выявляет все вещи, никак себя не выказывая. Соответственно, главным свойством правителя считалась так называемая «добродетель», которая на самом деле обозначала не соблюдение условностей обыденной морали, а жизненную мощь, полноту жизненных свойств той или иной ситуации. Человек «добродетели», по представлениям китайцев, без усилия побуждает других повиноваться ему, и именно потому, что сам не живет «для себя», но целиком погружен в поток вселенской сообщительности Сердца. Разумеется, видимая скромность, неприметность человека и есть лучший знак власти. Как гласит старинная китайская поговорка, «настоящий человек не показывает себя, а кто показывает себя, не настоящий человек». Мудрость китайских стратагем в последней ее глубине – это бесконечно действенный покой.
В области же военного искусства описанные выше черты китайского миросозерцания проявились в следующих основных принципах:
ПЕРВОЕ. Тщательная подготовка к любому столкновению, включая получение как можно более полной информации о состоянии предполагаемого противника. Отсюда огромное внимание, уделяемое китайскими стратегами сбору разведывательных данных, который можно считать внешним, материальным коррелятом духовной сверхчувствительности мудрого правителя. Разумеется, приготовления к войне должны проходить в полной тайне и сопровождаться преднамеренной публичной дезинформацией, призванной усыпить бдительность неприятеля. Поскольку в китайской войне-игре скрытность сопутствует любому действию и цель никогда не соответствует средствам, любой обманный маневр вплоть до клятвенных заверений в дружбе вполне допустим и даже необходим – ведь речь идет об отношениях с врагом. Победоносная атака есть лишь мгновенное завершение длительных и методичных усилий. «Начинай войну только тогда, когда успех обеспечен», – гласит золотое правило китайской стратегии.
ВТОРОЕ. Избегание любого внешнего противостояния, заменяемого принципом следования (
ТРЕТЬЕ. Так называемое «следование силе обстоятельств», отличающее мудрого стратега, означает на самом деле не пассивность и тем более духовную косность, а напротив, чуткое внимание неустанно бодрствующего или, лучше сказать, извечно пробуждающегося духа. Это следование предполагает способность прозревать «семена» всего сущего, схватывать вещи в момент их рождения и, в частности, постигать источник душевных движений в человеке еще до того, как они проявятся вовне. (Вспомним, что действие Пути – это перемены, которые исчезают прежде, чем обретут видимую форму.) Как мы знаем, мудрец умеет «быть таким, каким он был до своего появления на свет». Отсюда еще одно золотое правило китайской военной науки, которое гласит: «Противник не двигается, и я не двигаюсь. Противник двинулся – а я двинулся прежде него». Китайская стратегия потому и толкует о «войне без боевых действий», что для нее всякое осмысленное противодействие неприятелю носит характер упреждения. Мудрый пресекает агрессивные действия окружающих еще до того, как они проявятся.
ЧЕТВЕРТОЕ. Всякая стратегия основывается на принципе «одной (то есть сплошной) перемены», непрерывного обновления. Мудрый стратег постоянно опережает противника в своих маневрах, его подлинная диспозиция всегда есть нечто большее, чем предполагаемая «данность» позиции. Согласно теоретику военного искусства Цзе Сюаню (XVII в.), «единое» в боевых действиях никогда не должно быть чем-то «одним», всегда себе равным, но обязательно должно быть одновременно «чем-то большим» или «чем-то меньшим». Подлинное единое, согласно разъяснению Цзе Сюаня, – это единица, добавленная к любому наличному числу, оно знаменует превращение двух в три, трех – в четыре и т. д. Поэтому действия искусного стратега на войне представляют собой «тень, отбрасываемую тенью», так что любому действию неизбежно сопутствует определенный обманный маневр. Все это означает также, что искусный стратег разлагает каждый свой маневр на цепь крайне мелких, частных, почти незаметных поступков, так что становится невозможно заметить его начало и конец. Оттого же, как уже не раз говорилось, победа в военных действиях – отнюдь не повод для триумфа. Напротив, она требует усиления бдительности. Оружие вообще применяется только «по случаю», в момент (хорошо подготовленной) крайней необходимости. Поэтому умелый стратег вовсе не выглядит воинственным.
ПЯТОЕ. Придание абсолютной, самодостаточной ценности единичным событиям. Собственно, Великий Путь и есть не что иное, как чистое событие, событийность жизни, которая превосходит понятие закона, управляющего явлениями. Событие – это альфа и омега китайской политики, в которой принцип неопределенности и непредсказуемости бытия как бездны перемен оправдывает абсолютную власть правителя. Жить сообразно Великому Пути означает чистую практику, «действенность без действия», в которой, как уже говорилось, все сущее «убирается», рассеивается – вовлекаясь в безбрежный поток жизни. Так происходит реализация символов. Такая жизнь, если воспользоваться классическим образом Конфуция, подобна ветру, который, несмотря на свою мягкость, без усилия гнет траву. (Позднее Чжуан-цзы воздаст хвалу ветру за его способность побеждать, всегда уступая, или, говоря словами даосского мудреца, «превращать множество не-побед в одну большую победу».) Приверженность китайцев идее такой чистой, или чисто символической практики доходит до того, что в некоторых школах кулачного искусства, притом из числа наиболее древних и авторитетных – например, Мэйхуачжуан («Школа Сливового Цветка»), Уцзицюань («Кулак Беспредельного»), насколько мне известно, вообще не существует преданий об основоположнике школы.
ШЕСТОЕ. Допущение сокрытой глубины, «второго дна» видимых событий. В китайской теории стратегии обман, хитрость с необходимостью сопутствуют каждому действию, как тень сопровождает тело, а эхо – звук. Если все внешнее есть только видимость, истинное должно представать как ложное. Таков способ, и притом единственно возможный, признания наличия символической глубины опыта. Военные теоретики Китая учат тонко и разнообразно применять обман в политике и на войне: можно свою слабость выдавать за силу, чтобы не дать неприятелю воспользоваться своим преимуществом, а можно и не скрывать своих действительно сильных или даже слабых мест, желая внушить противнику, что перед ним ловушка.
Таковы основные положения китайской стратегии. Они выражены в простых и непритязательных, как шеренги марширующего войска, правилах и формулах. Но в них есть своя прихотливая глубина, своя тонкость, знание которых учит мудрости одерживать победы без боя. Эта мудрость равнозначна полноте знания подробностей жизни, в которой внезапно открывается некое внутреннее, непостижимое для постороннего взора понимание. Накопление знания само по себе было бы великим проклятьем для человечества, если бы оно не обещало качественного прорыва в видении мира. Но расширение знания требует возрастания духа. С этой точки зрения традиция китайской стратегии может оказаться очень полезной для нынешней «информационной цивилизации». Вопрос в том, сможет ли современный человек быть достойным ее заветов.
Основные понятия китайской стратегии
ВЭНЬ. Культурное начало в человеке, предполагающее ученость, воспитанность, хороший вкус, способность мирно разрешать конфликты и гармонизировать отношения между людьми. Корень
