волосами с хипповой челкой до подбородка. Мишка расплющил лицо по стеклу и смешно разинул рот в океанариуме за моим окном. Я влезла на подоконник, открыла форточку, и в меня полетели замороженные электрические снежинки.
– Сидишь?
– Стою. Не видишь, что ли?
– Вылазь. Гулять пойдем.
– Мне сюда нельзя.
– Маму боишься? – насмешливо спросил Мишка.
– Никого я не боюсь, – холодно ответила я. – Просто не хочу.
– Боишься, – убежденно сказал Мишка.
Я поджала губы, он наклонил голову. Тогда я дернула шпингалет и раскрыла окно. Мишка ввалился ко мне в комнату вместе с морозом и снегом.
– Страшила? – Он взял мою куклу в руки, и желтая бахрома свалилась на синие пуговицы с двумя зрачками в каждой. Мишка наклонил к кукле голову, его желтые волосы свалились на его синие глаза. Я засмеялась.
– Чего смеешься?
– Вы похожи, – смеялась я. – Два Страшилы.
Мишка взглянул на свое и куклино отражение в зеркале.
– Не похожи. Я красивый Страшила.
Мишка откинул назад голову и развел руки в стороны вместе с куклой. Желтые волосы и желтая бахрома взлетели вверх и вновь упали на две пары синих глаз.
– Ага, – смеялась я.
– Фекла, – беззлобно сказал Мишка.
– Ага! – хохотала я.
Когда Мишка ушел, я заглянула в синие кукольные глаза.
– Похожи? Как думаешь?
Мишкина копия вместо ответа тряхнула желтой бахромой, завесив синие пуговицы с двумя зрачками. А я подумала: «Странно, что я сделала похожую на Мишку куклу в тот день, когда мы познакомились. Что бы это значило?»
Вот так у меня появился друг. Тогда мне было четырнадцать, ему – пятнадцать. Мне повезло и не повезло. Я познакомилась с Мишкиным папой и захотела увидеть родного отца, но маме решила ничего не говорить, чтобы не волновать попусту. Ей и так нелегко.
Мила
Ну, вот и переехали. Я вечером прошлась по своей латифундии, переделанной из двух квартир в одну. Теперь у нас были четыре комнаты на троих. Красота! У Мишки получилась своя отдельная жилплощадь с автономным санузлом и кошмарной стеной перед окном. И маленький тренажерный зал на месте бывшей кухни. Будет куда ходить худеть. Я взглянула на тренажеры, и мне сразу стало лень. Они всегда на меня так действуют.
Мишка с Сергеем чуть не подрались из-за комнаты. Сергей решил сделать там свой кабинет и поставить диван.
– Ты должен мне уступить! – воскликнул отпрыск.
– С чего это? – возмутился Сергей.
– Я ребенок!
– Раз ребенок, будь при мамке!
– Мама! – басок ребенка сломался слезами.
Я взяла за руку отца пятнадцатилетней дылды и привела в спальню. В спальне стояла новая двуспальная кровать. Я искала и нашла кровать больше предыдущей. Специально. Ночью Сергей всегда скатывается на меня, и я сплю под своим одеялом, мужем и его одеялом.
– Моя тройная унция, – шучу я.
– Золота, – шутит средняя часть унции весом в девяносто килограмм, ростом сто девяносто сантиметров.
Шутки шутками, но я хочу спать морской звездой, разбросав руки и ноги в стороны. Со старой кроватью мечтать об этом было нечего.
– Кровать. – Я указала на супружеское ложе отцу плаксивой дылды.
– Что кровать? – удивился он.
– Ты не хочешь со мной спать? – спросила я.
– С чего ты взяла? – подозрительно переспросил он.
– С отдельного дивана, – подозрительно ответила я.
– Черт с вами! – на всякий случай испугался мой муж. – Вымогатели!
Муж проиграл, мы выиграли. Хочешь добиться своего – ходи конем, то есть зигзагом. Найди косвенные улики и обвини в нарушении обязательств. Свое упадет тебе в ладони как спелое яблоко. Чем причудливее улики, тем больше шансов получить желаемое. Главное, чтобы яблоки не били по голове, если вы не Ньютон. Если яблоко все же упало на голову, не забудьте его снять и спрятать получше: на вашем пути может оказаться снайпер Вильгельм Телль. Вам это надо?
Соседи наши будто ничего, но живут бедно. Сразу видно. Шкаф в прихожей модный для пятидесятых. У моих родителей был такой. Трехстворчатый, рыжий, с зеркальной дверцей посередине. Зато из дерева, а не из ДСП. Не поднять, не сдвинуть. И кухня старая, без всякой современной бытовухи. Но симпатично. Больше скажу, уютно! Так бы и просидела весь день. А у нас на кухне хай-тек, выкраденный из операционной. Сама выбирала. Чего меня к нему потянуло?
Где мой муж? Спать пора.
– Сережа! – закричала я. – Спать!
Ни ответа, ни привета. Где его носит? Не семья, а черт-те что! Даже поужинать не можем вместе. Сын где-то болтается, муж у телевизора ест, пьет, живет. Все же нужно было согласиться на телевизор в спальне. Чаще видела бы. У наших соседок наверняка не так.
Дочка, кстати, похожа на маму. Обе тоненькие, стройные. В турецких джинсиках. Почему нет, если ноги позволяют? Мои не позволяют, поэтому я ношу широкие домашние штаны и брюки. Растолстела. Гадство! Может, отдать им свои старые вещи? Сама не влезу, а выбрасывать жалко. Или похудею? Я вспомнила дорогущее черное платье с вырезом на спине и решила худеть. К тому же как предложить старые вещи, хоть и в хорошем состоянии? Неудобно. Что они подумают? Богатеи приехали, носите наши обноски? Решено, буду худеть из уважения к соседкам. А девочка хорошая. Сразу видно.
– Не найдете мне женщину для уборки? – спросила я Ольгу.
– Давайте я! – загорелась девочка, даже вперед подалась. – Я все умею. Все-все!
Кто бы из одноклассниц сына согласился? Коровы со жвачкой во рту. Звонят с утра до ночи моему балбесу. А у него в голове не девочки, а дурь детская.
– Зачем тебе это, Лиза? – спросила Ольга.
– Тебе помогать, – удивилась Лиза. – Кто тебе поможет, кроме меня?
Искренне удивилась. Хорошая девочка! Жаль, что у меня нет дочки. Одни мужики. Увидела Лизу, захотела дочку. Сил нет! Кто мне поможет, кроме дочки? А дочки нет.
– Не надо мне помогать, Лисенок, – смутилась Ольга и виновато взглянула на нас. – Я сама справлюсь.
– Мама, позволь. – Лиза умоляюще смотрела ей в глаза.
– Потом поговорим, – тихо, но решительно сказала Ольга. Дочка не согласилась, но послушно замолчала.
Хорошая семья. Сто раз повторю. Воспитанная девочка, а мама смущается и краснеет. Как ребенок. Дочка взрослее ее, ей-богу! Кто кого воспитывает?
Сергей улегся рядом и включил свет со своей стороны.
– Почему в темноте?
– Дочку хочу, – сказала я.
– Прямо сейчас? – засмеялся он.