Началось. Вскоре появилась кровь. И вместе с нею прорвались наружу вся её тоска, все её тревоги и надежды. В глубоком горе она заплакала, зарывшись лицом в подушку.
— О Малкольм, я так надеялась, так надеялась, теперь мне нечего дать тебе, ничего не осталось от тебя, нечего дать тебе, о Малкольм, Малкольм, прости меня, мне так жаль… о Боже, как мне жаль… да сбудется воля Твоя…
Слезы текли и текли, пока, после целой вечности, она не уснула, когда они иссякли.
— Мисси, вставаите! Мисси-тайтай, ко-фи, хейа!
Выбираясь из косматой паутины сна, Анжелика услышала, как А Со со стуком поставила поднос на столик рядом с кроватью, и почувствовала теплый божественный аромат свежезаваренного кофе — подарок Сератара и одна из немногих услуг, которые А Со могла выполнить и выполняла как должно, — этот аромат обволакивал её, отворяя ей двери нового дня и вводя туда без боли.
Она села на кровати и потянулась, пораженная и обрадованная тем, что чувствует себя так бодро и так хорошо. Спазмы прошли, тянущая боль утихла до привычной, даже была меньше как будто, и ощущение раздутости было не таким сильным.
И что было лучше всего, отчаяние покинуло её. Это её чудо, подумала она благоговейно. Последний месяц, вознося вечернюю молитву Пресвятой Богородице, она разговаривала с ней, вопрошала её, молила и однажды ночью, вконец измученная тревожным ожиданием, прислушалась. «Оставь это мне, дитя, это мое решение, не твое, — услышала она, услышала не ушами, а самой глубиной своего существа, — мое решение, все целиком, спи спокойно». Тревога больше не мучила её в ту ночь.
Так это было её решение, как чудесно! Анжелика была согласна принять её вердикт. Волю Господа. И она приняла её.
Подчиняясь порыву, она встала на колени у кровати, закрыла глаза и благословила её, вознеся страстные слова признательности, ещё раз сказала, как ей жаль, но от всего сердца поблагодарила за то, что тяжкое бремя снято с её души, да исполнится воля Твоя… Анжелика опять скользнула под покрывала, готовая к кофе и встрече с миром. Кофе в это время, девять часов утра, был обычаем по воскресеньям, потом как раз можно было успеть принять ванну и одеться к церкви.
Церковь? Почему бы и нет? — подумала она, я должна вознести благодарность как положено, но никакой исповеди.
— А Со, приготовь мою ванну и… — А Со смотрела на неё во все глаза затуманенным взглядом. Анжелика вдруг поняла, что её горничная, должно быть, видела пятна крови сзади на её ночной рубашке.
А Со торопливо проговорила:
— Я приносить мыца. — Она засеменила к двери, но Анжелика оказалась там раньше и оттолкнула её назад в комнату.
— Если ты расскажешь кому-нибудь, я выцарапаю тебе глаза!
— Ай-й-йа, нет понятна, мисси-тайтай, — охнула А Со, смертельно напуганная злобой на лице и в голосе своей хозяйки. — Нет понятна.
— Не ври, все ты понимаешь! Дью не ло мо-а, — выплюнула она кантонское ругательство: она слышала один раз, как Малкольм бросил эти слова Чену, когда был зол на него, и помнила, как Чен побелел. Малкольм никогда не рассказывал ей, что они означают, но на А Со они произвели тот же самый эффект, и ноги китаянки едва не подкосились.
— Ай-й-й-йа-ха!
— Если ты говорить, А Со, тайтай будет… — Анжелика в ярости вонзила свои острые ногти ей в лицо в миллиметре от глаз и оставила их там. — Тайтай делать вот так! Понятно?
— Понятна! Сик'лет, тайтай! — Перепуганная женщина простонала что-то по-кантонски и сжала пальцами губы, изображая скрепу. — А Со нет рассказать понятна!
Обуздав свою ярость, хотя сердце продолжало бешено колотиться в груди, Анжелика подтолкнула женщину к постели и снова забралась в неё. Повелительным жестом она указала на чашку.
