Олег опять поддался. Она ему безумно нравилась. Уже забыл, как это бывает. Да, час назад он держал ее в объятиях, смотрел на это лицо с полузакрытыми глазами, весь был с ней, в ней, а сейчас она снова какая-то не его. Захотелось подойти и дотронуться. Но он этого не сделал.
Раздался звон разбивающегося стекла. Затихший Мухаммед вздрогнул. Это Ханна, она опять хотела что-то сказать, подняла руку и нечаянно задела бокал.
– Вот именно, – повернулся Сева на звон, слегка холодновато скользнув по Ханне взглядом, и было неясно: то ли он ответил Саломее про любовь, то ли дал понять Ханне, что помнит о ее вопросе. – Я как-то не могу сейчас сосредоточиться, – обратился он к Олегу, тут же забыв про нее, – если я вообще способен охарактеризовать Иру. Она не была ни яркой, ни такой уж сверхчувствительной или особенно умной. Но мне с ней было хорошо, и я тоскую по ней. Я так дорожил этим «хорошо», что запрещал себе ее ревновать, замечая, конечно, твою неоднозначную тень. Хотя… она была упрямой, это подходит? Зачем я все это говорю? Где зарыта собака? Что она успела натворить перед этой аварией? А сама авария? Я думал. С первой секунды, как пришел в себя. Мы ехали по зимнему шоссе, шел снег огромными рваными хлопьями, и она спросила:
–
И минут через пять – семь мы грохнулись во встречный грузовик. На прямой дороге. Она его видела. Но даже если предположить самое страшное, она не могла втянуть туда меня умышленно. Невозможно. Я отказываюсь в это верить. Нет!
– Любой человек, каким бы незначительным он ни казался, непредсказуем, – как всегда, с легкой отстраненностью, произнес Никита, – то есть пока он свободен хотя бы в отношениях со своим разумом. Им можно манипулировать иногда, но он остается непредсказуемым.
Ханна помалкивала, но из последних сил.
– Ирина нашла меня в офисе и попросила сделать контракт, – продолжил Никита.
– И что же это был за такой особенный контракт? – не выдержала Ханна.
– Почему «особенный»? Хотя, конечно, он был особенный и уникальный. Я не знал, что она была в положении.
– Так о чем она тебя просила? – Эта ее беременность Севу совсем добивала.
– Ее интересовал биостаз, причем применительно к ней самой.
– Что? – поднял брови Мухаммед. – Ты имеешь в виду крионику?
– Ой, мама! – воскликнула Мари. – Ирина тебя попросила ее заморозить? Это что, правда? Сева, Мухаммед, такое правда делают? Что, и в России тоже такое делают? – Мари выглядела такой потерянной и испуганной, как будто ее саму пригласили в холодильник, а она еще не решила.
– А почему она пришла к тебе? – спросила Виолетта. – Ты этим занимаешься, наверное?
– Можно сказать, что да. Я же связан в научной работе с исследованиями по наномедицине, а крионика без этого невозможна как идея.
– Где и когда ты познакомился с Ириной? – спросила Саломея. – В Америке?
– Да. Нас еще Пит познакомил. Он все время выходил со мной на эти разговоры. Особенно после того, как окончательно убедился, что неизлечим. Читал, встречался с американскими крионистами, но не решился. Человек, по сути, есть информационный феномен. Это ведь очень сложная психологическая, моральная, да и религиозная проблема. Возможно, лет через пятьдесят человечество будет в состоянии размораживать и лечить людей, но что такому человеку делать в совершенно другом и чужом социуме, без родственников и близких друзей, где скорее всего даже говорить будут на непонятном ему языке? Кому будет до него дело, до предка со старыми мозгами и представлениями о жизни. А вдруг его превратят в бесправного раба, здорового физически? Как-то Ирина присутствовала во время нашего разговора. «Что тут такого?» – подумал я тогда.
– Видишь, как бывает. Всего не просчитаешь, – заметила неторопливо Саломея.
