только намек…
Парень протянул ему мослатую ладонь и сказал:
– Зови меня Ланис.
– Батен из Шеата, – привычно представился Батен и сразу поправился: – Просто Батен. И извини, если я тебя задел.
– Ничего. – Ланис просто покровительственно похлопал его по плечу. – Со мной можно. Но с другими – не советую. У нас хоть и не принято почем зря убивать, но кто иной может и рискнуть. Тем более, что… за тебя даже и за Столбы не сошлют.
– Извини, – еще раз повторил Батен. – Я здесь всего две недели. Да и на Краю тоже неделю всего прожил.
– Экий ты прыткий, – рассмеялся Ланис. – Там всего неделю, тут – две. И уже на Отмели… Тебя ведь на ушки послали? Мама Корви?
Батен подтвердил.
– Я вижу, слухи у вас быстрее ветра распространяются.
– А как же, – заговорил тот парень, что возился на крыле. Он спрыгнул на землю и, отряхивая ладони, подошел к ним. – Ланис сам их и разносит. Прямо на крылышках, туда-сюда, туда-сюда…
– Завидуешь? – обернулся к нему Ланис. – А сам небось уже пару сезонов на Отмелях не был?
– Куда нам, ползунам, – развел руками парень. – Рожденный в гроте летать не может.
– Завидует. – Ланис подмигнул Батену, как будто приглашая его в игру. – Будто я в гнезде из яйца вылупился. А сам к Обрыву подойти боится и летает на пустой желудок.
– Я? – вскричал парень. – Да я…
– Ладно, ладно, – успокоил его Ланис. – Ишь, взъерошился, как хохлик на току. Совсем шуток не понимает.
– Ну тебя, – махнул рукой парень и зашагал прочь, в ту сторону, куда изгибаясь уходила прицепленная им к верхнему крюку крыла жердина, весьма напоминающая гигантскую удочку, вместо наживки на которой было прицеплено крыло. Второй парень последовал за ним; он так и не проронил ни слова.
– Видишь, – сказал, глянув им вслед, Ланис, – какие мы тут все обидчивые. Ничего, Кесис парень отходчивый.
Он посмотрел на Батена.
– А ты сильно сегодня пообедал?
– Да нет, утром только…
– Хорошо, – кивнул Ланис серьезно. – А то стравишь по дороге.
– Я уже сегодня спускался по рукаву, – сказал Батен, – и ничего.
– Спускаться по рукаву – одно, – возразил Ланис. – Лететь Иа крыле – совсем другое.
Батен не нашелся, что ответить, а Ланис ответа и не ждал.
– Ладно. Давай помогай, а то нам уже пора.
Батен положил свою сумку и стал помогать.
Для начала они уронили крыло «на нос», так выразился Ланис, и начали нагружать тюками. Батен подавал их из кучи, а Ланис цеплял за специальные скобы и намертво привязывал к перекладинам ремнями под самым шелком. Там же, под самым крылом, оказалось и место Батена.
Скептически оглядев его одежду, Ланис бросил: «Ничего, не успеешь замерзнуть» и велел лезть во второй гамак, растянутый под самым верхом. Когда Батен неудобно повис там вниз головой, Ланис затянул у него на щиколотках и на поясе ремни, пристегнул – «чтобы не трепыхался» – и, отступив в сторону, крикнул парням, возившимся у противоположного конца удочки:
– Эй, лентяи! Поднимайте!
Что делали лентяи, Батен видеть не мог; он вообще мало чего видел сейчас, кроме травы перед носом. Но он почувствовал, как крыло сначала зашевелилось, противно заскрипело и вдруг поднялось и повисло над самой землей, медленно, тяжеловесно покачиваясь. Он встряхнул головой, замотал ею и увидел неподалеку качающегося вместе с землей и всем вокруг Ланиса. Тошнотворно раскачиваясь, тот подошел к крылу, поднырнул под него и, задрав голову, принялся осматривать крепления.
– Так, так, хорошо, – приговаривал он, трогая, потряхивая, пробуя ремни и узлы на прочность. Батен покорно висел и тупо глядел вниз. Ему начало казаться, что он не выдержит предстоящего полета. Нет, страшно ему не было, ему было, если уж на то пошло, безразлично. Скорей бы уж все кончилось, что ли…
Глянув на него, Ланис усмехнулся и, достав откуда-то из недр своих необъятных карманов зеленоватый мешок, вроде тех, что надевают на морды лошадям, когда задают им в походе овса, нацепил его Батену на шею.
– Ежели желудок на волю попросится, ты не стесняйся, валяй в него, – сказал он. – А то мыть тут после тебя…
Батен хотел было спросить, долго ли им лететь, но Ланис его уже не слышал. Он натянул свои перчатки, навалился на нижний полугамак, улегся на него грудью и животом, ухватился за металлическую поперечину, отчего качнуло так, что Батен едва не использовал лошадиный мешок по назначению, и, словно бурлак в лямке, тащущий баржу вверх по Л'Генибу, натужно выкрикивая «пошла, пошла, пошла», потянул страшно раскачивающееся крыло к обрыву.
С ужасом Батен увидел, что кромка обрыва, за которой ничего, кроме голубой пустоты, не было,
