«Странной жизнью мы живем во дворце, — думал он, нарезая, наверное, сотый кусок сыра. — Каждый день делится как бы на две части: утром и днем мы развлекаемся и бездельничаем, восхищаемся страной и ее чудесами, встречаемся с голубокожими детьми и взрослыми, а ночью узнаем страшные подробности о бесправии и угнетении остального населения. Как соединить вместе Белый дворец, заповедник, завод- автомат, Остров развлечений и убогий подвал, где без солнца и воздуха томятся наши ровесники, разноцветные дети Акирема? А сколько еще таких подвалов и таких детей!»
Пора было ужинать. Мальчик отправился в комнату Наташи, из которой давно не доносилось никаких звуков. Девочка спала крепким безмятежным сном. Возмущенный Ростик хотел без особых церемоний растолкать предательницу, но за спиной стоял робот-нянька и уговаривал не будить девочку Наташу, так как она устала на охоте, а сон, как известно, полезней еды.
Весь ужин мальчик оживленно болтал с нянькой, засыпая ее самыми невинными, но приятными вопросами: робот обожал технику и готов был часами рассказывать об устройстве стереовизора или механического котенка. Незаметно из-за стола они перешли в уголок, где заботливый робот разложил материалы для вечерней работы. Ростик присел рядом.
Уже роботы-официанты убрали со стола, погасили верхний свет, «задраили» иллюминаторы, а мальчик все продолжал расспросы. Разговор перешел на устройство самой няньки.
Как робот говорит? Чем питается? Почему так любит водиться с печатными электронными платами? Как-то неловко было нарушать приятную беседу коварными вопросами:
— Послушай, а… как устроен стальной браслет? Почему он такой тяжелый? Разве он внутри не полый? И почему иногда Пощелкивает, как сверчок?
Ростик действовал наверняка. Робот даже не тряс квадратной своей головой, не заикался, а сразу умолк, замерев в нелепой позе. Как не хватало мальчику Наташи! Разве можно спать, да еще в такой ответственный момент? Попробуй теперь уследить за реакцией этого ящика…
Кажется, все прошло благополучно. Мальчик спрятал отвертку в карман куртки, еще раз на всякий случай окликнул робота и быстро направился к запретной двери. Только теперь он почувствовал, как волнуется: ведь Тома могли уже отправить в лес!
Том поджидал друга у двери подвала. Впустив Ростика, он подозрительно огляделся вокруг: не нравится ему сегодня тишина во дворце.
Ростик коротко передал содержание папки.
— Тебе, Том, обязательно надо повидаться с этим человеком. Судя по всему, кузнецу Джо можно доверять, но и сам он нуждается в помощи. Шутка ли — двадцать пять лет без людей!
— Доверять Джо? Да его каждый знает и любит у нас! Том поможет кузнецу, а тот поможет Тому! Я в этом уверена, — темные глаза Мэри сияли.
— Откуда ты можешь знать? — недоверчиво улыбнулся Ростик.
— Не удивляйся, — ответил за сестру Том. — Мы действительно много слышали раньше о кузнеце по имени Джо. Отец и мама несколько раз упоминали это имя. Но столько лет прошло…
Мальчик задумался, вспоминая, наверное, свое детство, родителей. Глаза Мэри подозрительно заблестели, она отвернулась. И Ростик вдруг почувствовал, что ничего не знает о новых друзьях, об их прошлом. Должны же быть у них близкие, товарищи! В подвале ребята всего третий месяц…
— Прекрати, Мэри, — строго приказал Том, но в его голосе было столько жалости! — Не обращай внимания на сестру. Это она снова вспомнила о доме.
— Расскажите о себе, — попросил Ростик и, видя, что Том колеблется, добавил: — Пожалуйста, расскажите!
Опасливо поглядывая на всхлипывающую сестру, мальчик решился:
— Я почему-то верю тебе и той девочке, которая к нам приходила. И дело даже не в том, что вы отчаянно рисковали вчера, добывая сведения из папки. Просто… не знаю… В вас нет той надменности, с которой на нас смотрят голубокожие. Они нас совсем не замечают, будто мы деревья, мебель, трава или стены. Разве что поставишь неловко тарелку на стол, тогда на тебя могут бросить недоуменный взгляд. О голубокожих детях и говорить нечего! Вот твоя Наташа рассказывала о чудесной школе-интернате. Все эти прекрасные школы, книги, острова развлечений — только для голубокожих! Я начал работать на заводском конвейере с шести лет. Платили мне крохи, но все же я чувствовал себя кормильцем и помощником. Мама не работала совсем — маленькая Мэри, а потом и Джонни… И все же мы были счастливы! У нас был дом, родители, семья… Помню, как в первый раз я повел сестру в нашу квартальную игротеку на углу улиц Барачной и Сарайной. Игры там, правда, мне не нравились: одно развлечение, что стреляй и убивай. Это мне не по душе — я люблю животных… Больше мы с ней так никуда и не выбрались, не успели…
Вот вы спросили о школе, а у нас нет даже книг! Раньше мы их видели, когда убирали классы в дворцовом интернате, а потом…
— Это когда пропала одна книга, — пояснила Мэри, укоризненно посмотрев на брата.
