31
О, таинство странное и неизреченное!
Заклание овцы сделалась спасением Израиля,
и смерть овцы стала жизнью народа,
и кровь отпугнула ангела.
32
Скажи мне, о, ангел, чего испугался ты?
Овечьего заклания
или Господней жизни,
смерти овцы
или образа Господа,
крови овцы
или Духа Господня?
33
Конечно, ты испугался, увидев
таинство Господне,
происшедшее в овце,
жизнь Господню
в заклании овцы,
образ Господа
в смерти овцы.
Поэтому не поразил ты Израиль,
а только Египет сделал бездетным.
34
Что это за странное таинство:
Египет поражен в погибель,
а Израиль сохранен во спасение?
Услышьте о силе таинства!
35
Возлюбленные! То, о чем говорится и что происходит — ничто без притчи и предызображения. Все, что бы ни происходило и ни говорилось, есть притча:
повествуемое — притча,
а происходящее — прообраз,
чтобы, как происходящее было показано через
прообраз, так и повествуемое стало ясно через притчу.
36
Изделие не создается без приготовления. Pазве не видится будущее через прообразовательный образ? Поэтому совершается предызображение будущего —
или из воска, или из глины, или из дерева,
чтобы будущее стало видимо
выше в величии
и сильнее в мощи,
прекрасным по форме
и богатым по убранству
через малое и тленное предызображение.
37
Когда же возникает то, к чему [относился] прообраз, тогда то, что некогда носило [в себе] образ будущего, разрушается как ставшее ненужным, и образ истины уступает место самой истине [12]. И становится некогда ценное обесцененным, когда появляется действительно ценное [13].
38
Всему свое время:
прообразу — свое время,
а материальному [его воплощению] — свое время.
Ты творишь прообраз истины. Желаешь этого, потому что в нем видишь образ будущего. Готовишь материал для прообраза. Желаешь этого ради будущего, [которое] восстанет в нем.
Создавая изделие, ты его только желаешь,
его только любишь,
видя только в нем и прообраз,
и материал, и истину.
39
Таким образом, как [все происходит] в тленных примерах,
так и в нетленных:
как в земных,
так и в небесных.
Ибо спасение Господне и истина предызображены в народе [израильском],
а евангельские догматы пpедпpоповеданы законом.
40
Итак, народ был прообразом предызображения,
а закон — записью притчи,
Евангелие же есть изъяснение и исполнение закона,
а Церковь — вместилище истины.
41
Итак, прообраз имел ценность до истины,
а притча была восхитительна до изъяснения.
То есть,
народ имел ценность до того, как появилась Церковь,
и закон был восхитителен до того, как воссияло Евангелие.
42
Когда же появилась Церковь
и Евангелие произошло,
прообраз исчерпал себя,
передав силу истине,
и закон исполнился,
передав силу Евангелию.
Каким образом становится ненужным прообраз,
когда передает образ тому, что по естеству истина,
а притча становится ненужной,
когда освещается изъяснением,
43
таким же образом и закон исполнился,
когда воссияло Евангелие,
и народ стал ненужным,
когда была основана Церковь,
и прообраз разрушился,
когда явился Господь,
и сегодня обесценилось то, что когда–то
имело ценность,
ибо явилось то, что по естеству ценно.
44
