возвращение домой в целое событие. Услышав, что его машина остановилась около дома, она готовила ему мартини со льдом. Одетая изысканно, но просто, по последней парижской моде, Инес ненавязчиво подчеркивала необычайную красоту своего тела. Упругая грудь, просвечивающая через шифон платья, матовые плечи, свободно выступающие из бархатного платья, или прекрасные длинные ноги под короткой сатиновой юбочкой вливали в него новые силы и возбуждали. Она нежно массировала ему затылок, чтобы снять напряжение, и ее холодные пальцы ласкали его уставшие мышцы. По тому, как он вел себя во время этого массажа, Инес всегда определяла его настроение. Она могла сказать, хочет он заниматься любовью или нет (он почти всегда хотел этого). Они вместе плавали в бассейне и стояли под душем, сильные струи которого расслабляли его тело, а она мыла его душистым мылом.
Она нежно и умело смывала с него мыло, слегка касаясь его груди своими сосками, и Джулиан возбуждался. Ее язык прокладывал себе дорогу у него во рту, а упругие струи кругового душа приятно били по телу со всех сторон. Инес целовала его, поворачивая так, чтобы вода попадала на его эрогенные зоны.
Инес никогда не думала о том, как выглядит, единственное, чего она хотела, это доставить удовольствие своему любимому. Иногда она ненадолго оставляла его, разомлевшего от ее поцелуев, и уходила к себе в спальню, чтобы натереться маслами и благовониями. Он приходил за ней в спальню и заставал ее стоящей у окна. Тогда он обнимал ее, и они яростно и страстно любили друг друга. Но частенько они так и оставались под душем. Чтобы он кончил, она ласкала его эрогенные зоны. Инес знала все секреты мужского либидо и мастерски этим пользовалась. Потом Джулиан лежал на прохладных льняных простынях, а она готовила ему ужин и приносила на подносе в спальню. Он ел, а она смотрела на него. Если ему хотелось поговорить, они болтали, если он молчал, она сидела тихо, как мышка, если ему нужно было учить роль, она раскрывала книжку и начинала читать. Она идеально подходила на роль его жены: тигрица в постели и мудрая женщина во всем остальном. Единственное, что ему не нравилось, это новый цвет волос. Он так любил ее длинные темно-каштановые волосы, ему нравилось наматывать их на руку, как шелковые нитки. Эта новая прическа шла ей, но Инес как будто потеряла былую индивидуальность, стала выглядеть более заурядно. Конечно, ничего страшного, это увлечение Грейс Келли рано или поздно пройдет, и Инес опять станет брюнеткой. Но цвет волос Инес не мог повлиять на мужчин, по-прежнему смотревших на нее с восхищением и восторгом.
Многие мужчины домогались Инес, их притягивала ее яркая сексуальность. Но она принадлежала только ему.
Каковы бы ни были ее отношения с мужчинами в прошлом, сейчас она любила только его. Она говорила, что у нее было трое мужчин до него, и наотрез отказывалась обсуждать детали, хотя он настаивал. Инес была умной женщиной. Джулиан сам понимал, что чем больше она расскажет ему о своем прошлом, тем больше он будет ревновать и захочет узнать еще что-нибудь. Теперь у Инес не было прошлого. Ее жизнь началась с момента их встречи.
Глава 2
Умберто Скрофо сидел в своей гостиной в Риме, в окружении своих любимых картин, мебели и скульптур; он ковырял в зубах ножницами для бумаги и читал прибывшую с авиапочтой «Уикли Вэраети».
«Потерянный город» имел в Англии колоссальный успех. Он оказался прав, настояв, чтобы Рамона и остальные участвовавшие в съемках артисты совершили рекламное турне по Европе. Несмотря на то что актеры требовали себе лимузины и роскошные люксы в самых дорогих отелях, затраты оправдали себя. Картине сделали колоссальную рекламу. В Европе она была фильмом номер один. Это был его дебют, и дебют успешный, и Умберто был безмерно счастлив.
В полутемную комнату вошла его новая молодая экономка. Окна были закрыты ставнями от полуденного солнца. Она вела себя как рабыня.
– Может, вам что-нибудь принести, синьор Скрофо?
– Да, – отрывисто произнес он своим сиплым голосом. Его всегда интересовало, почему она так говорит, как будто за что-то извиняется. – Холодный кофе и много сахара. Только не просыпь его на поднос, как ты сделала это в прошлый раз!
