Иванихин вспомнил, как он вдруг встрепенулся лет после сорока — это когда обнаружил, что Толик как-то незаметно закончил лицей, поступил в университет и собирается жениться. Не прошло и года, как Иванихин заглядывал в коляску к сладко спящей Ксюшке, честно и безуспешно пытался припомнить, как выглядел Толик в ее возрасте, и удивлялся: «Я — дедушка? Я?» Тогда он остро почувствовал, что жизнь идет — и проходит. Засуетился, хотел было что-то в своей судьбе изменить…
Но тут Иванихина уволили по сокращению. Резонно, в общем-то, уволили. Иванихин не единожды думал, что пользы от его пребывания на рабочем месте — никакой. Другой вопрос, была ли польза от остальных сотрудников, начиная с начальства… Н-да.
Сосед Саныч пристроил Иванихина в контору, где работал кем-то вроде охранника, — себе в напарники. Двое суток они понемножку выпивали на работе, потом трое суток квасили дома… Через полгода Саныч умер — то ли печень не выдержала, то ли сердце отказало, — а Иванихин так и прижился сторожем. Даже на пенсию уходить не хотел: работенка сидячая, за много лет привычная, но что-то вдруг царапнуло по душе — решил уйти. Месяц назад он тихо, без церемоний и проводов, перебрался, как говорится, на заслуженный отдых. Думал, теперь будет уйма свободного времени, чтобы переделать все дела, которые давно собирался. Кстати, Савельева с Лидой навестить…
Вот и навестил. Вчера. На кладбище.
И сбежал.
А затем попытался в который раз — тысячный? десятитысячный? — спастись бегством от себя самого при помощи водки. И преуспел. На время.
Иванихин хрипло застонал и прижал пальцы к вискам.
Сквозь тусклые, как немытое окошко, воспоминания о последних двадцати с лишним годах проступила неправдоподобно четкая и яркая картина. «Приемный пункт». Разговор с Черным человеком. Как будто это случилось вчера… нет, полчаса назад. Ну да, в каком-то смысле так оно и было. Он сдал свое время до пенсии и получил… получил… Воспоминание расплывалось. Реальность таяла, как снег под пальцами.
Так что все-таки выходит? Какая из версий действительна? Был Черный человек на самом деле или Иванихин его придумал? Кто такой он сам — старик-алкоголик, проживший долгую бессмысленную жизнь и допившийся до задушевных бесед с галлюцинациями, или… или кто? А какая, собственно, разница?!
Иванихин застонал и сделал очередную попытку подняться. Нога его скользнула и уперлась во что-то твердое, больших размеров. «Это что же такое у меня под столом?» — смутно удивился Иванихин и заглянул.
Ящик. Наподобие посылочного. Обтянутый как нельзя более знакомой бежевой бумагой с золотым тиснением. Знакомой?
Сердце глухо бухнуло о ребра. Значит, «Приемный пункт» — не сон и не бред пьяного сознания. Это было. На самом деле.
«А в посылочном ящике, надо полагать, деньги. Много. Вон, тяжелый какой — не сдвинешь…»
— Ксения! — слабым голосом позвал Иванихин. — Валидолу дай!
Внучка на призыв откликнулась быстро. Положила Иванихину на ладонь таблетку, заглянула в лицо — на сей раз с сочувствием.
— Помочь тебе, дед, до кровати добраться? Иванихин помотал головой.
Его переполняло острое чувство обиды на самого себя. Надо же было быть таким идиотом! А ведь подсказывали ему. Намекали изо всех сил. Видимо, в рамках дозволенного инструкцией по работе с клиентами. И Микки Маус старался, и Черный человек заботился… Чего, спрашивали, ты на самом деле хочешь? Подумай хорошенько, просили. Про способности к рисованию вспоминали.
— Вот ты, Ксения, чего хочешь? — хрипло осведомился Иванихин.
Внучка вопросу не удивилась. Похоже, восприняла его как продолжение какого-то разговора.
