убил, если бы все пошло так, как я задумывал, и выбросил бы твое грязное тело в реку. Ты слушаешь меня, смертоносный? Тогда слушай. Ты можешь еще немного пожить, но потом ты умрешь, как умирает все. И ты умрешь в одиночестве, ты не найдешь себе самку, потому что в Ирландии не водятся змеи.
Песчаная эфа не слышала его, а если слышала, то ничем не показала, что понимает. В глубокой норе в песке прямо под ногами индийца она была занята тем, что велела ей делать природа.
Внизу, у основания змеиного хвоста, расположены две перекрывающие друг друга чешуйки, которые скрывают клоаку. Хвост эфы был поднят вверх, тело ее ритмично содрогалось, словно в каком-то примитивном танце. Чешуйки были открыты, и из клоаки один за другим на свет появлялись двенадцать детенышей — каждый в прозрачной оболочке и не менее ядовитый, чем мать.
НАЙО МАРШ
Смерть в эфире
Дама Найо Марш (1899–1982) — пожалуй, самая знаменитая писательница Новой Зеландии. Многие годы своей жизни (с 1920 по 1952) она отдала театру, была и актрисой, и антрепренером, поэтому в ее книгах часто фигурируют театральные мотивы. Она является создателем одного из величайших сыщиков XX века — инспектора (а позже — суперинтендента) Родерика Аллейна. Все тридцать два ее опубликованных романа — о нем. Успех Найо Марш во многом обусловлен тем, что она наделила своего персонажа обычными человеческими чувствами: он влюблялся и женился, добивался успеха в карьере. Об огромном влиянии, которое она оказала на детективный жанр, говорит то, что Ассоциация детективных писателей Америки избрала ее великим магистром.
В рассказе «Смерть в эфире» Родерику Аллейну приходится в день Рождества расследовать одно из самых интересных и загадочных дел в своей карьере.
Двадцать пятого декабря в 7 часов 30 минут утра мистер Септимус Тонкс был найден мертвым рядом со своим радиоприемником.
Обнаружила его Эмили Паркс, помощница горничной. Толкнув дверь бедром, она вошла в комнату, в руках у нее были швабра и две щетки — одна для пыли, другая для ковра. И в тот же самый миг ее заставили вздрогнуть раздавшиеся из темноты слова.
— Доброе утро всем, — произнес хорошо поставленный голос. — И всем веселого Рождества!
Эмили вскрикнула, но негромко, поскольку сразу поняла, что случилось: мистер Тонкс, должно быть, уходя, забыл выключить свое радио. Она раздвинула занавески, скрывавшие бледный мрак — лондонский рождественский рассвет, — включила свет и увидела Септимуса.
Он сидел перед радиоприемником. Это был небольшой, но дорогой аппарат, сконструированный специально для него. Септимус сидел в кресле спиной к Эмили, чуть наклонившись к приемнику.
Его руки со странно сжатыми пальцами лежали на выступе корпуса под ручками настройки и громкости. Грудью он упирался в стол, а головой прислонился к передней панели.
Септимус выглядел так, словно подслушивал какие-то внутренние секреты аппарата. Голова его была опущена, из-за чего Эмили могла видеть только часть лысины с редкими напомаженными волосами. Хозяин не шевелился.
— Прошу прощения, сэр, — произнесла Эмили удивленно, потому что страстная любовь мистера Тонкса к радио еще никогда не заставляла его заниматься прослушиванием эфира в полвосьмого утра.
— Специальная рождественская служба, — продолжал вещать четкий голос.
Мистер Тонкс не шелохнулся. Эмили, как и остальные слуги в доме, ужасно боялась хозяина. Она застыла в растерянности, не зная, то ли выйти из комнаты, то ли остаться, в страхе покосилась на Септимуса и только теперь заметила, что он был в смокинге. Комната наполнилась веселым звоном рождественских колокольчиков.