– Да, синьор, – кивнула девушка и исчезла. Синьор Скрофо вселял в нее ужас, но она не могла потерять эту работу. Он ей хорошо платил, а ее большой семье были так нужны деньги.
Умберто вздохнул. Ему было скучно, а он ужасно не любил скучать. Пришло время нанести еще один визит синьоре Альбертони в ее апартаментах на Виа Систина. С ней ему никогда не бывает скучно. Особенно когда она стоит перед ним в черных туфельках на высоком каблуке, в черных шелковых чулках, кружевные подвязки плотно облегают полные ляжки, светлые волосы рассыпались по раскрасневшемуся лицу, а он хлещет ее одним из тех изощренных приспособлений, которые она держит для особых клиентов.
Пять минут спустя в комнату нервно вошла горничная.
– Вас к телефону. Кажется, из Америки. – Когда она улыбалась, ее лицо было очень красивым. Он знал, как ей хочется побывать в Америке. Он тоже рвался туда. Может быть, теперь, когда его картина пользуется таким успехом, он, наконец, попадет в Америку.
Еще в Лос-Анджелесе Умберто подписал контракт с фирмой Уильяма Морриса. Его мало волновало, что эта организация объединяет почти триста продюсеров всего мира: его непомерное самомнение заставляло его считать себя вне конкуренции, ведь он, Умберто Скрофо, создал великий фильм. В Риме все так говорили, да он и сам всегда знал себе цену. Урод Умберто считал себя неотразимым, остроумным и культурным мужчиной. Они просто глупцы, если не понимают этого.
Он открыл ставню и выглянул в окно. По Спениш Степс ходили толпы туристов. Умберто разозлился, потому что они нарушали его спокойствие своими громкими выкриками и вспышками фотоаппаратов.
Джиа принесла ему телефон, в трубке потрескивало. Это был его агент Абе.
– Привет, Умберто, как поживаешь?
– Прекрасно, Абе, просто прекрасно. Какие последние новости о фильме?
– Картина наделала много шума. Новорожденный оказался в центре внимания. Думаю, ты уже смотрел «Вэраети». У нас тут тоже кое-кто тобой заинтересовался, – сказал Абе.
– Да?! – Умберто зажег сигару, чувствуя, что расплывается в лучезарной улыбке. – Кто-нибудь из тузов?
– Ну, не совсем из тузов, кое-кто из независимой корпорации. Роджер Корман, например.
– Роджер Корман! – взорвался Умберто. – Черт бы тебя побрал, он снимает ужасные фильмы! Мне он не подходит. Я же говорил тебе, Абе, что после «Потерянного города» я хотел бы сделать что-нибудь в Голливуде, понимаешь? Ты что-нибудь разузнал?
– Мы пытаемся, пытаемся, – ответил Абе привычно умиротворяющим тоном, которым он разговаривал и с актерами и с продюсерами. Для Абе не было никакой разницы, сделает Умберто фильм в Голливуде или в каком-нибудь другом месте. В Голливуде продюсеры росли прямо на пальмах; всем хотелось попасть из Европы в Голливуд.
Фильм Умберто пользовался большим успехом в Европе, но в Америке особого восхищения не вызвал. Работая сверхурочно, за небольшое вознаграждение, Абе не думал делать ничего, выходящего за рамки прямых обязанностей, чтобы протолкнуть фильм Скрофо. Он был рядовым клиентом Уильяма Морриса, одним из тысячи, поэтому для Абе это был самое заурядное дело.
– Да, но если вы читали европейские отзывы в «Взрасти», то почему же не рассказали об этом там? – спросил Скрофо.
– Да, да, мы говорили им, что это хорошая картина, сильная… Вы же знаете, мы пытаемся послать ее на Каннский фестиваль. Я просто хочу, чтобы ты понял, Умберто, у нас тут до чертиков работы, целое море проблем, надо вкалывать, – спокойно ответил агент. – Поверь мне, очень скоро лед тронется. Вот увидишь, что-то обязательно произойдет. А сейчас, дорогой, тебе надо просто сохранять терпение и верить.
– Я хороший продюсер, Абе, может быть, даже очень хороший, – холодно сказал Умберто. – Не только Огги, но и Джентес Темпо говорили мне, что я новый де Лаурентис, а эти поцы в Голливуде, эти твои Макополис, Занек и Кон, они даже не захотели посмотреть мой фильм.
