Осторожно поцеловав протянутую ручку, он взглянул на Доминик так, как будто только что нашел бесценное сокровище.
– Завтра, на Танго Бич, в одиннадцать?
Она скромно покачала головой:
– Может быть, Гастон, может быть… Но я ничего не обещаю. – И, улыбнувшись так, что у него перехватило дыхание, она села на свой велосипед и, быстро работая педалями, исчезла в темноте. Он так и остался стоять, глядя ей вслед, в глазах его отражались яркие звезды, а в груди бешено колотилось молодое сердце.
Вечером, лежа в постели, Доминик думала о красивом юноше и той власти, которую она приобрела над ним во время их короткой встречи. Власть. Власть над мужчинами. Это приятное чувство пришло к ней впервые. Ей абсолютно не нравились местные мальчишки, но этот был таким милым, он так очаровательно улыбался, обнажая в улыбке ровные белые зубы, у него было такое загорелое лицо и такие густые черные кудри, что Доминик подумала: возможно, для него она сделает исключение.
На следующий день после тяжелой утренней репетиции с мадам Агатой она решила спуститься к Памплону, искупаться и позагорать. Доминик быстро преодолела на своем велосипеде две мили по неровной дороге на окраине Сен-Тропеза и приехала на пляж в самое удобное для купания время. Она бы очень удивилась, увидев Гастона. Казалось, что на Танго Бич отдыхают всего несколько человек. Под ногами чистый бледно-желтый песок, кое-где на волнах покачиваются парусные шлюпки и моторные лодки, темно-синее пустынное море приятно манит своей прохладой. Около десятка не занятых деревянных лежаков с полосатыми желто-белыми матрацами стояли вдоль берега, с надеждой ожидая посетителей. Она заплатила несколько франков красно-коричневому мальчику у входа, и он проводил ее к самому морю, воткнул в песок большой зонт и установил маленький дощатый столик, на который поставил стакан «кока- колы». Сняв с себя короткое летнее платье, которое она носила прямо поверх бикини, Доминик легла на матрац, позволив теплым солнечным лучам ласкать ее тело. Закрыв глаза, защищенные темными очками, она почти заснула, как вдруг почувствовала нежное прикосновение.
– Доброе утро, – сказал Гастон Жирандо, присаживаясь на песок рядом с ней. Его мускулистое, крепкое тело было янтарным в лучах солнца, на лице скромная улыбка.
– Доброе утро, Гастон. – Она улыбнулась ему, не снимая очки.
– Какой чудесный день, – сказал он.
– Да, после репетиции так приятно. Я подумала, что надо искупаться.
– Ну и чего же мы ждем? – спросил юноша. – Ну-ка, лентяйка, вставай. Побежали в море, я буду тебя ловить.
Смеясь и сопротивляясь, Доминик все-таки позволила Гастону поднять ее с лежака, и они вместе бросились в теплые волны Средиземного моря, где купались и веселились, пока не проголодались. В маленьком летнем ресторанчике с тростниковой крышей на бамбуковых столиках с клетчатыми скатертями все было накрыто для ленча, солнце проникало внутрь через бамбуковые жалюзи, которые защищали обедающих от палящих лучей, отбрасывая блики на улыбающиеся лица Доминик и Гастона. Они съели салат из креветок, провансальских цыплят с жареной картошкой и сладкий пирог с кремом, запив все это «божоле нуаве». Доминик и Гастон болтали и смеялись весь обед, и тучный хозяин ресторанчика с отеческой добротой смотрел на них, потому что знал обоих с детства.
– Почему мы раньше никогда не встречались? – спросила Доминик, которая очень вкусно пообедала и хорошо повеселилась в компании Гастона.
– Я три года провел в колледже, – сказал он. – А до этого мы, наверное, видели друг друга здесь, на пляже. – Он наклонил голову, и она почти коснулась ее. – Тогда я тебя не замечал, впрочем, так же, как и ты меня. Но если бы тогда ты выглядела так же, как сейчас, то я, конечно же, не прошел бы мимо.
Доминик покраснела и опустила глаза. Она начинала чувствовать, что этот юноша вызывает у нее какое-то приятное волнение, и позже, когда он перетащил свои лежак и матрац поближе к ней и они в полудреме лежали на солнце, почти касаясь плечами друг друга, Доминик поняла, что ей хочется видеть Гастона Жирандо чаще… намного чаще.
