– С чего это?
– С того! Посмотри на себя в зеркало. На свои тряпки, на свою стрижку. На все!
– И что в них такого? – Мишка сощурил глаза.
– Они похожи на энергосберегающую лампу. – Я злилась уже в открытую. – Да ты сам на нее похож! Искусственник!
– Зависть корежит? – процедил Мишка. – Что скажешь, сарафанный кокошник?
– Сарафанный кокошник! – захохотал Сашка. – Сдохнуть можно!
Я круто развернулась и пошла домой. Мои глаза жгли слезы, а я не показываю слезы посторонним. Слезы – мое личное дело, и других они не касаются! Я шла впереди, за мной шли Страшила и Малага, переговариваясь и смеясь. А я думала о том, что Мишка трижды угадал мои мысли. Мы думали параллельными прямыми, сходящимися в одной точке вселенной. Мы, не сговариваясь, нашли свои гороскопические тотемы, захотели жить в теремке и вспомнили вымершее слово «кокошник». Это было чересчур для двух обычных людей. Мне стоило присмотреться к Мишке. Я присматривалась к нему, пока он провожал Сашку на троллейбусной остановке.
Я не обращаю внимания на пацанов в классе, все девчонки не обращают внимания на этот детский сад. Мишка старше меня на год, но от нашего детского сада не отличался ничем. У него были губы треугольником. «Типа, возьми совок и поиграй в песочнице». Это Мишкины слова, не мои, но ему они подходили как никому другому.
– Чепухистика какая-то! – Я посмотрела на вселенную; она начертила одну прямую абрикосового фонарного света, внутри которой кружились мелкие абрикосовые снежинки, укладываясь в морозный расходящийся к земле аргоновый конус, а где-то в космосе терялась его одинокая верхушка.
– Совпадение. Ничего в нем особенного, – решила я, и черные ветки куста ощетинились настоящими снежными иглами. Мелкими, колючими, северными. Я подышала на них паром, они вытянулись тонкими, острыми пиками с одной стороны. С моей.
– Делаешь дереву искусственное дыхание? – Рядом со мной возник Мишка.
– Изучаю сублимацию воды в снежные иглы.
– Типа «салон древесных ногтей»? – хохотнул Мишка.
– Уйди, ты мне мешаешь.
– И не подумаю. Ты же мешала мне провожать Сашку.
Мишка стал дышать на куст, как паровоз. Мы дышали на ветку до тех пор, пока не растаяли снежные иглы.
– Теперь она погибнет, – сказала я. – Мы создали тепличные условия. В лютый мороз.
– Фекла! Сейчас пар сублимируется на ней в ледяную броню.
– Да?
– Да. Пойдем?
– Угу. – Я оглянулась на ветку, она заблестела абрикосом; значит, на ней точно сублимировалась ледяная броня.
Мы дошли до нашего подъезда и остановились. Мишка задрал голову к небу.
– Там живут антиподы, – сказал он. – Ходят вниз головой. Видишь белые войлочные шапки? Все скифы попадают на небо. Пять тысяч всадников и пехота. Всего двадцать тысяч в битве при Фермопилах.
Я посмотрела на небо. В нем шагали ногами вверх тысячи далеких облачных шапок. Или седые головы скифов, погибших в сражении при Фермопилах.
– Моя мама изучает облака, – зачем-то соврала я.
– Да?! – поразился Мишка.
– Да, – легко ответила я.
Мишка посмотрел на меня с уважением, а я прочертила на снегу дугу носком своего ботинка.
Миша
Я теперь пасусь в Сети в непривычных местах. Читаю про облака. Решил быть на уровне, чтобы… Ладно, облака бывают разные, но меня зацепили перистые. Циррусы. Почти цитрусы. Они самые высокие, самые далекие и самые красивые. Выше только серебристые и перламутровые. Но они выглядят ненастоящими, а перистые – настоящими. И похожи на крылья белых лебедей на взлете. Я закрыл глаза и представил лебединое крыло, вытянутое на несколько сотен километров. Лебединое крыло засветилось ледяными кристаллами и унеслось в верхнюю тропосферу. Почему меня тянет к самым высоким, ледяным облакам? Потому что я малявка и мне до них далеко, дальше не бывает?
