мне необходима помощь трех человек. Двоих я уже нашел, и ты третий из тех, на кого я мог бы положиться. Однако, если ты согласишься, я сразу же попросил бы тебя дать мне обещание: что бы мы ни обнаружили, полиция не должна узнать ничего.
– Ты не хочешь, чтобы преступник был наказан? – проговорил Стивенс, разглядывая ковер, чтобы скрыть замешательство.
– О, нет! – с жаром произнес Марк. – Но мы живем в странное время, которое мне не очень подходит. Я не люблю, когда вмешиваются в мои личные дела, и тем более, мне совсем не хочется, чтобы они потом вылезали на страницы газет. Поэтому, совершено преступление или нет, полиция, я надеюсь, в это дело не сунется. Сегодня ночью, если, конечно, ты согласишься, мы проникнем в склеп, откроем гроб моего дяди и проведем вскрытие. Мы должны проверить, есть мышьяк в его теле или нет. Хотя лично я уже сделал для себя вывод. Видишь ли, уже больше недели я знаю, что дядя Майлз был убит, но ничего пока не смог предпринять, так как все должно быть проверено в тайне, а ни один врач… я хотел сказать…
Тут Партингтон приятным голосом прервал его:
– Марк намеревался сказать, что ни один врач, дорожащий своей репутацией, не рискнул бы провести вскрытие в подобных обстоятельствах. Поэтому он и обратился ко мне.
– Я не это имел в виду!
– Я все прекрасно понимаю, мой дорогой, но лучше сразу уточнить, почему я участвую в этом предприятии, – уже обращаясь к Стивенсу, сказал Партингтон. – Ровно десять лет назад я был помолвлен с сестрой Марка Эдит. Я был хирургом с довольно приличной практикой в Нью-Йорке. И тут я согласился сделать один аборт – не имеет значения, по каким причинам, но вовсе не из дурных побуждений. Операция получила огласку, о ней писали газеты, и я, естественно, был изгнан из цеха врачей. Трагедией для меня это не стало – у меня есть состояние. Но Эдит до сих пор уверена, что та женщина, которой я помог, была… Короче, это старая история. С тех пор я живу в Англии и довольно комфортно. Но вот неделю назад Марк телеграфировал мне, просил приехать, указав, что все объяснит при встрече, я сел на первый пароход, и вот я здесь. Теперь, после моих объяснений, вы знаете о деле ровным счетом столько же, сколько и я.
Стивенс встал, взял из шкафа бутылку виски, сифон и три стакана.
– Марк, – вымолвил он, – я готов пообещать тебе хранить тайну, однако, предположим, что твои подозрения подтвердятся. И окажется, что твой дядя действительно был убит. Как ты поступишь дальше?
Марк закрыл рукой глаза.
– Не знаю! Я буквально схожу с ума. Как я поступлю? Совершать новое преступление, чтобы отомстить за первое? Нет уж, спасибо, я не настолько обожал своего дядю, что бы пойти на это… Но все равно мы должны знать! Мы не можем жить рядом с убийцей, Тед. И потом, дядя Майлз скончался не сразу. Он долго страдал, и кто-то упивался его мучениями. Кто-то в течение дней, может быть недель, травил его мышьяком, и невозможно ничего доказать, по тому что симптомы отравления схожи с признаками гастроэнтерита, которым он действительно болел. Перед тем как дядя почувствовал себя настолько плохо, что мы решили нанять для него сиделку, он попросил нас поднимать ему пищу на подносе к себе наверх, но он не терпел, чтобы даже Маргарет, наша служанка, входила в его комнату. Дядя Майлз попросил ставить поднос на маленький столик у дверей в его комнату, сказав, что сам будет забирать его тогда, когда сочтет нужным! Поднос иногда оставался у двери довольно долгое время. И значит, любой из домашних или даже из гостей мог развлекаться тем, что посыпал его еду мышьяком, но… – Марк сам того не замечая, возвысил голос, – но в ночь, когда он умер, все было совершенно иначе, и я хочу знать все до конца, пусть даже окажется, что мой дядя был убит моей собственной женой!
Стивенс, собиравшийся взять коробку сигар, замер с протянутой рукой. Люси! Перед его глазами возникла жена Марка с приветливым лицом, янтарными волосами, с ее обычной веселостью… Люси! Невероятно!
