— Насчет этого не знаю, — сказал Вексфорд. — Но для начала мы можем взяться за другую ложь Корин Ласт — ее заявление о том, что грибы, переданные ею Акселю Кингману, она собрала
ЯН ФЛЕМИНГ
Осьминожка
Ян Флеминг (1908–1964) известен всему миру как создатель британского супершпиона Джеймса Бонда. Несмотря на то что его романы не нашли одобрения критиков из-за обилия «постельных» сцен и насилия, они завоевали огромную популярность читателей. Книгами о Джеймсе Бонде зачитывался президент Джон Кеннеди. Можно сказать, что Ян Флеминг в одиночку оживил литературный интерес к шпионскому роману. Жизнь Яна Флеминга до того, как он обратился к литературе, была такой же богатой и многокрасочной, как приключения его вымышленного героя. Ему довелось работать в Москве корреспондентом агентства Рейтер, а позже газеты «Таймс», банкиром, биржевым маклером и издателем. Он служил в добровольческом резерве ВМС помощником директора секретной службы ВМФ. Многие его романы были успешно экранизированы, агента Джеймса Бонда сыграли многие талантливые актеры.
— А знаешь что? — сказал майор Декстер Смайт, обращаясь к осьминогу. — Если мне повезет, у тебя сегодня будет настоящий пир.
Говорил он громко, и от его дыхания стекло маски запотело. Поставив ноги на песчаное дно рядом с коралловой глыбой, он выпрямился. Вода доходила ему до подмышек. Он снял маску, поплевал на нее, размазал слюну по стеклу, сполоснул водой и, натянув резиновый ремешок маски на голову, снова наклонился.
Из дыры в коралле за ним все так же внимательно наблюдал глаз, окруженный пятнистым коричневым мешком, только кончик небольшого щупальца несмело выдвинулся на пару дюймов из тени и медленно водил из стороны в сторону поднятыми вверх розовыми присосками. Декстер Смайт удовлетворенно улыбнулся. Уже два месяца он приручал осьминога, и, будь у него время, через месяц или два они стали бы настоящими друзьями. Но у него не было этого месяца. Может быть, стоит сегодня рискнуть, окунуться и протянуть к щупальцу руку вместо обычного куска сырого мяса на гарпуне? Обменяться рукопожатием, так сказать? «Нет, Осьминожка, — подумал он, — тебе пока еще нельзя доверять». Наверняка в ту же секунду из дыры выскользнут остальные щупальца и обхватят руку. Им достаточно затащить его под воду на каких-нибудь два фута, чтобы пробковый клапан маски автоматически закрылся, и тогда он задохнется в ней или утонет, если удастся ее сорвать. Возможно даже, он успеет ударить гарпуном, но этим Осьминожку не убьешь. Нет. Может, позже, днем. Это будет похоже на русскую рулетку, и шансы такие же: пять к одному. А что, вот быстрый и эксцентричный способ выпутаться из неприятностей! Но не сейчас. Нужно еще решить один любопытный вопрос. К тому же он обещал милейшему профессору Бенгри из института… Декстер Смайт неторопливо поплыл к рифу, глаза его высматривали только один контур: зловещие очертания притаившейся на дне клинообразной скорпены, или, как сказал бы Бенгри,
Кавалер ордена Британской империи, майор (в отставке) Королевской морской пехоты Декстер Смайт сейчас был бледной тенью некогда бравого, находчивого офицера-красавца, покорителя женских сердец, особенно сердец молодых сотрудниц женской вспомогательной службы сухопутных войск, ВМС и армейской транспортной службы, которые обеспечивали работу коммуникационных линий и секретариата того отряда особого назначения, в котором он числился в конце своей служебной карьеры. Теперь ему было пятьдесят четыре, он облысел, и живот его некрасиво свисал над плавками «Джантзен». И он перенес два инфаркта, второй («второе предупреждение», как полушутя выразился его доктор Джимми Гривс, с которым он познакомился, когда, только приехав на Ямайку, отправился в «Клуб принца» играть в покер) случился всего месяц назад. Однако он, в элегантном костюме, скрывающем его варикозные вены, с животом, подтянутым специальным поясом-корсетом, спрятанным под безукоризненно чистым камербандом,[62] был все еще заметной фигурой на коктейлях и званых обедах, устраиваемых на северном побережье. И для его друзей и соседей было загадкой, почему он, в нарушение установленного его доктором правила «не более двух унций виски и десяти сигарет в день», продолжает курить как паровоз и каждый день ложится спать пьяным.
