двум мирам. Пусть поможет нам перифраз мысли Николая Бердяева, чтобы уточнить эту идею: человек сопричастен к Миру Высшему, который он в духе отражает, и к Миру Земному, судьбу которого он разделяет.
Но с нашими учениками может случиться то же самое, что и с человечеством: они могут так погрузиться в земные проблемы и переживания, что забудут о своей причастности к Миру Высшему. Но мы можем помочь своим ученикам, чтобы они не потеряли память о будущем и не порвали связь с Высшим Миром.
Потому нам придётся дарить нашим ученикам Уроки:
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Дар будет принят, если уроки такого склада будут преподнесены в атмосфере искренности и доверия, свободного и непосредственного общения.
Кто есть Учитель Света?
Любой, кто устремлён впитать в себя море Света.
Устремлённый к свету уже есть Светоносец.
Учителя Света живут, творят, общаются, как подобает Свету.
Учитель Света общается не с самим учеником, какой он сейчас есть, а с его воображаемым светлым образом из ближайшего будущего.
Учитель Света верит в каждого ученика.
Он отдаляется от понятий и слов, которые могут унизить или осквернить его учительское достоинство.
Учитель Света скромный, благородный, великодушный.
Учитель Света перекрывает педагогическое невежество Светом.
Учитель Света на уроке — сама жизнь.
Он — загадка для своих учеников.
Он для них — неожиданность, удивление и восхищение.
Он — естественность, непосредственность и красота.
Он — забота, защита, надежда.
Он — открытость и честность.
Он благодарит учеников за то, что они помогают ему стать мастером педагогического труда.
Он может позволить себе извиниться перед учениками: «Урок не получился».
Он может сказать своим ученикам: «Дайте мне домашнее задание — какой урок для вас приготовить».
Он может принести ученику в подарок на день рождения Урок.
Он позволит себе отменить программу, если она противоречит духовно-нравственному и познавательному развитию учеников.
Он может сделать своих учеников соавторами учебников.
Бушети, Грузия.
25.07.2008.
Детей и педагогику я люблю
С раннего утра он садится за свой письменный столик под сводами. Пишет роман, которому суждено стать шедевром мировой культуры. Ему трудно оторваться от стола, трудно отложить перьевую ручку хоть на час. Но в его духовный мир врывается толпа крестьянских детей — оборванных, грязных, худых. Они шумят, дерутся, играют, валяются на полу.
Он испытывает прямо-таки физическое беспокойство, на него находит тревога, ужас вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей. А тонуть может самое дорогое, именно то духовное, которое очевидно бросается в глаза, видя светлые, часто ангельские глаза этих детей.
«Как бы не просмотреть Ломоносова, Пушкина, Глинку, Остроградского и как бы узреть, кому что нужно!» — вот в чём его тревога.
Но тревога смешивается в переживаниях радости и одухотворения.
Школа — это поэтическое, прекрасное дело, от которого ему так же трудно оторваться, как от начатых рукописей «Войны и мира».
Сердце зовёт к детям.
Они там, в его усадьбе, недалеко от дома.
Вырвавшись из кабинета и отмахиваясь от мужиков, преследующих его — графа — со всех крылец дома, он спешит к детям. Здание школы пока переделывается, и потому занимается он с ними в саду, под яблонями.
Там сейчас сидит приглашённый им учитель, а кругом школьники, покусывают травку и пощёлкивают липовые и кленовые листья.
Учитель учит детей по его советам, но всё-таки не совсем хорошо, что и они чувствуют.
Он идёт под яблонями. Можно пройти только нагнувшись, всё так заросло.
И он видит их, вот они — дети!
Они его очень любят.
Заметив его, они с радостными криками бегут навстречу, окружают. Одни завладевают его руками, другие держатся за его халат.
«Мы тебя ждали… Мы тебя ждали!» — кричат они.
«Вот и пришёл!» — говорит он.
Садится под яблоней. Дети плотно его окружают — как можно поближе к нему.
Душа его восторгается и тревожится.
Смотрит каждому в глаза, у каждого есть то самое главное, духовное, которое он лелеет. «Лишь бы узреть, кому что нужно!»
И он начинает им говорить.
Идёт время, но ему сейчас не жалко времени.
Беседуют три-четыре часа, и никому не скучно.
Потом они расстаются, он долго провожает их увлажнённым взором. «Нельзя рассказать, что это за дети, надо их видеть!»
Так возвращаются они домой каждый день, и сами того не понимая, оставляют учителю тайны своего бытия. И ему открывается то, чего никто не знает и с чем, как ему кажется, никто не согласится.
В то время соглашались с ним, может быть, не очень многие, а в основном те, которые могли его понять.
Но разве это было так только тогда, более чем 150 лет тому назад? И сейчас это так: с ним соглашаются и не соглашаются.
Так будет и в будущем, ибо обойтись без его мыслей уже не удастся никому, кто только займется высшим уровнем культуры педагогического мышления.