– Я тучка, тучка, тучка! Я вовсе не медведь! – заорал я.
– Что поделываешь, тучка? – спросил отец за моей спиной.
Я втянул голову в плечи, потом опомнился и развернулся. У меня теперь мания преследования. Мне кажется, все читают мои мысли.
– Сколько раз просить стучаться? – злобно сказал я. – Я замок врежу!
– Хочешь маму доконать?
– Вы меня доконаете! Вы! – снова заорал я.
– Что с тобой? – Отец смотрел на меня как на больного проказой. – Ты последнее время не в себе. Или мне кажется?
– Кажется, – буркнул я, решив сбавить обороты. С отцом мое настроение проканает, с мамой – нет. Шпионаж тогда обеспечен, провал тоже.
– Что это? – Отец смотрел на монитор. На нем улетали в тропосферу лебединые крылья.
– Облака. Лизкина мама изучает облака, – я еле выговорил слово «мама».
– А я думал, ты реферат пишешь.
Блин! Лучше бы я так сказал. Меня застали врасплох, я совсем перестал соображать. Теперь провал обеспечен.
– О чем говорить с малявкой? – небрежно бросил я. – Только о том, что она знает.
– Молодец! – Отец засмеялся. – Готовишься к встрече с девушкой по-научному. Надо перенять твой опыт.
Трындец!!! Я лузер, лузер, лузер! Я вовсе не медведь! Меня надо забанить до конца жизни.
– Перенимай, – еле выговорил я, и меня забанило по-настоящему.
Я веду себя как последний идиот. Торчу у дома и жду Ее. Чтобы просто подняться вместе вверх по лестнице. Я молчу, говорит Она. А я просто слушаю. И ничего не помню. О чем мы говорим? О Лизке?.. Точно. О ней.
– Зайдешь? – каждый раз спрашивает Она меня.
Я отрицательно машу головой, и мы входим в квартиры одновременно. Я закрываю дверь и жду, когда щелкнет Ее замок. У них старый замок, часто заедает. Надо его починить, а я не умею. Залезть в инет, посмотреть замки? А если не смогу? Посыплю голову пеплом… Вот олух! Нет, я не олух. И не малявка, я выше Ее на целую голову. Между прочим, кучи пацанов влюбляются в своих училок. И ничего. Некоторые даже женятся. Чем я хуже? Женюсь, удочерю Лизку. Я представил себя Лизкиным папиком и заржал. Она всю жизнь простоит в углу! Хотя, если честно, в небольших количествах она ничего. Мне она даже нравится. Или мне Лизка нравится, потому что нравится Она? Нет, у них глаза одни на двоих. Потому я люблю смотреть в Лизкины глаза.
Лизка меня как-то застукала во дворе.
– Что стоишь, мерзнешь? – спросила она.
– Ключи забыл. – Я сказал первое, что пришло в голову.
– Пойдем ко мне. У тебя нос синий, а под ним сопля блестит.
Я разозлился, она засмеялась. Пока она смеялась, я испугался. Вдруг у меня под носом всегда сопли? И Она это видит?! Вот позорище! Я был унижен. Я до сих пор унижен.
Я грелся котлетой и чаем у них на кухне, когда пришла Она.
– Не буду вам мешать, – сказала Она.
– Ты нам не мешаешь, – воскликнула Лизка, а я промолчал. Был в ступоре. Как обычно. И Она ушла, решив, что мешает мне. Придурок!
Я дал себе кулаком по физии и пошел к отцу. Он таращился в монитор на облака.
– Готовишься к встрече с Лизой по-научному? – насмешливо спросил я. Он втянул голову в плечи, а
