тогда складывать и вычитать в пределах двадцати, не смогли справиться с таким, казалось бы, легким заданием.
Но действительно ли задание, поданное с такой «арифметической наглядностью», облегчает детям понимание смысла наших вопросов? Я лично убедился в том, насколько далека порой методика от психологии ребенка, насколько широко манипулирует она порой принципом наглядности. «Дети мыслят образами, это доказано психологией!» — скажет методист и нарисует в учебнике образ четырех цыплят и еще одного цыпленка, бегущего в сторону четырех. Вот и образ, надо теперь составить задачу! А ребенок затрудняется составить задачу. Почему? Разве он потерял дар образного мышления? Дело вовсе не в этом, а в том, что этот образ задачи сделал ее составление бессмысленным. Здесь же все и без задачи ясно: пять цыплят, вот и все! Задача нужна для выяснения, для поиска чего-то неизвестного, а тут это «неизвестное» уже превращено в известное. И ребенок действует мудро: он в нашем задании — «Составь задачу!» — воспринимает суть — «Решай задачу!» — и сразу, без лишних рассуждений, решает ее и выдает результат решения. Если мы хотим, чтобы дети научились рассуждать, то надо предлагать им для построения задачи такую наглядность, такие рисунки, которые не содержат в себе наглядно воспринимаемый ответ, исключающий необходимость рассуждений.
Вот как усложняется порой процесс обучения!
Другой забавный случай, теперь уже из-за моей методической оплошности, произошел совсем недавно. Я решил поговорить с детьми о значении человеческой дружбы, взаимоотношений в жизни каждого человека и сделать это на примере грузинской пословицы: «Дуб крепок корнями, а человек — друзьями». В партитуре я наметил себе вопросы: «Чем крепок дуб? А человек?» — и, отталкиваясь от ответов детей, хотел повести их дальше в своих рассуждениях о человеческой дружбе: «Почему говорит народ, что человек силен друзьями?» Но все резко изменилось.
Я записал на доске пословицу, дети прочитали ее.
— Так, значит, чем крепок дуб? — спросил я.
— Корнями!
— А человек?
И вот что говорит мне Котэ:
— Скелетом!
— Что ты сказал?! — удивился я.
— Человек держится на своем скелете!
Неужели Котэ не понял переносного смысла пословицы?
— А как он на скелете держится? — поинтересовались Другие.
— Если у человека не было бы позвоночника, он не смог бы держаться. А позвоночник начинается вот здесь и кончается вот здесь! — объяснил Котэ, наглядно показывая ни себе начало и конец позвоночника.
— Котэ правильно говорит… Хотите нарисую?
Hy конечно, это «Лаша», который тогда подарил мне рисунок строения внутренних органов человеческого тела! Теперь он пополняет свои познания о человеческом скелете. Он показывал свои рисунки детям, объяснял им, где ребра, где череп. Поделился своими знаниями и с Котэ. А Котэ, находясь под впечатлением новых знаний, так в прямом смысле и ответил на мой непрямой вопрос: «Чем силен человек?»
Это сообщение вызвало у остальных большой интерес.
— Пусть «Лаша» нарисует скелет! — попросили они.
Так была подменена моя педагогическая мелодия о дружбе импровизацией о костном строении человека…
…Сегодня, как обычно, я положу запись партитуры дня на свой рабочий стол и буду часто заглядывать в нее, хотя многие ее части знаю наизусть.
Конечно, вовсе необязательно, может быть, даже не нужно, чтобы школьная жизнь детей управлялась только моей партитурой. Это желательно постольку, поскольку моя партитура будет отражать действительные эмоции, интересы, познавательные стремления детей, будет дарить им радостный школьный день и направлять их наступательное движение, будет вести их воспитание на основе чувства свободного выбора, т. е. на добровольных началах. Если же между моими предварительными замыслами и стремлениями детей возникнут расхождения, тогда сразу обнаружатся отдельные недостатки выбранной мною методики, и это даст мне основу для более глубокого познания детей как объектов воспитания и себя как субъекта воспитания.
Если бы не заболела Майя
Я записываю на доске последние задания для урока математики, а там, в коридоре, не уже звучит прелюдия школьного дня. Во все более усиливающемся детском жриамули еле улавливаю отдельные голоса.
— Десять треугольников!
— Давай поспорим, восемь!
— Я уже разгадал, какое здесь получается слово!
— Подумаешь! Я тоже разгадал!
— Скажи!
— Нет,
— Я могу прочесть это число: сто одиннадцать тысяч сто одиннадцать!
— Из этих букв я уже составил три слова!
— Подумаешь! Составь пять слов, тогда и хвастайся!
— Ух ты, смотри, какой интересный пример!
— Это мы будем решать на уроке математики!
— Хочешь, скажу, почему эти цифры записаны в квадратиках?
— Не надо, сама догадаюсь!
Некоторые отходят от коридорной доски, другие, только что пришедшие, останавливаются, и повторяется обсуждение, только уже в новых вариациях.
Звенит звонок.
— Дети, входите в класс! Мальчики, помните, что вы — мужчины!
Начинаю урок математики.
— Здравствуйте, дети!
— Здравствуйте!
— Что у вас нового в жизни?
Майя. А я пришла в школу с температурой! Мама не хотела: пускать, но я не послушалась!
Я: С температурой? Сейчас проверим, какая у тебя температура!
Учитель, всегда имей в классе аптечку первой медицинской помощи, знай, какие бывают детские болезни, особенно инфекционные, как они проявляются! Учитель, будь врачом первой помощи!
Майя (испуганно). Если у меня будет температура, вы отправите меня домой?
Я: Посмотрим! Но ты должна была послушаться маму!
— Можно мне что-то сказать Вам?
Это «Маквала».
— Конечно, можно. Она выбегает:
— Только на ухо!
Я нагибаюсь. Она прикасается к моему уху. Молчит,
