечь ее внимание, с другой — по царю. Вот почему всю ночь и главную лицу, и прилегающие переулки патрулировали специальные наряды отряда особого назначения. Руководил ими Евгений Степанович Кобылинский.
— В начале ночи задержали двух молодых парней, — сказал Кобылинский. — Оказались местные, возвращались со свидания. Около половины первого в одном из переулков мелькнули трое подозрительных. Увидев патруль, тут же скрылись.
— Куда скрылись? — спросил Яковлев.
— В один из дворов. Но когда к дому подошел патруль, во дворе никого не было. Обыскали и дом, и огород и все безрезультатно.
Яковлев нахмурился. Бросил взгляд на грязную, неширокую улицу, полого спускавшуюся к реке, потом повернулся к Кобылинекому и сказал:
