преобразовывался сам, менялись твои отношения и позиции.
Деятельность… Как много значит она для становления человека. Но не всякая деятельность, а такая, в которую вовлекаются руки, мысли и чувства человека и направляются к тому, чтобы строить, совершенствовать, преобразовывать, открывать, покорять. Деятельность не созерцательная, а созидательная.
Будь моя воля, я бы запретил выпускать для детей игрушки, которые надо заводить или включать в электрическую сеть, а затем смотреть, как они двигаются, перемещаются. Я бы позаботился, чтобы конструкторы разрабатывали, а фабрики выпускали только такие игрушки, которые можно будет разбирать, собирать, опять разбирать, переделывать, перестраивать и находить новый вариант игрушки.
Будь моя воля, я бы мало водил детей в кино, редко включал бы им телевизор; показывал бы им только такие фильмы и передачи, которые призывали бы их к сопереживанию, действию, созиданию и преобразованию. Зато дал бы им ведро с краской и щетку, чтобы красить заборы; дал бы молоток и гвозди — делать скамейки; дал бы чертежи и детали, чтобы строить самолеты и ракеты; дал бы им интереснейшие задачи, которые надо было бы решать посредством поиска необходимых знаний.
Будь моя воля, я бы поставил вопрос: почему некоторые школьные учебники не разговаривают с детьми дружески, не радуют их, не призывают, не помогают, а только пассивно отражают знания и ограничивают детей лишь заучиванием их содержания?
Меньше созерцательной деятельности, больше созидательной — вот какой принцип клал бы я в основу устройства нашего педагогического государства.
Проголосовали бы дети за такую воспитательную систему?
Во мне говорит вера в детей, устремленных в будущее: они этого и ждут от нас.
Мы читали и рассказывали тебе сказки каждый день, каждый вечер, перед сном.
Твое упорство в просьбе рассказывать тебе сказки (к этому в дальнейшем присоединилась и твоя сестренка) заставило меня заняться их сочинением. Сперва я сочинял их стихийно, но вскоре подумал, что надо ввести в них какой-то порядок, то есть рассказывать не обо всем, а о нравственных началах твоей личности. И хорошо, что всплыли тогда в моей памяти имена десяти братьев, которых моя бабушка в моем раннем детстве пересчитывала по пальцам. 'Это Обито! — говорила она, сгибая, мой мизинец на левой руке. — Это — Робито, — это Джимшито, это — Хозито!' Счет на левой руке заканчивался большим пальцем: 'Это-Заал!' А затем бабушка продолжала считать пальцы на правой руке, начиная опять с мизинца и заканчивая большим пальцем: 'Это — Зураб, это — Данапици, это-Дагургени, это-Бацки, а это — Пирдаубанеди!'
Я не помню, связывала ли она эти имена с каким-либо сказочным содержанием, но я решил их сделать (героями моих сказок, подружить тебя с ними и вместе с ними ввести тебя в сказочный мир. Главным героем этого мира я сделал тебя. Раз вечером, когда ты и твоя сестренка уже приготовились ко сну и удобно устроились в своих кроватках, я начал осуществлять свою пока еще не вполне ясную идею.
— Жил-был один мальчик, звали его Паата, и была у него маленькая сестренка, а звали ее Ниной. И были у них бабушка, мама и папа, И жили они в вечно солнечном городе Тбилиси.
Вы оба сразу запротестовали:
— Это не сказка. Это правда. Расскажи нам сказку!
— Я и рассказываю сказку. Потерпите, пожалуйста, Мама, папа и бабушка очень любили своих детей.
Опять протесты:
— Это же правда. Это про нас, а нам нужна сказка!
— Сейчас и начнется сказка. Раз в полночь, когда Паата спал глубоким сном, пришел к нему Обито. Он еле взобрался к нему на кровать и подполз к его уху. Ухо было прикрыто густой прядью курчавых волос, и Обито чуть было не запутался в ней. Он достал свою саблю и стал отсекать каждый волосок, который мешал ему добраться до уха спавшего крепким сном мальчика.
— Это в моих-то волосах запутался Обито? Не может быть!.. Кто этот Обито?
— Конечно, не может быть. Ты ведь хотел сказку? Вот я и рассказываю ее. А Обито — это один из десяти братьев, самый старший, ростом в мизинец. Так продолжать мне или нет?