— Да, именно тогда нам перестали доверять. Теперь в школе убирают роботы.
— Но как вы очутились в подвале?
— Это долгая история… Жили мы бедно, в страшной тесноте и постоянно хотели есть. А потом в наш дом пришла беда: отец потерял работу. Жить стало совсем плохо. Как-то отец отправился с младшим братиком на благотворительный базар. Ты не знаешь, что такое для акиремца пойти на этот базар. Это значит — открыто признать себя нищим, объявить всем, что у тебя больше нет сил бороться с бедностью. Базар посещают самые отчаявшиеся… Как ни хотел отец отложить поход туда, а все же нужда сломила и его. На базаре он дал малышу полакомиться клюквой, посыпанной сахарной пудрой, и съел несколько ягод сам. Наверное, клюква эта была испорченной, потому что с тех пор с отцом стали происходить невероятные вещи. Он стал нелюдимым, мрачным, ко всему равнодушным, прогнал друзей, так любивших его. Особенно он замыкался, когда кто-то заводил разговор о будущих переменах или о белых голубях. А Джонни так и не поправился. Через две недели после смерти нашего братика отец куда-то исчез. Исчезла и мама, так и не узнав, что случилось с отцом. Для меня и Мэри наступили тяжелые времена. С работы меня хозяин выгнал, даже не объяснив причину. Обидно, я так старался! Нас подкармливали соседи, но и они были не намного богаче нас.
Однажды на подходах к благотворительному базару нас заметила госпожа Мафитта и, сжалившись, забрала во дворец. Это благодаря ей мы с сестрой крутимся целыми днями в подземелье. Живем, как кроты. Благодетельница обещала райскую жизнь, а получили мы лишь неволю. Конечно, во дворце мы не голодаем и не очень мерзнем, но уж лучше спать, как раньше, в собачьей конуре, чем потерять свободу.
— Все равно, что тюрьма, — вмешалась Мэри. — А мы привыкли жить на воле.
В голосе девочки гордость смешалась с упреком.
— Недавно я не выдержал и высказал все благодетельнице. И про нас, и про сотню других девчонок и мальчишек, заживо погребенных в подвалах дворца, — продолжал Том. — Госпожа Мафитта выслушала меня со странной улыбкой и очень спокойно. Это спокойствие сразу не понравилось мне — я ожидал немедленной расправы, крика, угроз, но ничего подобного не произошло. Добрейшая так с улыбочкой на губах и ушла. С тех пор мы потеряли покой. Мы были готовы к любому наказанию, но никто не ожидал самого плохого! Неужели можно убить человека лишь за то, что он думает не так, как ты?
— Именно тогда вы и появились в подземелье, напугав нас до смерти, — добавила Мэри. — Для нас вы были всего лишь гостями голубокожих хозяев, капризными и требовательными…
При этих словах Ростик густо покраснел, вспомнив Наташино платье из лепестков роз.
— Мы считали вас своими врагами. И не спешили вам довериться. Вот и все, — Мэри грустно улыбнулась.
— Да, — подтвердил Том. — Сейчас мы поняли, что к чему. Вам тоже не по душе голубокожие лицемеры. А нам так важно знать, что происходит там, наверху. Что еще выдумает наша королева и ее слуги? Для нас это очень важно…
— Для кого это «для нас»?
— Неужели ты думаешь, что мы ничего не можем сделать? Конечно, я не один! Нас много — тех, кто не хочет больше мириться с рабством, дрожать за работу и каждый кусок хлеба! Мы хотим учиться, счастливо жить, работать, мечтать! Но ты меня пока не спрашивай, кто эти люди. Это не моя тайна.
— Нам вы можете верить! Не знаю, что на уме у вашей королевы — мы ее редко видим, — но кое-что все же узнали! — торжественно начал Ростик. — Слушай, Том! Есть надежда на спасение. Не бойся Леса
