Она поморщилась.
— Если б только утро…
— Тогда я не стану отнимать у вас время, — сказала я. — Я ищу Тельму Парсонс.
На лице женщины промелькнула тревога, вспышка чувства, которое она поспешила скрыть, спрятав голову за одной из кип. Когда лицо ее опять появилось, оно снова было вежливо-холодным. Я даже подумала, не причудился ли мне панический страх, который какую-то секунду назад появился в этих усталых глазах. Она вопросительно приподняла бровь.
— Тельма была социальным работником, — продолжила я, — и числилась в вашей организации. Работу свою она не любила, как и все вы, и нашла способ оставить ее. Она моя подруга, и я надеялась, что вы поможете мне ее найти.
Звучало это не очень убедительно, и я сама понимала это. Филипп Марлоу справился бы лучше. Но я же не Филипп Марлоу, верно? Я всего лишь частный детектив, живу в стране, где детективов не любят, и я женщина, а не мужчина.
«Но и эта женщина не испуганный свидетель, которому есть что скрывать, — успокоила я себя, видя, как просветлело ее лицо при упоминании о моей дружбе с Тельмой. — Она просто перегружена работой и пытается не поддаться разочарованию в жизни, которое несет с собой ее профессия. А вдруг это поможет?»
Не помогло.
— Мы никогда не разглашаем адресов наших бывших сотрудников, — сказала она. — И нынешних, кстати, тоже. — Она была хорошим работником, но недостаточно хорошим. Ее глаза сузились и, несмотря на показное равнодушие, неприязненно заблестели.
Я открыла рот, чтобы попробовать еще раз, но она кивнула головой в сторону двери, красноречиво давая понять, что мое время истекло. Папку она убрала в сторону и открыла следующую.
Когда я вышла за дверь, дорогу мне преградила женщина с двумя детьми: маленьким мальчиком и младенцем на руках. Старшего ребенка она ткнула мне.
— Вы не могли бы присмотреть за ним минутку? — сказала она. — Мне нужно малыша перепеленать, а на этих стульях сидеть невозможно.
И она с орущим младенцем торопливо ушла по коридору. Я посмотрела на оставленного ребенка.
Мальчишка был симпатичный, если не обращать внимания на текущие из носа сопли. Но я на это не могла не обращать внимания, поэтому достала из сумочки салфетку и потянулась к нему.
Мальчик отскочил прежде, чем я успела к нему прикоснуться. Я узнала его.
— Джонни?
Он вытер нос рукой и угрюмо кивнул. Я улыбнулась. Для меня это был подарок судьбы.
— Хочешь заработать пятьдесят пенсов? — спросила я.
Он окинул меня взглядом, явно решая, можно ли с меня взять побольше, и сказал:
— Фунт.
— Семьдесят пенсов?
— Фунт, — твердо повторил он, сложил на груди маленькие руки и, упрямо расставив ноги, стал ждать.
Пришлось мне принять поражение. Я присела рядом с ним и объяснила, что мне от него нужно. Джонни кивнул и, когда я закончила, протянул руку ладонью вверх. Я положила на нее железный фунт, который тут же перекочевал в его карман. Он снова кивнул.
Как и было договорено, я оставила его, зашла за угол и стала ждать.
Ничего не происходило. Я подождала еще — по-прежнему ничего. «Он меня обманул, — подумала я. — Наверное, Тони прав. Никудышный из меня детектив». Но вдруг из-за угла раздался крик, душераздирающий вопль. Ничего подобного я никогда не слышала. Крик прекратился, но через секунду возобновился с новой силой.
План сработал идеально. Я услышала, как с грохотом распахнулась дверь и женский голос произнес:
— Что случилось? — Это был голос женщины, из кабинета которой я только что вышла.
В ответ ей раздался еще один крик, но на этот раз со словами:
— Мой братик, — верещал Джонни, — братик! Он застрял!
— О боже! — пробормотала женщина.
Джонни снова заорал.
— Хорошо, хорошо, — сказала она, — я вытащу его, только ты можешь не кричать?
Они быстрым шагом вышли из-за угла, сначала Джонни, потом женщина. Проходя мимо меня, он издал еще один крик, и женщина, подтолкнув его, ускорила шаг.
Я двинулась в противоположном направлении и, зайдя за угол, побежала. Влетев в ее кабинет, я плюхнулась на ее место, схватила ее сумку и принялась рыться в ней, не забывая прислушиваться к тому, что происходило снаружи.
Это была не сумка, а какая-то бездонная пропасть, к тому же забитая самыми разными вещами. Я стала подряд доставать все, что попадалось под руку. Услышав, что крик прекратился и раздался громкий шлепок, я поняла, что времени у меня совсем не много.
Из сумки появлялись старые бумажные платочки, ключи, целая россыпь кредиток («социальным работникам могли бы и лучше платить», — мелькнуло у меня в голове) и недоеденная булочка. Все не то. Я снова запустила руку в сумку.
Я уже готова была сдаться, когда нашла то, что искала, — записную книжку, маленькую, в черной обложке. Но времени у меня уже почти не осталось — снаружи уже доносились шаги.
Открыла книжечку на букве «П». Фамилия «Парсонс» там не значилась. Шаги были уже совсем рядом.
Я открыла букву «Т» и увидела имя «Тельма». Одно имя, без фамилии. Только мне это не помогло, потому что под именем к странице был приклеен черный бумажный прямоугольник. Я попыталась его оторвать, но он был приклеен намертво. Не повезло. Шаги уже были у самой двери, поэтому я сделала то, что должна была сделать: вырвала страничку, записную книжку вместе с остальным мусором сгребла в сумку, повесила сумку на стул и бросилась к двери.
Там я столкнулась с ней.
— Ручку у вас забыла, — сказала я. — Когда-нибудь голову забуду.
Гнев сошел с ее лица, и, устало вздохнув, она закрыла за мной дверь.
В рабочем кафе через дорогу, с чашкой мутной воды, выдававшейся там за чай, я заняла один из столиков и стала изучать украденную страницу. Отодрать черную бумажку не получилось. Я попыталась, но только оторвала от нее уголок.
Я перевернула страницу. На обратной стороне едва заметно проступали слова, но расшифровать написанное было невозможно. Я поднесла листок к свету, и это не помогло. «Черт возьми, нужно что-то придумать», — подумала я.
Оставив чай на столе, я пошла в туалет. Там поднесла бумажку к висевшему над раковиной зеркалу. Надпись снова показалась, но по-прежнему оставалась неразборчивой. Тогда я достала из сумки ручку и, держа листок у голой лампочки, стала наводить видимые линии.
Времени это отняло немало, но, когда я закончила, на листке бумаги был четко написан адрес.
Чай все еще дожидался меня на столе. Положив рядом с чашкой несколько монет, я вышла на улицу.
Тельма жила в небольшом доме почти напротив футбольного стадиона. Все дома на этой улице были на одно лицо: невзрачные строения из тускло-серого кирпича с кружевными занавесочками на маленьких квадратных окнах, с садиками, невысокие ограждения которых не могли сдержать поток мусора от футбольных фанатов, и с грязными темно-красными крыльцами, которые когда-то, в другую эпоху, мылись каждый день.
Поднявшись по ступенькам к двери, я нажала кнопку звонка. Ответа не последовало. Из дома не доносилось ни звука. Я позвонила еще раз и опять безрезультатно. Я развернулась, чтобы уйти, и в эту