— В художественный поступать хочу, — решительно сказала она. — А мать против. Оттого и поругались. Не дадим, говорит, денег на ерунду. Ну, а отец, сам знаешь, с ней спорить не станет…
Иванихин напряг память: да, действительно, был у них с Ксенией разговор. Детали подзабылись — куда денешься, склероз, — но суть он восстановил. Невестка, особа практичная, изо всех сил подталкивала дочку на торговую стезю. Толик никогда не отличался силой характера и ясене не перечил. А Ксюшка с детства тянулась к краскам, мелкам, карандашам и среди компьютерных программ предпочитала не игрушки и мультики, а… как их там? Фотошопы с Корелами.
На какой-то миг Иванихину нарисовалось безумное видение: он идет в художественный институт, поступать на первый курс вместе с Ксенией… а что? Небось, денег в ящике хватит!
Он усмехнулся про себя: «Глупый ты дед, Иванихин. Только внучку позорить станешь. Раньше надо было менять свою жизнь. Раньше. Когда еще было не поздно».
Иванихин поднял голову.
— Я тебе, Ксюшка, обещал ведь, что помогу?
Не дожидаясь ответа, он выволок из-под стола ящик, подцепил плотную бумагу за место склейки, рванул. Упаковано было на совесть. Оказалось, ящик вовсе не был ящиком — пачки денег были завернуты в несколько слоев бумаги, как бандероль. Из разодранной наконец-то упаковки несколько пачек вывалились на облезлый линолеум.
Ксения придушенно ойкнула.
— Что это, дед? — киношным шепотом спросила она. — Ты банк ограбил, да?
— Это — за всю мою жизнь, — буднично ответил Иванихин, и неожиданно понял, что сказал правду.
С «Приемным пунктом» или без него, а эти деньги действительно достались ему за всю бестолково прожитую жизнь. И были ему сейчас абсолютно не нужны. Лучшее, что с ними можно было сделать — отдать Ксении. Чтобы не повторяла его, иванихинских, ошибок.
— Ты, главное, на пустяки не растрачивай. — Иванихин заглянул внучке в глаза — слушает ли? Слушала. — Ни деньги, ни… свое время. Институт — это да, это надо. И живи, Ксюшка, по-настоящему. На всю катушку. Договорились?
Ксения захлопала глазами совсем по-детски.
— Ой, дед… — с трудом выговорила она. — Ой, спасибо! А… ты что? Чего ты — такие слова?
— Так ведь старый я, — усмехнулся Иванихин. — Помирать пора, вот я тебе и завещаю: живи, Ксения!
— Ты так не шути, дед!
Он и опомниться не успел, а внучка уже висела у него на шее, и за шиворот Иванихину капали горячие слезы.
«Ну вот, — отстраненно подумал он. — Есть все-таки человек, для которого я что-то значу… значил».
— Ладно, медвежонок, не реви, — детское прозвище привычно легло на язык, и Иванихин неловкой ладонью провел по внучкиным волосам. — Лучше помоги мне встать. И знаешь что? Вызови такси. Мне тут надо кой-куда съездить.
— У тебя сердце — встрепенулась Ксения. — Не езди сейчас. Или — я с тобой!
— Исключено, — резко и почти зло бросил Иванихин. — Туда я поеду один.
Он отпустил такси и медленно побрел через пустырь. Оказывается, было лето. Бурьян зеленел и цвел. Жужжали пчелы. Горьковато-медовый запах облаком висел над землей.
На полдороги Иванихин остановился и огляделся. Он знал, что на этот раз ему не встретится никто посторонний. Сколько бы он ни простоял здесь, на середине пути. Потому что клиентам его категории положено давать время на размышления. Чтобы убедиться в окончательности решения.
— С самого начала, — громко сказал Иванихин, — надо было все делать не так. Совсем не так!
Никто на его слова, понятное дело, не отозвался.
Иванихин покачал головой, задумавшись, сколько же людей — сотен, тысяч, миллионов людей — произносили эти фразы до него. Не нашел ответа и отмахнулся от мысли, как от пчелы.
Еще одна мысль, глупая, суетная, мелькнула у него, когда Иванихин уже поднимался по ступенькам к двери «Приемного пункта». Он подумал, что мог бы, наверное, попытаться выручить еще немного денег за остаток своей жизни. Договориться, чтобы деньги каким-то образом переслали Ксюхе — ну, скажем, к
