самого завтрака ничего не ела.
— Сзади есть плитка шоколада, — сказал он. Я нашла ее и, так как Пендл был сыт, сожрала очень много, мне стало дурно.
— Прежде чем мы доедем, — заявила я, облизывая пальцы, — не могли бы мы немножко сориентироваться в твоей семье?
— Это очень сложно, — ответил он, — но я попробую. Мой отец, как ты знаешь, умер, и я старший в семье. У меня есть сестра Линн, у которой эмоциональные проблемы и работа в Манчестере, так что ее скорее всего не будет. Потом мой младший брат Джек. Ему двадцать восемь, не он женат уже второй раз. Он был раньше ужасным повесой, но сейчас руководит семейной фирмой и, кажется, остепенился. С Джеком нужно отвечать лестью на лесть, но он тебе понравится Он всем нравится, — в его голосе послышалась горечь.
— А какая у него жена? — спросила я.
— Мэгги? Очень молода, очень избалована. Не думаю, что она так уж хороша, но, как и Джек, она не может не нравиться. Они живут у моей матери, их дом еще не достроен.
— Так, значит, там будут твоя мама, Мэгги и Джек, — сосчитала я.
— И, чтобы запутать тебя окончательно, может приехать еще и Туз.
— А это кто?
— Мой сводный брат. Мой отец был женат дважды, его первая жена умерла, когда Туз был еще ребенком.
— Бедняжка. Кто же его воспитывал?
— Мой отец был не из тех, кто надолго остается вдовцом. Он почти тотчас же женился те моей матери, и мы все росли вместе.
— А он женат?
— Был — но его жена погибла в автомобильной катастрофе два года назад. Она ехала встречать его в аэропорту. Был гололед.
— О, какой ужас, — сказала я.
— Кошмар. Тем более, что она была беременна. Он ее просто боготворил. Мы все ее боготворили. Мы не думали, что кто-нибудь может быть достоин Туза, но она была именно такой.
Пендл никогда ни о ком не говорил с таким чувством.
— И что с ним сталось после этого?
— Он работал для «Панорамы» в Лондоне, пока не получил место в Нью-Йорке на американском телевидении. Теперь колесит по всему свету. Он не был дома с тех пор, как умерла Элизабет, но мама говорила, что он, возможно, приедет на этот уик-энд.
Разговор иссяк. Я урывками дремала и думала, что будет, если я позволю себе опустить голову Пендлу на плечо, но не решилась. Пока на небе осторожно зажигались первые звезды, я размышляла о братьях Пендла — о Джеке, который всем нравится, и о Тузе, которого никто не достоин.
Изящная белая луна выскользнула среди звезд. Мы ехали по булыжной мостовой. Когда мы остановились, чтобы заправиться, в дверь ворвался порыв ледяного ветра.
— Уже недалеко, — сказал Пендл. — Минут через двадцать приедем.
Холмы уже переросли в горы, и я вздрогнула, подумав вдруг, а что я, собственно, знаю об этом молчаливом, замкнутом человеке. Я слегка подушилась, чтобы вернуть себе уверенность. Вокруг дороги что-то засеребрилось.
— Это Грасмер, — объяснил он. Через несколько минут он свернул на боковую дорогу.
Фары освещали густой подлесок, по обе стороны дороги свешивалась ежевика.
— Вот и приехали, — сказал он, нажимая на клаксон.
Я могла только разглядеть, что дом большой и весь увит плющом. Когда мы открыли дверцы машины, к нам подскочили, виляя хвостами и приветственно лая, черный Лабрадор и толстый английский сеттер. Открылась дверь, и нас залил свет. Я совсем разнервничалась, когда увидела стоявшую в дверях толстую женщину в фартуке. Улыбаясь, я пошла вперед.
— Здравствуйте, мистер Пендл, — выдохнула она. Нет, это явно не мать Пендла.
— Здравствуйте, миссис Брэддок, — ответил Пендл.
— Как я рада, что вы снова дома. Входите, здесь тепло.
