интересовалась, все время расширялся, и с присущей французским женщинам хваткой и пониманием финансовых вопросов она сделала своим основным занятием обеспечение будущего.
Инес уже смирилась с тем, что никогда не найдет своего мужчину и никогда не сможет влюбиться. Она считала, что ей предначертано судьбой так и не выйти замуж за любимого человека, создать семью и жить в спокойном благополучии, растя двоих, а может быть, троих детей. Тем не менее, вскоре у нее уже было достаточно денег, чтобы прекратить «работать» и «отойти от дел». Но что ей теперь делать с собой? На этой мысли Инес особенно не любила останавливаться. Ее квартира была забита дорогими и красивыми вещами, которые не имели никакого отношении к ее профессии. Но не было того, кто мог бы ими восхищаться. Того, кто стал бы с ней жить, когда она окончательно закончит свою «карьеру».
С тех пор как ее бросил Ив, Инес не испытывала к мужчинам никаких чувств, разве что смутную нежность – такую порой испытываешь к родственникам. Все мужчины были для нее на одно лицо: в большинстве своем похотливые животные. И чем больше они использовали ее, тем меньше добрых чувств к ним оставалось у нее в сердце. По мере того как изо дня в день, месяц за месяцем, год за годом она продавала свое тело, увеличивалось ее страстное желание испытать настоящую романтическую любовь, какой она еще не знала.
У нее было много подходящих для замужества кандидатур – молодые, красивые, умные и честолюбивые, некоторые даже с большим будущим. Но ни на одном из них она не остановила свой выбор. Безуспешно пыталась она найти любовь, испытать хоть капельку страсти, восторга и радости, которые она всегда испытывала с Дивом. Увы, она ничего не чувствовала. Порой Инес даже задавала себе циничный вопрос: а не было ли все это волшебным трюком Ива, который, когда ей было одиннадцать лет, очаровал и навеки пленил ее сердце.
Однажды после обеда она пошла на дневное представление «Пигмалиона» в театр «Олдвик». На сцене Инес увидела стройного красивого актера с густыми черными бровями и лицом, как у архангела. Его волосы были почти черными, на носу очки в черепаховой оправе, что подчеркивало его аристократичность, охотничья шляпа лихо сдвинута набок. Со своего места в зале под шелест шоколадных оберток и восторженный шепот английских матрон Инес почти физически чувствовала его глубокое внутреннее обаяние, дополненное легкостью поведения и юмором.
Его звали Джулиан Брукс, Милашка Брукс, бульварная пресса называла его Театральным Идолом, с тех пор как ее бросил Ив, ни один мужчина не производил на нее такого сильного впечатления. Джулиан Брукс поразил ее воображение. Она не сводила с него глаз. Инес поразило очарование Джулиана, его божественная сексуальность. Он был гениален. Она поняла, что у него редкий дар искренне и весело шутить. Это были шутки высокого уровня. Он не просто играл роль, как другие актеры, и Инес поняла, что хочет увидеть его еще раз.
Инес не пропускала ни одного представления «Пигмалиона» до конца сезона и стала собирать всю информацию о человеке, который теперь так занимал ее мысли и волновал пробудившееся чувство.
Глава 6
По мере того как звезда Джулиана всходила все выше и выше на небосклон славы, Фиби превращалась в тот ужасный тип несносных и брюзжащих женщин, которые могут появиться только среди английских домохозяек. Превыше всего она ценила две вещи – деньги и социальное положение. Больше всего в карьере Джулиана, кроме того, что она выгрызала для себя роли в его спектаклях и фильмах, Фиби привлекали положение в обществе и деньги, которые эта карьера могла ей дать. Она редко опускалась до бесед с техническим или обслуживающим персоналом, с которым работал Джулиан, общаясь только со звездами и главными режиссерами. Артистическая сторона кино ее больше не привлекала. Ей было все равно, снимается ее муж в «Отелло» или «Тетке Чарлея». Ей нравилось быть женой мистера Джулиана Брукса и близкой подругой Оливеров и Рэдгрэйвов. Она обожала жить жизнью жены знаменитого актера: встречи в обществе, на королевских скачках в Эскоте, посещение Уимблдона, присутствие четвертого июня на празднике выпускников в Итоне, приглашение в Коуз, потом парусная регата в Хенли; благотворительные балы, уик-энды в загородных имениях аристократов, большое количество знаменитостей в черных лимузинах, люди в дорогих нарядах. Подогреваемые успехом Джулиана, ее амбиции достигли своего апогея, когда она заставила его включить ее в состав актеров, играющих в его фильмах. Если бы он на это не согласился, Фиби сделала бы его жизнь невыносимой. Появление на сцене вместе с Джулианом делало ее более высокомерной с друзьями, и она всегда настаивала на включении ее имени в титры главных исполнителей – не как жены знаменитости, а как самостоятельной звезды.