Эмили широко раскрыла рот и закричала…
Первым в комнате появился Чейз, дворецкий. Это был бледный и обрюзгший мужчина с жестким и властным характером.
— Что здесь происходит? — строгим тоном произнес дворецкий и увидел Септимуса. Он подошел к креслу, нагнулся и заглянул хозяину в лицо.
Внешне Чейз остался спокоен и лишь громко произнес:
— Господи! — А потом повернулся к Эмили и прибавил: — Заткнись.
Грубость выдала его смятение. Он взял Эмили за плечи и вывел ее за дверь, где они чуть не столкнулись с мистером Хислопом, секретарем, который был в халате. Мистер Хислоп воскликнул:
— Боже правый, Чейз, что… — Но тут и его голос потонул в колокольном звоне и новых криках.
Чейз накрыл жирной рукой рот Эмили.
— Прошу вас, зайдите, пожалуйста, в кабинет, сэр. Несчастный случай. Отправляйся в свою комнату и прекрати орать, а не то я сам тебя успокою. — Последнее предложение было адресовано Эмили, которая после этих слов помчалась со всех ног по коридору, где ее встретили уже собравшиеся на шум слуги.
Чейз вернулся в кабинет вместе с мистером Хислопом и запер дверь. Какое-то время они вместе смотрели на бездыханное тело Септимуса Тонкса. Первым заговорил секретарь.
— Но… но… он мертв, — неуверенно произнес маленький мистер Хислоп.
— Полагаю, в этом не может быть сомнений, — тихо промолвил Чейз.
— Посмотрите на лицо. Никаких сомнений. Боже мой!
Мистер Хислоп протянул тонкую руку к склоненной голове, но тотчас отдернул ее. Чейз, человек по натуре менее брезгливый, потрогал окоченевшее запястье, обхватил его пальцами и поднял. Тело покойного тут же, не разгибаясь, как деревянная кукла, откинулось назад на спинку кресла. Одна из рук скользнула по щеке дворецкого, и тот с проклятием отскочил в сторону.
Септимус сидел в кресле с поднятыми коленями и руками, его жуткое лицо было повернуто к свету.
— Выключите эти колокола, ради бога! — вскричал мистер Хислоп.
Чейз щелкнул выключателем на стене, и в неожиданной тишине стало слышно, что кто-то дергает за дверную ручку. Потом из-за двери раздался голос Гая Тонкса:
— Хислоп! Мистер Хислоп! Чейз! Что случилось?
— Минутку, мистер Гай. — Чейз посмотрел на секретаря. — Идите вы, сэр.
Пришлось мистеру Хислопу рассказывать семье о том, что случилось. Они выслушали его сбивчивый рассказ в ошеломленном молчании. Только когда Гай, старший из трех детей, вошел в кабинет, были сделаны какие-то практические предложения.
— Из-за чего он умер? — спросил Гай.
— Произошло что-то необычное, — пробормотал Хислоп. — Что-то очень необычное. Похоже на то, что его…
— Убило током, — закончил Гай.
— Нужно послать за доктором, — неуверенно предложил Хислоп.
— Конечно. Вы не могли бы этим заняться, мистер Хислоп? Нужно позвать доктора Мэдоуса.
Хислоп пошел звонить по телефону, а Гай вернулся к семье. Доктор Мэдоус жил рядом, на другой стороне площади, и прибыл через каких-то пять минут. Он осмотрел тело, не сдвигая его с места, и расспросил Чейза с Хислопом. Чейза больше всего беспокоили ожоги, обнаруженные на руке покойника. Он постоянно повторял: «электрический удар».
— Сэр, у меня был двоюродный брат, в которого ударила молния. И как только я увидел руку…
— Да-да, — произнес доктор Мэдоус. — Вы уже говорили. Я и сам заметил ожоги.
— Это электрический удар, — снова повторил Чейз. — Теперь будет расследование.
Доктор Мэдоус быстро посмотрел на него, но промолчал. Потом поговорил с Эмили и лишь после этого