Миссис Малхолланд, должно быть, очень хладнокровная женщина, подумала я, раз она не кидается сыну навстречу. Я-то знала, как ведет себя моя мама, когда я приезжаю домой. Вслед за миссис Брэддок я прошла в огромный холл, оклеенный поблекшими розовыми обоями.
— Я только помогу мистеру Пендлу с чемоданами, — сказала она.
Через минуту Пендл присоединился ко мне. Он выглядел сердитым — на щеке у него дергался мускул.
— Боюсь, никого нет дома. Они поехали на вечеринку в Эмблсайд. Так что нам лучше пообедать сейчас. Я покажу тебе твою комнату. Думаю, ты захочешь умыться.
Я так испереживалась по поводу встречи с его матерью, что теперь наступила страшная разрядка. Я шла вслед за ним по лестнице, потом по темному, изогнутому коридору к своей комнате.
— Мне очень жаль. Здесь ужасно холодно, — сказал он, задергивая занавески и включая батареи. Если бы только он обнял меня там и тогда, все могло бы кончиться иначе.
— Все очень мило, — сказала я. — Я немножко приведу себя в порядок и сразу спущусь.
При ближайшем рассмотрении я обнаружила, что все вовсе не так уж мило. Ящики никто не протирал, была только одна сломанная вешалка, и даже я, никогда не замечающая пыли, не смогла закрыть глаза на толстый слой грязи на столе. Я не могла себе представить, чтобы моя мама пригласила кого-нибудь в дом и не поставила в комнату цветы. Единственной компенсацией была широкая двуспальная кровать. Эта комната меня как-то заморозила. Но я попыталась получше уложить свои кудряшки и подкрасилась.
В столовой я обнаружила, что нам с Пендлом накрыли в противоположных концах длинного стола. Миссис Брэддок подала водянистый суп. Невероятно трудно спокойно пить суп в огромной пустой комнате. Потом нам подали несвежий пирог с дичью и холодную картошку, которая застряла у меня в горле. К счастью, Пендл открыл бутылку вина.
— Миссис Брэддок у нас уже много лет. Ее муж следит за садом и конюшней. Не знаю, к го бы еще смог ужиться с мамой.
Собаки сидели по обе стороны от меня, пycкали слюни. Потом сеттер положил большую пятнистую лапу мне на колени.
— Какие они милые, — сказала я. — А как их зовут?
— Уордсворт и Колридж[22], — ответил Пендл. — Колридж — это сеттер. Боюсь, их забыли покормить.
Я вздохнула с облегчением, когда он забрал наши куски пирога и отдал их собакам. Потом зажег неизбежную сигарету. К тому времени вино начало действовать, и я ожила.
Мы выпили кофе в гостиной. Она была чересчур большой и обшарпанной, но там было множество красивых вещей. На грязном столе букет георгинов, знававший лучшие дни, сыпал лепестками. На одной из стен выделялся квадрат более светлых обоев, должно быть, еще недавно там висела картина.
— Господи, — сказал Пендл, — мама, кажется, продала Ромни[23] . Туза это выведет из себя.
Я свернулась калачиком у огня, для тепла прижав к себе Колриджа. На диване спала толстая рыжая кошка.
— Ее зовут Антония Фрейзер, — вяло сообщил Пендл. — Выпей бренди.
— Не стоит, — сказала я. — Не хочу быть пьяной при первой встрече с твоей мамой.
— Ну, а вот я собираюсь напиться, — заявил он, — так что и тебе можно.
Я заметила, что его руки дрожали, когда он разливал вино. Он был весь на нервах, а из-за него и я нервничала все больше и больше. Я как раз собиралась посмотреть фотографии, лежавшие на письменном столе, когда раздалось хлопанье дверей и голоса.
— Наконец-то, — сказал Пендл. Он побледнел как полотно. Мы вышли в холл. Входная дверь распахнулась, и появилась очень красивая женщина. Тонкая как лезвие.
— Дорогие мои, — воскликнула она, бросаясь нам навстречу. — Как же плохо вы о нас подумаете. Я не