— Да-да… Обито добрался до уха…
— Он сунул голову в ухо Пааты и прошептал: 'Паата, надень, пожалуйста, свою куртку, бери свою саблю и пошли помогать Прометею похитить огонь у богов'. — 'Почему именно эту куртку, я же не люблю ее надевать?' — 'Она волшебная. И, пожалуйста, поскорей, нас ждет крылатый конь…' Вмиг мальчик был уже готов. 'Куда ты?' — спросила его сестренка, которая проснулась в это время. Паата всегда доверял ей свою тайну. 'Я спешу помочь Прометею похитить огонь у богов. Вернусь скоро. Будь послушной'. — 'А ты будь осторожен!' Паата и Обито вскочили на крылатого коня и полетели помогать Прометею. Обито показывал дорогу среди облаков. В это время люди молили Прометея вернуть им огонь, который отняли у них несправедливые боги. Бесстрашный Прометей горячо любил людей и ненавидел несправедливых богов. 'Я похищу у них огонь для вас. Вы же не можете жить без огня!' Прометей двинулся к самой высокой, горе Олимп, где несправедливые боги пировали вокруг огня. 'Видишь огонь и этих богов? — сказал Обито Паате. Они теперь летели уже под облаками. Сверху им было хорошо видно, как пировали несправедливые боги. Под Олимпом же, в темной долине люди мерзли без огня. — 'Нам надо спуститься к богам, только так, чтобы они не заметили нас сразу. А затем надо придумать что-нибудь такое, чтобы боги погнались за нами. Они забудут об огне, и тогда Прометей сможет сразу его похитить и вернуть людям'. Паата и Обито спустились на тот склон Олимпа, который меньше всего был освещен огнем. Крылатого коня они оставили в пещере и начали обсуждать, как привлечь внимание несправедливых богов, пир которых напоминал им грохот грома. 'Давай подкрадемся к богам и неожиданно подымем шум, станем дразнить их!' — сказал Паата. Обито понравился план Пааты. Они начали карабкаться через скалу. Было очень трудно. Поцарапали руки, разодрали колени, но ни Паата, ни Обито не обращали внимания на мучительные боли. Поднявшись на вершину Олимпа, оИи встали на ноги и что было мочи закричали, перекрыв грохот богов: 'Боги, ваша несправедливая власть будет свергнута людьми!' 'Кто они такие?' — удивились боги. Они все встали и бросились на Паату и Обито. Паата схватил Обито, посадил в передний карман своей волшебной куртки и побежал вниз. Боги за ними. В это время на вершину Олимпа поднялся Прометей. Он схватил огонь и закричал: 'Боги, я похищаю у вас огонь! Помните, люди свергнут вашу несправедливую власть!' Боги растерялись. А когда пришли в себя, погнались за Прометеем, но было уже поздно. Прометей примчался к людям, освещая себе дорогу похищенным у богов огнем. Люди с восторгом встретили своего героя. 'Мне в этом трудном деле помог храбрый маленький мальчик Паата, который незамедлительно примчался, как только мой помощник Обито сообщил ему о беде людской. Паата еще много раз будет трудиться для людей! А теперь пусть вернется он в свою кровать и заснет крепким сном'.
— А я? Я тоже хочу помочь людям! — сказала Нинулька, как только я закончил сказку.
— В следующий раз, может быть, Паата возьмет тебя тоже, и ты поможешь ему справиться с другими делами! — говорю я Нинульке. Ты доволен сказкой.
На другой день, перед сном, я рассказываю другую сказку: о том, как ты вместе с Робито, вторым братом Обито, ростом с безымянный пальчик, освобождаете Прометея.
На третий день тебя забирает Джимшито, чтобы доставить на корабле продукты и лекарства людям, потерпевшим кораблекрушение и оказавшимся на необитаемом острове. Джимшито, третий брат Обито, ростом со средний палец.
На четвертый день тебе приходится сажать волшебные яблоки, исцеляющие недуги людей. Рядом с тобой трудится Хозито, четвертый брат Обито, ростом с указательный палец.
На пятый день ты даешь веселые уроки вежливости пузатому Заалу, пятому брату Обито, ростом с большой палец, приглашенному ко двору на бал.
На шестой день Зураб, шестой брат Обито, ростом с мизинец правой руки, проверяет твою выносливость.
На седьмой день… и т. д. и т. п.
Рассказывая свои сказки, я часто переходил к прямому обращению к тебе: 'Тебе стало жалко птичку. 'Как я могу исцелить тебя?' — спросил ты. А она ответила… 'Ты не захотел поступить так, потому что понимал, как это нечестно. И ты подумал: 'Человек всегда должен быть честен!' 'Ты разозлился не на шутку: 'Как вы смеете обижать маленького! Он же беспомощный!' И хотя силы были неравны, ты бросился