Лежа на своей девственно чистой узкой постели, Агата никак не могла заснуть. Она были слишком взволнована тем, что рассказала ей Доминик. Она сама прочитала одно из тех рекламных объявлений, которые распространяли в деревне, и теперь испытывала легкое волнение. Когда они говорили об этом с Доминик после занятий, Агата поняла, что предстоящие пробы могут стать прекрасным шансом покончить с той скучной жизнью, которую она вела.
Если бы Доминик победила, если бы ей дали роль в Голливуде, то она, Агата, могла бы поехать с ней. Почему бы и нет? У Доминик очень состоятельные родители. Ее папа очень богатый местный банкир. Мама занята воспитанием трех сыновей и явно беременна четвертым. Если бы… если бы… если бы…
Агата была слишком взволнована, чтобы заснуть, ее будоражили радужные перспективы. Она перевернулась на левый бок и извлекла из-под матраца свой альбом, чтобы вновь полюбоваться красивым лицом Джулиана Брукса. Встретится ли она с ним, если они поедут в Голливуд? Может, и нет: он был звездой английского кино и снимался там. Она знала, что он никогда не был в Америки. Но радость и мысли о свободе, желание покончить с этой буржуазной замкнутой жизнью в Сен-Тропезе, чтобы вырваться в настоящий мир, уехать в Америку, переполняли ее. Любой хочет попасть в Америку. Земля больших возможностей, где все мужчины и женщины обладают равными правами. Агата найдет себе там друзей, начнет новую жизнь. Она знала, что так будет.
Последние годы были для Агаты трудными. Ничто в се послевоенной жизни так и не смогло исправить тот вред, который причинили ей восемнадцать месяцев жизни в подвале, а потом несколько лет в «Элефан Роз». Видеть всех тех изменниц-проституток, которые ублажали нацистских монстров, уничтоживших ее семью, ее жизнь и ее будущее, было для нее сущим адом. Но еще ужасней было то чувство отвращения, которое она испытывала к самой себе.
Агата понимала, что ужасно уродлива. Всякий раз, когда она смотрела в зеркало и видела там худой, изможденный призрак, она вспоминала, какой была в юности. Почти такой же очаровательной, как Доминик. С хорошенькой фигуркой, чуточку полноватая, с темными искрящимися глазами и иссиня- черными блестящими волосами. Милая и необычайно талантливая. Она не была такой живой и подвижной, но в ее спокойном молчании была своя привлекательность.
Все это прошло навсегда. Все: и талант, и красота. Она нередко слышала у себя за спиной насмешливый шепот деревенских детей: «Старая дева», «Ужасная ведьма». Она видела, что и тетя относится к ней с неодобрением. Поджатые губы тетушки Бригитты и ее нежелание общаться с Агатой явно говорили о том, что она думает о своей племяннице. Но у Агаты не было денег. Что же ей было делать? Куда она могла уехать? Она могла забыться только в своем воображении, которое рисовало ей картины благоухающих лугов, по которым она гуляла со смеющимся другом, держась за руки, иногда это был Джулиан Брукс.
Только там она была по-настоящему счастлива. Все изменится, если Доминик де Фрей победит на этих пробах… и, возможно, предоставит ей возможность начать в Америке новую, нормальную жизнь.
Глава 5
Вернувшись в Париж через два года после окончания войны, Инес с грустью обнаружила, что она слишком идеализировала любимый город своего детства и представляла его себе гораздо более красивым, чем он был па самом деле. Она увидела, что ее соотечественники стали грубыми и бесцеремонными, хотя она вынуждена была признать, что у них на это было достаточно причин. Многие из них все еще переживали в душе долгую нацистскую оккупацию, каждый день лицом к лицу сталкиваясь с безжалостной повседневной реальностью и пытаясь хоть кик-то устроить свою разбитую жизнь. Казалось, что все здесь заняты только собой и своими семьями. Продукты, ставшие за годы войны навязчивой идеей, все еще были страшным дефицитом, хоти в больших отелях и крупных магазинах недостатки в них не было и они работали как обычно.
После нескольких лет, проведенных в Лондоне, Инес чувствовала себя чужой в Париже. Она скучала по английскому юмору и по своей очаровательной квартире на Мэйфэр. Она зашла в несколько знаменитых уютных местечек в надежде встретить кого-нибудь из своих старых друзей, но ее единственными
