– За год до ввода прибыл к месту службы. С семидесятого, стало быть. Был год заместителем, а потом, шестнадцать лет начальником,- ответил Пешков.
– Значит, вы – старожил.
– Так точно.
– С местными как живёте?
– Что имеете в виду? Гарнизон в секретной зоне, станция тоже, да к тому же тайга вокруг,- полковник осёкся.
– А из ближайших посёлков к вам заходят охотники, геологи, рыбаки?
– Есть грех. Как усмотришь. Люди же,- виновато произнёс полковник.
– Да вы, Викторович, за секретность своего объекта не волнуйтесь. Мой вопрос не о том.
– Владимирович,- поправил Пешков.
– Извините, Владимирович,- исправился Панфилов, отметив для себя, что полковник, однако, с гонором.
– Заходят. Редко, правда. Больше местные, я имею в виду коренных. То рыбки подкинут, то мяса. Всё к солдатскому столу разнообразие. Зима лютая, как без обмундирования? Наше-то. Извините. Ни к чёрту. Ходим не по уставу. Моя вина. Разрешил,- Пешков снял шапку, неизвестно из какого зверя пошитую, огладил мех, вздохнув.
– Что имеете в виду?- не понял Панфилов.
– Шапки, унты, парки.
– Покупаете, что ли?
– Если бы могли. Офицеру-то проще. Зарплата. А солдатику на что?
– Как выкручиваетесь?
– Ох, слечу с должности. Ну да что скрывать. Вы ведь вмиг проверите. Летом косим. Там луга есть приречные прекрасные. Ягоду, шишку и грибы заготавливаем. Сено-то, в основном, для них. Они нам за это мясо с забоя, рыбу зимой. Мех тоже берём у них на шапки. Разный. В основном, недорогой. Заяц, лиса, волк,- он протянул свою шапку Панфилову, отдалённо напоминающую уставную.- Ну, офицеры жёнам ладят из соболя, песца, колонка. Мех получаем в обмен на продукты, спички, соль. Соль особо берут, оленю без соли нельзя. Топливо тоже, бензин и керосин, в основном,- полковник вздохнул облегчённо, вроде как сбросил с плеч непосильную ношу, которая ему давила.
– Что ж, Виктор Владимирович, винить вас за это я не собираюсь,- Панфилов возвратил шапку.- Многим нашим командирам не хватает хозяйской жилки. Вы, конечно, подметили точно – плохо у нас с формой одежды для таких регионов, несомненно.
– Я, товарищ генерал-полковник, каждый год в хозяйственное управление тыла министерства обороны рапорты пишу, да не доходят, видно.
– Ладно, Владимирович, мы давайте это опустим. Меня ваши отношения с местными интересуют. Мирно ли у вас всё, хорошо ли? Были ли какие эксцессы с аборигенами?
– Ближайший от нас посёлок в восьмидесяти километрах – это Югарёнок. Через него технику доставляли, там аэропорт. Постоянной связи мы с ними не имеем. Снабжение идёт сейчас к нам из районного центра, из Усть-Маи. Вертолётами. Зимой и летом, правда, приплывают и приезжают по реке, но, в основном – промысловики. В закрытом административно посёлке, от гарнизона в двадцати километрах, есть бригада, вернее участок, от артели 'Юрская'. Там сорок пять, а иногда больше чуть мужиков стараются. А жителей уже нет. До середины семидесятых жили несколько стариков да старух; кто умер, кто уехал к детям. Так что, какие тут эксцессы? Миром ладим. А потом, в нашей глухомани приезжему делать нечего, местных же мы всех в лицо и поименно знаем. Участок артельный, так там только с местной пропиской, если со стороны – то только через секретку оформляют. Геологов нет. Вокруг базы, станции и гарнизонного городка зона запретная, поиск запрещён специальным постановлением Верховного Совета.
– А местные власти как к вам?
– Мы ведь на Хабаровской земле-то, не Якутской. До юридических хозяев далеко. Да им до нас и дела нет. Отчуждённая территория. Прописка уже у нас якутская, в Усть-Мае. И то больше, когда выборы. Что тут сказать?
– Станция ваша всё регистрирует? Нашу территорию?
– Всю. Как в режим слежения вышли в зиму семьдесят первого, так без остановки и идём. Как часы.
– Пролёты малой авиации хорошо берёте? Так скажем, по Охотскому району.
– Если имеете в виду внеплановые полёты, то фиксируем. По линии санавиации, в основном. Геологические и другие оформляют заранее. Там погранзона.
– А память у вас хорошая?
– Не жалуюсь, товарищ генерал-полковник.
– В семьдесят первом году осенью военный Ми-10 ходил из Охотска в верховья Урака?
– Был. Но не один. Два их было. И не десятые, а шестые,- спокойно ответил Пешков.
– Как два?- у Панфилова поднялись брови.
– Мы в апреле пустили режим. В мае две наши машины и прошли. Они с камчатской пропиской, с того авиакрыла. Из Магадана перебрасывали геологов. На обратном рейсе из Охотска один упал в море. Я лично связывался с их базой. Мне сказали, что экипаж цел. А второй в Арке базировался.
– Ушёл когда?
– Глубокой осенью. Нет. Вру. Извините. Он в Охотске базировался. Потом несколько дней в Арке. Вот это уже осенью глубокой точно.
– Причины не знаете?
– Санрейсы делал. Там плохо кому-то было. Точно не знаю. Вроде, дизентерия. Это от нас далековато.
– А других полётов в этом районе в тот же период не было?
– Нет. Точно нет. Не сомневайтесь. Район не полётный. Можно данные поднять. В том году не было. Кроме них. Совсем. В Арке с конца лета две 'Аннушки' приписываются, но до первого снега уходят.
– Эти что делают?
– Забой оленей идёт. Вывозят.
– Вы здесь по получению?
– Да, товарищ генерал-полковник. Новое оборудование. Оснащаемся.
– Они к стационарам привязываются, орбитальным, по общей программе, и новое вычислительное на целеуказатели ставят,- добавил Сундук, который был в курсе.
– Так точно. Привязываемся. Сейчас вот грузим на транспортные. И на Югарёнок. Оттуда по Юдоме на санях перетащим.
– Сколько рейсов?
– Четыре. Двумя парами. Одна уже ушла. Это вторая.
– Когда ушла? До десяти утра?- спросил Панфилов.
– Так точно. Ровно в десять вылетели.
– Проверял?- Панфилов уставился на Апонко.
– Нет,- покачал тот головой.
– Посторонних на борт не брали?- Панфилов был в напряжении.
– Никак нет. Оборудование секретное,- Пешков достал взлётные списки.- Вот. Кроме экипажа шесть моих с базы. Два офицера и четыре сержанта. Сержанты по году отслужили, как и положено по инструкции.
– А экипаж не мог посадить кого?
– Только через меня. Я закрываю взлётки.
– Обращался кто-нибудь?
– Офицер подходил. Майор. Пограничник. Спросил, не на Магадан ли. Ответил ему – нет. Он и отошёл. Больше обращений не было.
– Сколько рейсов у вас бывает в год.
– На Усть-Маю два в месяц. А на Югарёнок – первые за последние десять лет. Раньше таскали, а потом
