Чертовски знаменита

в закусочную. Там она заказала чизбургер и шоколадный коктейль. Ни того, ни другого она обычно себе не позволяла, но для восемнадцатого размера то была подходящая пища. Вдруг она замерла. У закусочной было всего три стены, четвертая открывалась в холл, и там Катерин совершенно ясно увидела фигуру Жан-Клода. Он медленно шел через комнату, погруженный в беседу с маленьким лысым человечком.

Едва не поперхнувшись, Катерин бросила десять долларов на стол и выбежала из закусочной со ртом, все еще набитым чизбургером.

– Кто там? – Жан-Клода разбудил от глубокого сна настойчивый стук в дверь.

– Вам записка, сэр, – произнес голос. – Очень важно, от мистера Роджерса.

«Блин. Какого черта Квентин шлет ему послания посреди ночи?»

Жан-Клод накинул халат и, протирая глаза, распахнул дверь.

Там стояла Катерин, спокойная, собранная, в изысканном снежно-белом брючном костюме, темные волосы обрамляют лицо, цвет которого подчеркнут рубинового цвета губами и дымчатыми глазами Клеопатры.

– Привет, Жан-Клод, – улыбнулась она. – Как ты, дорогой?

– Моп Dieu, Катерин… Что ты здесь делаешь, черт побери? Как ты меня нашла?

– Предельно просто, мой дорогой Ватсон. – Катерин намеревалась говорить непринужденно, хотя она едва слышала саму себя, так громко билось ее сердце. – Тебе никуда от меня не спрятаться. – Она попыталась подражать Этель Мерман, но сразу поняла, что выступила неудачно. Она внутренне выругала себя за то, что изображает клоуна.

По глазам Жан-Клода трудно было что-то прочесть, но в них светилась веселая искорка.

– Ты разве не пригласишь меня войти? Слушай, здесь холодно.

Господи, а что, если он скажет «нет»? Что, если он велит ей убираться к чертовой матери, вообще прочь из его жизни? Что она будет делать? Она от него без ума.

Она безумно влюблена в него, сейчас ей это стало совершенно ясно. Катерин приложила руку к сердцу, как бы прося его не биться так сильно. Ей показалось, что Жан-Клод рассматривал ее целый год, потом кивнул.

– Ладно, заходи.

Она вошла в спальню, практически такую же, как у нее.

– Мне сказали, ты тут не зарегистрирован, – заметила она.

Он подавился смехом.

– В этой гостинице только надо сказать на коммутаторе, что тебя здесь нет, и за деньги они будут врать почем зря.

Отбросив всякую гордость, Катерин проговорила:

– Послушай, Жан-Клод, мне необходимо было увидеть тебя хотя бы еще раз, чтобы убедиться, что ты действительно имел в виду то, что сказал. Что на самом деле хочешь прекратить наши отношения.

Он закурил сигарету, глядя на нее взглядом, который она не могла разгадать.

– Садись, Китти, – мягко пригласил он.

Она присела на край зеленоватого дивана с покрытыми пластиком подлокотниками – чтобы не пачкались. Ей казалось, что он слышит, как бьется ее сердце. Он накинул на себя голубой махровый халат и выглядел еще лучше, чем обычно.

– Выпить хочешь?

Она отрицательно покачала головой. Не время пить. Речь идет о жизни и смерти для Китти Беннет. Ее жизнь зависела от его слов.

– Извини, что сделал тебе больно, Китти; я это сознаю.

– Откуда мне об этом знать? С той поры, как ты ушел неделю назад, от тебя не было ни слова. Это было ужасно. Настоящий ад.

Она слышала свой ноющий, жалобный голос. Так не пойдет, она должна сохранять спокойствие, следить за собой, как ее телевизионная героиня. Но, к сожалению, она отличалась от Джорджии-Гадюки, она была Катерин Беннет, и сейчас она старалась удержать любимого мужчину.

– Признаюсь, мне тоже пришлось несладко. – Он нахмурился. – Но, Mon Dieu, Китти, попробуй поставить себя на мое место, должен же я сохранить к себе уважение. Я не могу так продолжать, когда весь мир думает, что я у тебя на содержании, просто жиголо.

