поймано в ловушку, как мышь в мышеловку.
Скрутившая внутренности судорога потихоньку отпускает. Я работаю руками, помогая течению протаскивать себя сквозь каменную кишку. Мрак вокруг такой, что чудится – он шевелится, он клубится, он слоистый и неоднородный; он создает ощущение стремительного движения сквозь ребристые стенки тоннеля… или я в самом деле вижу эти стенки? Мрак нанизывает на меня кольца разного оттенка беспросветности, словно ребенок собирает пирамидку: одно за другим, однозадругим, однозадругимзадругимзадругим…
Быстрее, быстрее!
Сверху, от вытянутых над головой рук, вместе с рябью проносящихся колец, наплывает зеленоватое свечение. Или это снизу? Пространство вокруг неуклонно наливается знакомым фосфорным светом, а внутри, в горле, в груди, нарастает бессловесный восторг: мертвая, мертвая вода…
Кольца бледнеют, расширяются, расходятся в стороны, тают, как табачный дым… и только два из них, два темных небольших кольца застревают у меня на запястьях, на каждой руке – по темному кольцу, по черному широкому браслету, и руки, оказывается, уже не подняты над головой, а распахнуты крестом, и тела я не ощущаю, а вокруг плещется, колышется светящаяся могильная зелень.
Делаю вдох.
Вдох?
Это не вода, это воздух, вымороженный воздух малого грота, даже не воздух – пахта, от воздуха оставшаяся, пресная, процеженная сыворотка. Но грудь послушно поднимается, втягивая в легкие подкрашенную фосфором пустоту. Тонкий звон висит в замкнутом пространстве, я дергаю руками – и звон повторяется.
Так было… так уже было…
Это сон?
Это кошмар.
Так уже было… Амаргин… Вран… я…
Там, внизу, в воде, должна лежать я.
Шея затекла – больно. Шуршат тяжелые волосы, скользят, легонько царапая плечи. Опускаю взгляд.
Вода ближе, чем в прошлый раз. Лапы скрыты под мерцающей поверхностью, я вижу их тусклое свечение со дна. Женщины в белом платье нигде нет.
Вот как? А где же тогда я?
Тебе лучше знать.
Застряла в тоннеле! Захлебнулась! Мертвый распухший червячок в червоточине…
Тише.
???
Тише. Это всего лишь сон. Кошмарный сон. Ты где-то рядом, и пришла ко мне во сне. Я помню тебя. Здравствуй.
Что?
Здравствуй, говорю. Я узнал тебя.
Дракон???
В мозгу рождается долгий бархатный отзвук, басовый глубинный аккорд, словно где-то в бездонных недрах, у огненных жил земли, льют тяжелое серебро. Каменная форма беззвучно распадается, открывая тайную серебряную сердцевину – и я вижу, чую, слышу ее суть: Эрайн…
Эрайн.
Все тело гудит тонкой дрожью, откликается, словно камертон, и я ощущаю, медленный, сильный толчок сердца в груди – и странным, близким эхом вторит ему другое, огромное сердце – словно бы и во мне, и, одновременно, вне меня…
Кто ты?
Пронзительное, пугающе-знакомое ощущение, будто кто-то встал вплотную за моей спиной и прикрыл глаза ладонями: догадайся! Я зажмуриваюсь, чувствуя чье-то теплое дыхание на затылке. Пытаюсь ухватить несуществующие ладони – руки дергаются в оковах, звенит металл.
– Кто ты?
Короткий всхрип серым лоскутом повисает в звоне цепей. Язык неловко шевелится, ощупывая изнутри лезвия зубов. Попытка повторить вопрос – язык вылетает наружу и мечется перед глазами узкой темной лентой, раздвоенной на конце… Отпрянув, натягиваю путы.
Не пугайся.
Язык… как у змеи!
Это кошмар, не бойся. Бред тяжелораненого. Ты ведь недавно у Стайга? Я, наверное, был здорово ранен. Сам виноват.
Ты о чем?
Вот что мне скажи: чем все закончилось?
Что?
О, пропасть… Ладно. Ты чья?
В смысле?
Кто твой учитель?
Амаргин. Геро Экель.
Геро? Твой учитель? Тьма меня побери… Ладно. Он здесь бывает?
Да. Он заходит. Он приставил меня за тобой ухаживать.
Хорошо. Не бери в голову. У него спрошу. Спасибо, что занимаешься мной, Лессандир. Мне это очень помогает.
Откуда тебе известно мое имя?
Мягкими теплыми перекатами – смех. Беззвучный, щекочущий в груди, легким пером трепещущий в горле – фррр!
Да ты совсем зеленая!
Сам ты зеленый! Вон, светишься даже!
Фррр! – смех. Он захватывает меня, я тоже смеюсь, хоть ничего не понимаю. Звенят цепи, густо шелестит масса лезвий-волос, даже из горла вырывается какой-то сипящий клекот. Я ощущаю вдруг, как с натугой, тяжело, вне моего желания, оживает большое, непомерно большое тело… как колючие мурашки полчищами носятся под кожей, расправляя застывшие сосуды, пробуждая онемевшие нервы, расталкивая впавшие в летаргию мускулы.
Поверхность воды, кренясь перед глазами то в одну, то в другую сторону, уходит вниз. Я запоздало ловлю ощущения тела – и снова поражаюсь. Тело огромно, длинно, непослушно, у него слишком много конечностей. И – словно отражение в зеркале, словно эхо – порыв чужого изумления.
Эрайн?
Мы стоим, покачиваясь, в зеленой воде. Ворочаем башкой.
Я здесь.
Как ты ходишь???
Озадаченное молчание. Потом лапы судорожно дергаются, сначала задние, потом передние, потом дергаются распятые руки, а потом мы грузно плюхаемся животом в воду, заваливаемся на бок и повисаем в цепях.
Не помню!
Вспышка чужого раздражения мгновенно задавлена, затоптана как упавшая в солому головня.
Лессандир, не путай меня! Я не сороконожка! И прекрати задавать дурацкие вопросы!
Головня растоптана, но от нее поднимается едкий дым. А он вспыльчивый, Дракон. Помолчу-ка я лучше…
Он делает еще несколько неудачных попыток подняться. Задыхается, кашляет. Ворочается в зеленой жиже. Ворчит.
Тьма меня побери! И чему тебя Геро учит? Надо же было ляпнуть…
Молчу. Ничему он меня не учит. Но жаловаться пока, кажется, рано. Чего я такого ляпнула? Однако,