Истина заключалась в том, что Декстер Смайт достиг того рубежа, за которым появляется желание умереть. Причин у подобного состояния было много, но не таких уж сложных. Он крепко привязался к Ямайке, и червь тропической праздности постепенно изрешетил его до такого состояния, что, хоть внешне он напоминал целое, крепкое дерево, под полированной поверхностью лень, неспособность противиться собственным желаниям и слабостям, неизгладимое чувство вины за прошлые грехи и общее отвращение к собственной персоне превратили его некогда твердую древесину в труху. После того, как два года назад умерла Мэри, он никого не любил. Он даже не был уверен, что действительно любил ее, но знал, что не проходило и часа, чтобы его не охватывала тоска по ее любви и ее веселому, неряшливому, ворчливому и зачастую раздражающему присутствию. И хоть он ел их канапе и пил их мартини, майор Смайт не испытывал ничего, кроме презрения, к тем международным отбросам общества, с которыми он водил компанию на северном побережье. Он бы, возможно, смог сдружиться с более интересными людьми (аристократами, владеющими фермами в глубине острова, плантаторами, живущими на берегу, интеллектуалами или политиками), но это потребовало бы постановки перед собой определенной цели, чему препятствовали его лень и душевная апатия, да и о том, чтобы бросить пить, разумеется, тоже не могло быть и речи. Майору Смайту было скучно. Он умирал от тоски. И если бы не одно обстоятельство, он бы давно уже проглотил пузырек барбитуратов, который без труда достал у местного врача. Страховочный трос, который удерживал его над пропастью, был тонок. Сильно пьющие люди обычно отличаются слишком яркими проявлениями своего темперамента. Пьяный сангвиник доходит чуть ли не до истерического веселья и ведет себя как идиот. Флегматик погружается в трясину угрюмого уныния. Холерик — пьяница- забияка, какими их изображают на карикатурах, и вынужден проводить большую часть жизни в тюрьме за избиение людей и порчу вещей. Ну а меланхолика охватывает жалость к себе и слезливая сентиментальность. Майор Смайт был меланхоликом, который жил в своем фантастическом мире птиц, насекомых и рыб, обитавших на пяти акрах его поместья с пляжем (которому он дал название «Волны», что весьма симптоматично) и на коралловом рифе. Больше всего он любил рыб. Он называл их «народ», и, поскольку рифовые рыбки держатся своей территории так же упорно, как большинство небольших птиц, он за два года успел прекрасно изучить их, «любил» и верил, что они любили его в ответ.
Любить они его, может, и не любили, но то, что узнавали его, — это точно, как обитатели зоопарка узнают смотрителей, потому что он каждый день в одно и то же время снабжал их пищей, обдирал водоросли, перемешивал песок и камни для рыб, питающихся на дне, разделывал морских ежей для маленьких хищников и приносил потроха для хищников побольше. И теперь, когда он медленно и тяжело плавал вдоль рифа и через туннели, ведущие в открытое море, его «народ» кружился возле него без страха в ожидании подачек. Рыбы сновали вокруг трезубого гарпуна, который для них был всего лишь щедрой ложкой, подплывали к самой маске, а некоторые бесстрашные драчливые дамочки даже легонько прикасались к его ступням и ногам.
Краем глаза майор Смайт замечал этот яркий «народец» и здоровался с ними про себя; «Доброе утро, Красотка Грегори», — так приветствовал он темно-синюю особу, усеянную голубыми пятнышками, хемихромису, которая была на удивление похожа на флакончик духов «Guerlain Dans La Nuit»; «Извини, милая, не сегодня», — бросал он трепещущей рыбе-бабочке с черными глазками на хвосте; говорил «Пора тебе худеть, малыш» сине-фиолетовой рыбе-попугаю, которая, наверно, весила добрых десять фунтов. Но сегодня у него было дело, и глаза его искали лишь одного представителя его «народа» — единственного его врага на рифе, единственного, кого он убивал при каждой встрече: скорпену.
Скорпены обитают во всех южных водах; к этому семейству относится и рыба-крылатка — главный
