И ни слова ему.
— Я не могу говорить, у меня нет времени.
Отключив телефон, он наклонился вперед, опершись на руль.
Третий тромб за два месяца. И с каждым разом тяжесть комы усугубляется.
Как она могла так поступить с ним?
Что еще он должен сделать, чтобы она осталась? Одиночества в квартире он не выдержит. По крайней мере, сегодня.
Оглянувшись, он включил задний ход. Куда ехать, непонятно.
Ясно только одно.
Если в ближайшее время она к нему не прикоснется, он сойдет с ума.
~~~
Эва с трудом припоминала, когда в последний раз так рано уходила с работы. Да и случалось ли такое вообще. Хенрик работал дома, что давало главное преимущество — он забирал Акселя из садика и мог поехать туда в любой момент, если сын вдруг заболевал. Так сложилось само собой, ведь она приносила в семью большую часть их общих доходов, особенно после того, как стала акционером фирмы. Но она всегда старалась возвращаться домой не позже шести.
Сегодня она придет раньше обычного и устроит ему сюрприз.
Да, сегодня, пожалуй, никто не скажет, что она перетрудилась. Уставившись в аналитические справки и расчеты окупаемости, она постоянно чувствовала, как мыслями завладевает мучительное беспокойство. Ощущение нереальности происходящего. Он сомневается в том единственном, что казалось несомненным.
Семья.
Остальное заменимо.
Оторвав взгляд от экрана, Эва посмотрела в окно. Увидеть можно было только фасад дома на другой стороне улицы Биргера Ярла. Какой-то офис, незнакомые люди, она понятия не имела, чем они занимаются. Большую часть суток день за днем и год за годом они проводили в тридцати метрах друг от друга. Видели друг друга чаще, чем собственные семьи.
Девять часов, включая обед, полтора часа на дорогу. На Акселя остается максимум полтора часа. Девяносто минут, а он капризный и усталый после восьми часов, проведенных в саду с двадцатью другими детьми, и она раздражена и утомлена напряженной девятичасовой работой. В восемь, после того как он уснет, наступит их с Хенриком время. Час взрослых. Именно тогда им полагается посидеть в тишине и покое, убедиться, что у них все прекрасно, расспросить друг друга о работе, обсудить последние события, поделиться мыслями. А может, даже заняться любовью. Именно об этом пишут воскресные приложения к вечерним газетам, именно так следует вести себя, если хочешь сохранить брак. И конечно, не забывать время от времени отравляться в маленькие романтические путешествия, предварительно позаботившись о няне для ребенка, чтобы в полной мере насладиться обществом друг друга. Вот был бы у них раб, который бы покупал еду, возил Акселя на плавание, ходил на родительские собрания, готовил ужин, стирал, звонил сантехнику, как только потечет раковина, гладил, оплачивал счета, вскрывал конверты с пластиковыми окошками, поддерживал все семейные связи, — тогда такое было бы возможно. Больше всего на свете ей хотелось спать все выходные напролет. Чтобы никто не мешал. Избавиться от вечной усталости, въевшейся, кажется, в костный мозг и порождающей мечту лишь о том, чтобы все делалось само, без твоего участия.
Она вспомнила семинар, который проводили осенью у них на работе. «Ты в ответе за собственную жизнь». После него она почувствовала в себе новые силы. Они говорили о вещах, которые казались простыми, но о которых сама она никогда не задумывалась.
Ежесекундно я делаю выбор и становлюсь либо жертвой, либо творцом собственной жизни.
Вдохновленная, она тогда поспешила домой, чтобы рассказать о своих впечатлениях Хенрику. Он молча выслушал, но на предложение сходить на следующее выступление того же лектора ответил отказом.
Как ты поступишь, если узнаешь, что тебе осталось жить шесть месяцев?
Этим вопросом семинар начинался.
Когда он закончился, вопрос по-прежнему оставался без ответа.
Она до сих пор не определилась.
На обратном пути она заехала на Эстермальмский рынок, где купила двух омаров, потом в «Винный бутик» на улице Биргера Ярла.
Тур заказала в обеденный перерыв, попросив, чтобы ваучеры доставили ей на работу.
Все будет хорошо.
Когда она вернулась, часы показывали всего лишь половину пятого. Куртка Акселя валялась на полу, она подняла и повесила ее на крючок в форме слоника, который когда-то сама привинтила на стену, рассчитав подходящую высоту.
Из кухни доносился голос Хенрика:
— Я не могу больше говорить. Попробую перезвонить позже.
Она сняла верхнюю одежду, спрятала пакеты с омарами и шампанским в шкаф и поднялась по лестнице.
Он читал газету, сидя за столом. Рядом лежала трубка домашнего телефона.
— Привет!
— Привет!
Взгляд на странице. Она закрыла глаза. Ну почему он даже не пытается? Почему он всегда перекладывает ответственность на нее?
Она старательно гасила раздражение.
— Я сегодня ушла пораньше.
— Вижу.
— Я собираюсь отвезти Акселя к родителям, пусть он переночует у них.
Наконец-то он на нее посмотрел. Торопливый, робкий взгляд.
— Вот как, зачем?
Она попыталась улыбнуться.
— Не скажу. Увидишь.
В какой-то момент ей показалось, что он испугался.
— Аксель!
— Вечером мне надо работать.
— Аксель, хочешь поехать на ночь к бабушке с дедушкой?
Быстрые маленькие шаги из спальни.
— Да!
— Тогда пойдем собирать вещи.
Привычная дорога до Сальтшёбадена заняла всего пятнадцать минут. Радостный, переполненный предвкушением Аксель молчал на заднем сиденье, и в этой тишине она вдруг остро почувствовала, что очень нервничает. Последний раз они занимались любовью, когда ездили в Лондон, почти десять месяцев назад. Раньше она над этим как-то не задумывалась. Никто из них не проявлял инициативу, а значит, никто не получал отказ. Дело в том, что у них попросту не было желания. И конечно, в Акселе, который всегда спит в середине.