– О Господи, да никто так не думает, Жан-Клод. Не говори ерунды. Абсолютно никто. Дело лишь в том, что никто толком не знает, чем ты занимаешься. Ты ведь никогда о себе не рассказываешь.

– Представь себе, как приятно, когда тебя постоянно называют жеребцом Катерин Беннет, – саркастически проговорил он. – Ты можешь себе это представить, Китти?

– Те, кто нас знает, так не говорят. Все, кто видел нас вместе, понимают, насколько глубоки наши отношения. Невозможно быть таким бесчувственным.

– Твой мир полон бесчувственных засранцев, Китти, и ты это знаешь. – Пепел с сигареты упал на ковер. – Кто я? Что я? Кем я был для тебя по-настоящему, Китти?

– Мужчиной, которого я любила, все еще люблю, – прошептала она.

– Неправда. Я просто был человеком, с которым ты познакомилась, он тебе понравился, и ты решила пожить с ним немного. Мужчиной, которого ты держала на поводке, как собаку.

– Это же смешно, Жан-Клод. Я никогда не думала о тебе так. Ты всегда принадлежал сам себе, был самим собой, всегда.

– Да уж. – Он сильно затянулся и выпустил две струи дыма из ноздрей. – Как же тогда получалось, Китти, что мне всегда приходилось жить по твоему расписанию, и никогда тебе – по моему?

– Что ты имеешь в виду? Мы всегда обсуждали, что нам делать.

– Ну да, например, приехать в Лас-Вегас на уик-энд. Или в Рино. Ты всегда говорила, что ненавидишь эти места, что не можешь ехать туда, где толпы, потому что терпеть не можешь, когда на тебя глазеют. Что тебя повсюду окружает толпа, что ты не можешь уединиться. И так далее, и тому подобное. И тем не менее вот она ты. Почему?

– Я приехала, чтобы найти тебя. Потому что я все еще тебя люблю и не хочу, чтобы мы расстались.

– Любовь! – Презрительно фыркнув, он встал и налил себе водки из наполовину пустой бутылки на комоде. – Любовь – улица с двусторонним движением, Китти, а я понял, что за те месяцы, что мы были вместе, мы двигались лишь в твоем направлении.

Она молчала, понимая, что это, по сути, правда. Они обычно делали то, что подходило ей. Она манипулировала им, сама того не желая. Он протянул ей бокал с водкой.

– Все должно было быть так из-за твоей карьеры, Китти, или из-за Томми, или еще по каким-то причинам, которые мешали мне стать равноправным партнером в твоей жизни, действительно делить ее с тобой. Пока ты ездила в турне, очаровывая Америку, я очень серьезно подумал и пришел к выводу, что то, чего хочу я, как раз и есть то, чего никак не хочешь ты.

– Что именно? – Она уже знала ответ.

– Брака, – сказал он. – Я хочу быть твоим мужем, Китти. Я хочу стать частью твоей жизни, хочу принадлежать тебе, и чтобы ты принадлежала мне.

– Но я тебе уже говорила, я не готова еще к новому браку, Жан-Клод, и, поскольку у меня, скорее всего, вообще больше не будет детей, куда торопиться? Послушай, дорогой, если люди действительно любят друг друга, какой смысл в браке?

– Чушь собачья! – огрызнулся он. – Как раз в этом-то и весь гребаный смысл, Китти. Единственный смысл. Дети или без детей, но я отказываюсь стать еще одним членом твоего обслуживающего персонала, Китти. Мужчина Месяца Китти, или года, или еще как. Тут задета гордость. Мое уважение к себе, как к мужчине, называй это как хочешь. Оно не позволяет мне… – Он пожал плечами. – Но мы уже столько раз говорили на эту тему, cherie, что я наконец-то увидел свет.

– Какой свет?

– В конце туннеля. Который говорит: «Мотай оттуда, Жан-Клод, и устрой свою жизнь. Верни свою жизнь на проверенные рельсы и перестань существовать в тени Катерин Беннет». Я мужчина, Китти, я не