В лучах вечного солнца нельзя не обжечься.
И одна лишь молитва:
Да будешь моей,
Чтоб тебя смог забыть, наконец, я.
Мои дни без тебя жизни смысл потеряли,
Где твой голос? Что б мог я сказать, что бы дал
Лишь тобою наполненной дикой печали,
Руку сунуть готовой в раскалённый металл?
От угла до угла тут бежит шёпоток,
Тут, хватаясь за двери, засов теребят,
Тут остатки ума собирают в мешок,
Как браслеты и кольца, собираясь бежать.
Образ твой неотступно преследовать стал:
Сжал, ослабил кольцо
И сжимает опять.
Ты как древняя нота,
Весела и чиста,
Но на флейте груди не сыграть.
Если Бог мне от петли поможет уйти,
И твой образ глазам даст покой на часок,
Расскажу, как иссохшие губы смогли
Твоё имя всю ночь повторять, как урок.
Слышишь, ветер осенний гудит. Ты одна.
Кто-то к тёмному дому спешит, погостить.
Если пряла иль шила ещё у окна,
Погаси свечу и ложись.
Ты задремлешь. Я молча войду при луне,
Сяду на пол,
Любуясь тобою,
И, как туфли, тебя буду ждать в темноте
У кровати в тиши и покое.
Ты проснёшься, сиянием озарена:
Это Бог мой прошёл во сне.
Ты проснёшься,
И сразу недобрых два сна
Не спеша подойдут,
За запястья возьмут
И тебя приведут ко мне.
Вино осени
В каплях свет фонарей городских засверкал.
Тучи, дождь, слышен улицы говор невнятный.
Как крушение царств, эта ночь велика.
Вся в сетях водяных, широка, как река,
Безнадёжна, шумна, ароматна.
Эта ночь! Как звучит,
Как воспета она!
Её плач, словно куклу, на коленях держа,
Утешают малышки, присмирев у окна.
Осень мечется в вихрях, взывает, дрожа.
Осень с лаской глядит на тебя лишь одну.
Тебе, девочка, светлые платья к лицу.
В дверь не стукнет никто. Только издалека
Ощутимо касанье неясных огней.
Как на ярмарке, в небе стоят облака,
Тяжело громыхают, сильней и сильней.
Лишь на миг вспыхнет молния морем огня,
С высоты и с бульваров их платья срывая.
И на миг лишь, холодным сияньем горя,
Небо к улице вдруг припадает.
А тебя,
Когда узким ты мостиком шла,
Разве буря та, в шею целуя, не жгла?
Ты – её! Над тобой её губы блестели,
Ты – её! Для тебя её яблоки рдели.
Кто мне к сердцу прижал твоё имя? Чьи двери
Отворились для шороха листьев, чтоб мог
На последнем дыханье упасть на порог?
Он замрёт. Он замрёт. Город вновь оживает.
Месяц остр, и прохладно сиянье его.
И туман моросящим платком отирает
Нежно губы асфальта, газона чело.
Поднялась ты под песню ступеней уже'
К своей комнате, ждущей в тоске тишины.
За тобою ползёт шёпоток этажей,
А подвалы и крыша лихорадкой больны.
Их печаль в твои двери стремится, уставши.
Засыпай! Всё прошло и замолкло в душе,
Превратилось в свечение листьев опавших
И капли дождя в шалаше.
*
Одинокой ту ночь ты оставила вдруг,
Что стояла в дверях, трепеща пред тобой,
Что несла мой тебе посвящённый недуг,
Что лишь имя твоё возглашала вокруг.
Эту ночь, ночь твою ожидает покой.
В тех руках, что касались тебя, жар угас.
Как у ног твоих жизнь мне была дорогa!
Ты чужда мне, чужда, не являйся сейчас.
По сравненью с тобой так печаль велика!
И в последней свече – для кого я их жёг? –
Пир, оставшись без повода, сник. Только гром
Мебель тащит небрежно – высок и далёк.
И, гигант, ухмыляясь, молчит ни о чём.