В этот период их жизни она вела себя с Джулианом очень грубо. С тех пор как он отказался дать ей роль Элизы Дулиттл в «Пигмалионе», она просто кипела от гнева.
В свои тридцать пять лет она выглядела по крайней мере на десять лет старше и никак не могла играть роль беспризорной девушки из лондонского предместья. У нее было слишком много денег, и выглядела она как человек, не привыкший себе в чем-нибудь отказывать.
– Я прекрасно подхожу для этой роли, прекрасно, и ты всегда мне это говорил, – кричала Фиби. Жирная помада размазалась по зубам, а неумеренно нанесенная косметика усиливала выражение недовольства. Хна, которой Фиби щедро пользовалась для подкрашивания волос, превратила ее голову в костер, ярко переливающийся в лучах послеобеденного солнца. Джулиан заканчивал «Пирата», еще один боевик для Дидье Армана, в самом разгаре была работа по распределению ролей в «Пигмалионе», параллельно шли первые пробы. Замученный напряженными и сложными съемками, Джулиан пытался хоть немного вздремнуть на кушетке в гардеробной, когда ворвалась Фиби, прогнала костюмера, как всегда раздраженно крича:
– Выйди вон. Меня не волнует, что он спит, я пока еще его жена, черт тебя побери!
– Фиби, ради Бога, – умоляюще произнес Джулиан, устало глядя на свою некогда привлекательную жену, которая превратилась в вечно раздраженную толстую мегеру. Она стояла перед ним, уперев руки в бока.
– Как ты мог выбрать на роль Элизы эту сучку Луизу Джеймс? – спросила Фиби, кипя от злобы. – Она же уродина! Она не сможет ее сыграть, она слишком, слишком стара для этой роли!
– Луизе двадцать лет, – спокойно ответил Джулиан. – Она получила в прошлом году первую премию на Бродвейском конкурсе. Сниматься она начала, когда ей было одиннадцать лет, и, что важнее всего, она действительно оказалась очень красивой девушкой.
– Красивой? – взвизгнула Фиби. – Ты называешь эту кошелку красивой? Да у нее лицо, как… как у дешевой фарфоровой куклы. Твоя жена Я! Как насчет того, чтобы относиться немного внимательнее ко мне, ко мне!
– Фиби, пожалуйста, прошу тебя, будь благоразумна. – Джулиан с трудом сохранял самообладание, пытаясь не сорваться. После обеда ему надо было сыграть одну сцену, в которой эмоциональный настрой играл очень важную роль, а ярость Фиби явно не способствовала его подъему. – Тебе слишком много лет, чтобы играть Элизу, неужели ты этого не понимаешь, дорогая?
– Нет, не понимаю, черт тебя побери. – И она залилась крокодиловыми слезами, к которым за многие годы их совместной жизни Джулиан привык. – Мне столько же лет, сколько и Вивьен, а она играет молоденьких девушек.
– Ну, посмотри же ты в зеркало, ради Бога. Ты же знаешь, что я прав. Тебе уже тридцать шесть. Ты просто не в состоянии сыграть восемнадцатилетнюю девочку, Фиби, это не в твоих силах, ты же сама видишь.
– Нет, в моих, – плакала она. – О, Джулиан, пожалуйста, пожалуйста, разреши мне. Я сброшу немного вес и стану такой хорошенькой… Посмотри, как я выгляжу на фотографиях «Презент Лафтер». Они написали, что я была очаровательно молодой и такой трепетной.
– Это было несколько лет назад, дорогая. – Джулиан знал, что надо оставаться непреклонным; Фиби шла на все, пытаясь манипулировать мужем, но он не мог допустить, чтобы в их браке центр власти переместился в ее сторону. Одному только богу известно, что она вытворяла все это время. Эта борьба всегда была трудной, но ему пока удавалось держать ситуацию под контролем. Он верил в то, что мужчина всегда в семье главный, и, зная, как это важно, старался следовать этому правилу.