– Я понимаю, о чем ты думаешь, – заметил Марк, сверкая глазами. – Тебе мои слова кажутся дикими, не так ли? Я знаю это. Тем более что в ту ночь Люси была со мной на костюмированном балу в Сент-Дэвиде. Но есть также и некоторые другие свидетельства, которые необходимо опровергнуть, чтобы доказать ее невиновность. Не пожелал бы тебе оказаться когда-нибудь в моем положении! Я должен знать, кто убил дядю Майлза, чтобы понять, кто пытался скомпрометировать мою жену! И вот тогда, я тебя уверяю, будет очень скверно!
Ни Стивенс, ни врач не притронулись к виски. Лишь Марк налил себе в стакан, опустошил его одним махом и продолжал:
– Миссис Хендерсон – наша гувернантка и повар – видела, как было совершено преступление. Она заметила, как была дана последняя доза яда. И, судя по ее словам, убийцей могла быть только Люси.
Глава IV
– Ты воспринимаешь ситуацию разумно, – сказал Партингтон, наклонившись вперед. – Я думаю, это хороший признак. Но не кажется ли тебе, что эта старая женщина…
Стивенс налил виски с содовой, которое врач принял с той величественной непринужденностью, которая выдавала в нем закоренелого пьяницу.
– Все возможно в подобном деле, – устало вымолвил Марк. – В одном я уверен: миссис Хендерсон не лжет и не разыгрывает нас. Да, она обожает сплетни, но они с мужем живут с нами еще с тех пор, когда я был ребенком. Она вырастила Огдена. Ты помнишь моего брата Огдена? Он учился в колледже, когда ты уехал в Англию… Нет, миссис Хендерсон слишком привязана к нашей семье и очень любит Люси. К тому же, она не знает, что дядя Майлз был отравлен. Она уверена, что он скончался от болезни желудка и что ее загадочное видение – пустяк. Именно поэтому мне стоило большого труда заставить ее молчать об этом.
– Минутку, – перебил Стивенс, – ты говоришь об истории с таинственной дамой в старинном платье, исчезнувшей через замурованную дверь?
– Да, – с некоторым смятением согласился Марк. – Именно это делает всю историю безумной! Помнишь твою реакцию, когда я тебе рассказал о ней несколько дней назад? Я хочу прояснить вам кое-что до ее начала, – сказал Марк, вынув портсигар и принявшись по обыкновению разминать сигарету. – Вначале немного об истории нашей семьи. Парт, ты когда-нибудь видел дядю Майлза?
– Нет, – сказал Партингтон, подумав. – В те времена он путешествовал по Европе.
– Дядя Майлз и мой отец родились с разницей в один год, один в апреле тысяча восемьсот семьдесят третьего года, второй в марте тысяча восемьсот семьдесят четвертого. Потом вы поймете, почему я все это уточняю. Мой отец женился в двадцать один год, дядя умер холостяком. Я родился в девяносто шестом году, Эдит в девяносто восьмом, а Огден в тысяча девятьсот четвертом. Наше состояние, как вы знаете, имеет земельное происхождение, и Майлз унаследовал от него большую часть. Но отец от этого никогда не страдал, так как его дело приносило ему хороший доход и он всегда оставался оптимистом. Он умер шесть лет назад от заболевания легких, а моя мать, ухаживавшая за ним, заразилась от него и последовала за ним в могилу.
– Я помню их, – сказал Партингтон, печально прикрыв рукой глаза, но по тону его можно было предположить, что эти воспоминания не особенно тревожат его.
– Я рассказываю вам все это, чтобы показать, насколько проста ситуация. Никакого соперничества, семейной ненависти. Дядя был прожигателем жизни, но делал это элегантно, так, как умели заниматься этим в прошлом веке, и я со всей определенностью могу сказать, что у него не было врагов. Он кончил тем, что удалился от всего мира. И если кто-то и отравил его, то это могло случиться только из садистского желания видеть, как умирает человек… Или… или из-за денег, конечно! Но если из-за денег, то мы все под подозрением, и я в первую очередь! Каждый из нас наследует крупную сумму, и все знали об этом. Как я уже сказал, Майлз и отец родились с такой маленькой разницей, что воспитывались почти как близнецы и были очень привязаны друг к другу. Семейная ситуация была самая мирная, когда кто-то принялся подсыпать яд в пищу моего дяди.
– Я хотел бы задать два вопроса, – вмешался Партингтон. – Во-первых, какие у тебя есть