– Скажи, а русских много… на этом криосохранении? – почему-то спросила Мари.
– «Много» – это в принципе громко сказано. Всего по миру таких клиентов не более двухсот, правда, насколько я знаю, контрактов уже более двух тысяч, но это цифры. Люди всегда могут передумать…
– А где сейчас Ирина? – перебил Мухаммеда Сева. Мысль о том, что у него есть замороженный или, лучше сказать, сохраненный ребенок, который оживет через сто лет, будоражила его голову. – Я могу о них заботиться?
Когда он сказал «о них», ему стало плохо. Послышались голоса. Он опять увидел себя в белом просторном зале с зеленым светом. Там был какой-то бородач в голубой одежде, подтянутый и стройный, смодулированный, наверное, по последней моде. Сколько ему было лет, он, по всей вероятности, и сам не помнил, но на вид не больше тридцати пяти.
– У тебя бывает тоска от безысходности? – спросил бородач.
– Возвращаюсь и ищу снова, – ответил Сева.
– Я помогу. – Бородач улыбался.
Сева посмотрел ему в глаза, и ему захотелось туда смотреть. Они показались ему добрыми и знакомыми. Из музеев, из книг, из храмов, из жизни…
– Сева, ты в порядке? – тормошила его Мари.
– Да, в порядке.
Она была близко, прямо перед ним. Он поцеловал ее в губы, даже не в губы, а в рот. От всего себя, вернувшегося из дальнего путешествия. И Мари дождалась…
Все молчали и смотрели на обыкновенное чудо. Тот, кто понимал.
14
– Я так полагаю, Ирина не нуждается ни в чьей заботе. – Ханна походила, подумала, посмотрела на все и не сдержалась. – Она сама о себе позаботилась на много лет вперед.
– Ее право. Можешь заказать с ней встречу, – Олег тоже не сдержался, – компания открыта для всех.
– Хорошенький пиар вы тут устроили, – съязвила Ханна, – а сдачу от заморозки она в вашей компании, что ли, оставила, Никита Сергеевич? На развитие науки и техники? – У женщин бывает сильнейшая, не поддающаяся никакой логике интуиция. Ханна четко чувствовала, что Никита мутил.
– И спорта, – утвердительно кивнул он, бросив довольный взгляд на Виолетту.
– Никита, – спокойно, но твердо сказал Филипп – никто ничего не ожидал уже от него с Джузеппе услышать, и все резко повернули головы в их сторону, – я относительно контракта…
Стало тихо, как под водой.
– Обычно такие документы составляются в двух экземплярах. К тому же есть до мелочей организованные люди, независимо от возраста, пола и состояния здоровья. Ирина попросила нас проследить… за ее завещанием.
– Вас – кого? – с легким пренебрежением поинтересовался Никита. – Какое еще завещание? Речь что, идет о погибшем отпрыске Рокфеллеров?
– Перед законом все равны. Не знаю, как вы подойдете к этому вопросу в вашем светлом будущем на других чудесных планетах, но ведь это потом, не сейчас. Контракт был заключен в Штатах и оформлен американским юристом, и там стоит ваша подпись, ведь так? – Филипп был подчеркнуто вежлив и непробиваем.
Никита побледнел и напрягся.
Саломее тут же вспомнились его частые поездки в Штаты, его какой-то неясный там бизнес, которым она не очень интересовалась, списывая это на научные дебри, его встречи с Питом, Ирино неуемное желание всегда и при всех обстоятельствах лишний раз съездить в Америку. Стелла ее предупреждала, что за Ириной нужен больший контроль. Пит с каждым месяцем становился слабее и слабее. Бизнес бизнесом, но неизбежность потери висела над ней огромным черным шаром, мешающим свободно дышать и думать, опускающимся все ниже и ниже, закрывая солнце.
– Ирина договорилась с Рашидом. Это его яхта. А он наш очень близкий друг, – заявил Джузеппе.