— Дью не ло мо! Налей мне кофе!
Переполненная почтением и подлинным страхом, А Со налила кофе, протянула ей чашку и, смиренно сложив руки, встала рядом.
— Не болтать, убери всю постель, простыни, чистые. Секрет!
— Понятна тайтай, нет болтать, сик'лет, понятна.
— Не болтать! Или… — Её ногти полоснули воздух. — Мыться!
А Со заторопилась прочь, чтобы принести горячей воды, но прежде всего, чтобы шепотом передать новость Чену, который закатит глаза к небу и скажет «ай-й-йа, что теперь сделает тайтай Тесс», и припустит со всех ног, чтобы отправить это известие с самым быстрым кораблем светлейшему компрадору Чену, который приказал им немедленно уведомить его, невзирая на затраты.
Кофе был восхитителен. Он успокоил её желудок и состояние духа и прогнал легкое ощущение опухлости. Одной из самых больших, истинных радостей для Анжелики в этом мире был утренний кофе, особенно с воздушными булочками и в компании с Колеттой на Елисейских Полях, в одном из уличных кафе, читая последний «Придворный циркуляр» и наблюдая, как весь свет неспешно прогуливается мимо.
Сначала церковь. Я притворюсь, что пока ещё ничего не произошло — А Со не проболтается, она не посмеет. Кому рассказать первому? Хоугу? Андре? Эдварду? Мистеру Скаю?
Она уже беседовала с Небесным Нашим Скаем. Его совет сводился к тому, что у них не было иного выбора, кроме как ждать: смотреть, что будет делать Хоуг, и после этого, что предпримет Тесс. Письмо, полученное им от Тесс, было коротким: «Дорогой мистер Скай, я знаю, что мой сын прибегал к вашим услугам. Отступитесь и воздержитесь впредь от участия в наших делах, моего сына и моих. Ничего хорошего из этого не выйдет».
— Интересный выбор слов, — прокомментировал он.
— У вас такой испуганный тон, словно мы уже проиграли.
— Вовсе нет, Анжелика. Нашей единственной позицией сейчас может быть ожидание. Инициатива в её руках.
— Со следующей почтой я хочу написать стряпчим компании Струана и запросить отчет и опись наследства, оставленного моим мужем. — Эту идею подсказал ей Андре, который был сторонником немедленного открытия наступательных действий.
— Могу только приветствовать, если вы хотите угодить в её ловушку.
— Что?
— Единственный образ, которого вы должны придерживаться, это убитая горем, незаслуженно притесняемая вдова, совсем ещё дитя, которую склонил к раннему браку мужчина с сильной волей, а не обедневшая алчная вдова богатого мужа, распутного юноши, не достигшего ещё совершеннолетия, который пошел против желания своей матери и взял в жены юную леди без средств из семьи, имеющей сомнительную репутацию, — пожалуйста, не сердитесь, я говорю лишь то, что, может быть и вероятно, будет сказано. Вы должны выжидать, дорогая леди, делая вид, будто надеетесь, что Тесс отнесется к вам по-человечески. Если бы его ребенок был… э… если вы ждете его ребенка, это было бы большим подспорьем.
— А если нет?
— Давайте поговорим об этом, когда это произойдет, я хочу сказать, когда не произойдет. Времени на раздумье доста…
— Времени у меня не так много. У меня кончатся деньги.
— Наберитесь терпения…
Mon Dieu, терпение! Мужчины и это их терпение.
Теперь, когда у Анжелики не было ни малейших сомнений, что она не носит ребенка Малкольма, она отложила в сторону все планы, которые выстраивала на случай, если дитя родится, и сосредоточилась на втором варианте.
Немедленное и широкое наступление на эту женщину? Нет, это будет позже, здесь мистер Скай прав. Сначала мне необходимо выяснить, что она намерена делать. Для этого я должна рассказать все Хоугу или Бебкотту. Хоуг привез мне её послание, посему это должен быть он. Совсем необязательно позволять им
