— Да, — ответил священник.
— Чтобы каждый парень в расстрельной команде мог верить, что это не он убивал меня, верно?
— Да.
На лице Дженьюэри появилась напряженная улыбка. Он бросил сигарету, затоптал ее и похлопал Гетти по руке:
— Но я-то
Затем его маска безразличия вернулась на место, сделав капюшон излишним. Фрэнк твердым шагом направился к стене. Можно даже сказать, что он покинул нас с миром.
Марк Лэйдлоу
ЕГО НАПУДРЕННЫЙ ПАРИК, ЕГО ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ
Грант Иннес впервые увидел эту фигурку в индейском гетто в Лондоне, но не придал значения. Чироки в «модной» боевой раскраске тыкали ему в лицо столько побрякушек, принадлежащих к так называемому туземному искусству, что фигурка стала для него лишь очередной досадной помехой, которую следовало обойти стороной, наподобие огромных радиоприемников, гремевших надоедливыми барабанами
Здесь, в трущобах, его тонко настроенный взгляд, уворачивающийся от пластиковых кукол
Такое количество хлама в конечном счете сделало его невнимательным ко всему, что было вокруг; он то и дело уворачивался как мысленно, так и физически. Представляя себе серебряный полумесяц, поблескивающий на фоне белоснежной кожи, он вдруг осознал, что, наверное, пропустил улицу, которую искал. Он застыл на месте, в уши снова хлынули крики уличных торговцев, пульс барабанов и синтезаторов. Грант обернулся в поисках номера дома на какой-нибудь лавке.
— Потерялся, папаша? — спросил долговязый молодой индеец, с золотыми зубами и ритуальными шрамами на обнаженной груди. Он держал высокий шест, с которого свисала дюжина отвратительных резиновых скальпов и несколько адвокатских париков. Они придавали индейцу вид маскарадного купца, если не считать одной омерзительной детали: каждый из белых париков был заляпан кровью, вернее, красной краской, накапанной по жестким локонам. — Ты
— Ищу одну лавку, — пробормотал он, доставая из кармана визитку мистера Облако.
— Нет, я имел в виду — на самом деле потерялся. Вышел из равновесия.
— Я ищу лавку, — твердо повторил Грант.
— И все? Только лавку? А как насчет того, что ты реально потерял? Я о том, что потеряли мы все. Смотри.
Он похлопал по своему тощему бедру, обернутому черной кожаной набедренной повязкой. На поясе у него болталось нечто вроде куклы на веревочке, какой-то амулет. Грант взглянул поверх головы индейца и увидел прямо над дверью номер, который искал. А чертов краснокожий преграждал ему путь. Пока он пытался проскользнуть мимо, избегая контакта с резиновыми скальпами и окровавленными париками, индеец отцепил амулет и сунул его Гранту в лицо. Грант отпрянул, споткнулся и едва не упал. Он увидел жутковатый манекен с морщинистым и дряблым лицом — страдальческая гримаса была вырезана на сушеном яблоке.
— Вот… вот где мы это утратили, — сказал индеец, прижимая куклу к щеке, словно ожидая, что она поцелует его или укусит зубами из рисовых зернышек. Конечности ее были сделаны из полосок вяленой говядины, расправленных на деревянном перекрестье. Руки и ноги удерживались на кресте четырьмя крошечными гвоздиками. — Он отдал свою жизнь за тебя. Не за один какой-то народ, а за всех. Вечная свобода — вот что Он пообещал.
— Я опаздываю на встречу, — заявил Грант, не в силах скрыть отвращение.
— Опоздал и потерялся, — сказал индеец. — Но ты уже никогда не догонишь — время скользнуло мимо. И никогда не отыщешь свой путь, если только не последуешь за Ним.
— Уйди с дороги!
Он оттолкнул индейца в сторону, выбив из его пальцев мерзкого идола. Боясь возмездия, он изобразил на лице примирительное выражение, повернувшись спиной к двери, до которой с таким трудом добрался. Но индеец не смотрел на него — присев на корточки, он поднимал с грязной мостовой своего маленького мученика. Поднеся фигурку к губам, он нежно ее поцеловал.
— Извини, — сказал Грант.
Индеец посмотрел на него и зловеще ухмыльнулся, оскалив золотые зубы, потом впился зубами в сухое коричневое тело Христа и оторвал кусок вяленого мяса.
Борясь с тошнотой, Грант замолотил в дверь за спиной. Она резко открылась, и он едва не упал на руки мистеру Облако.
Во второй раз он увидел этот образ следующим летом в округе Корнуоллис.[53] Несмотря на тот факт, что Грант специализировался на искусстве провинций, чаще всего он ездил в колонии с деловыми целями, поэтому ему открывались виды не более впечатляющие, чем интерьеры банков и деловых контор. Лишь иногда он совершал короткие поездки на территорию Шести Племен,[54] чтобы встретиться с создателями изящных вещичек, которыми он торговал. Продажи шли хорошо, мастеров удалось убедить, что нужно обильно украшать поделки не только серебром, но и золотом, а бирюзу и оникс заменить на бриллианты и другие драгоценные камни, — спрос на американские ювелирные изделия «высокой моды» уже превзошел самые смелые ожидания. Перед его неизбежным спадом и последующими лихорадочными поисками очередного «верного товара» Грант решил принять предложение старого знакомого из колоний, который давно предлагал устроить ему экскурсию по великим американским монументам столицы.
Арнольдсбург, округ Корнуоллис, изнемогал от влажной дымки, которую усугубляли выхлопные газы