Поначалу следы вели на запад, но постепенно стали поворачивать на юго-запад, к побережью.
Много часов шли мы по следу, без еды и питья. Затем Граак остановился возле разросшегося папоротникового кустарника, ветви которого снабдили нас чистой свежей водой. Сорвав несколько стручков, он разгрыз их зубами. Семена стручков по вкусу напоминали лесной орех.
Мы двинулись дальше, пока не наступила внезапная ночная тьма, которую мы решили переждать, забравшись в густую крону папоротникового дерева.
Граак уснул сразу же, а я не смог. Вскоре после наступления темноты ожили ночные хищники, наполняя лес воплями и криками. Ухали печальники, смеялись хохотуны, ревели мармелоты, предсмертные вопли испускали их жертвы.
Но все же плавное покачивание дерева и шелест бесчисленных листьев убаюкали меня. Во всяком случае, меня разбудила волосатая лапа Граака, отнимающая руку от моего лица, – обычно я спал так.
– Светает, – сказал он, – а Граак голоден. Давай отыщем пищу и пойдем дальше.
Спускаясь по грубой коре ствола, я поразился контрасту криков ночных и дневных. Теперь слышалось лишь жужжанье насекомых, серебряные ноты певчих птиц, случайное пофыркивание какого-то травоядного да странные вскрики причудливых птиц-рептилий, называемых орки.
Граак и я прошли совсем недалеко по следу, когда внезапно он принюхался и, глянув вверх, сказал:
– Добрая пища! Птанг!
Проследив направление его взгляда, я увидел большое, похожее на ленивца создание, безволосое, висящее головой вниз на ветке, прогибающейся под его тяжестью. Птанг беззаботно, даже не глядя в нашу сторону, жевал листья папоротникового дерева.
Обезьяна быстро подскочила к основанию дерева и быстро забралась по стволу, затем перебралась на ветку, где лакомилось глупое существо, не обращавшее никакого внимания на приближающуюся опасность.
Граак, повиснув на ноге и руке, нанес птангу удар дубинкой по голове. Тот перестал жевать, но не сделал попытки ни сбежать, ни вступить в бой, хотя его мощные ноги были вооружены длинными острыми когтями. Граак вновь стукнул. Существо безжизненно опустило голову, и по телу пробежали судороги.
Прицепив дубинку к поясу, обезьяна взялась за кремневый нож и принялась перерезать острые когти существа, вцепившиеся в ветку. Птанг с грохотом, ломая ветви и обрывая листву, рухнул на землю.
Наевшись до отвала, Граак и я отрезали мяса в дорогу и двинулись дальше.
Немного погодя Граак указал на то место, где предыдущим вечером Талибоц и принцесса устраивали привал. Чуть дальше обнаружили мы и высокое дерево, в листве которого беглецы провели ночь. Явно они опережали нас не более чем на час пути.
Чем дальше мы торопливо продвигались, тем сильнее и сильнее становился запах, и обезьяна выказывала все больше признаков волнения, как охотничья собака, идущая по следу.
Наконец он напряженно застыл, тревожно принюхиваясь и прислушиваясь.
– Ну что? – шепотом спросил я.
– За ними идет мармелот, – ответил Граак, указывая на отпечатки.
Посмотрев вниз, я увидел, как, перекрывая следы людей, глубоко, чуть не на фут, вминаются в почву когти хищника.
И тут же, совсем недалеко, послышался крик смертельно перепуганной женщины, затем треск кустарника и ужасающий рев, который я сразу же узнал.
Граак мгновенно метнулся к деревьям, я же сдернул дубинку и нож и рванулся вперед.
Я бежал изо всех сил, насколько это можно было по скользкой листве, среди нависающих веток и цепляющихся за ноги корней, и чуть ли не вылетел на поляну, где глазам моим представилось ужасающее зрелище.
По поляне катался, взревывая, рыча, скалясь и цепляясь за все когтями, огромный мармелот, очевидно, уже в смертных конвульсиях.
Не сделал я и трех шагов, как хищник дернулся и замер неподвижно.
Оглядываясь в поисках принцессы и ее похитителя, я вздрогнул от внезапного крика, раздавшегося откуда-то сверху:
– Зинло! Сзади!
Это был голос принцессы.
Резко развернувшись, я увидел Талибоца, стоящего за толстым стволом папоротникового дерева. В левой руке он держал предмет, похожий на обойму от торка. На ладони правой руки, опираясь длинным концом на вытянутые пальцы, лежала одна из стеклянных игл, готовая к полету. И она тут же полетела мне в лицо.
Я вовремя убрал голову. Слышно было, как пуля ударила в ствол позади меня. Я прыгнул вперед, но он быстро достал вторую пулю из обоймы, и я понял, что не успею сблизиться с ним настолько, чтобы воспользоваться моим оружием, и не смогу уклониться от стеклянного снаряда.
С торжествующей ухмылкой на лице он швырнул мне иглу прямо в грудь.
– Умри, юнец! – проговорил он сквозь сжатые зубы. Но произошло непредвиденное. Я не ощутил ожидаемого ожога от попадания иглы, а противник мой вдруг застыл и осел на землю. Я понял причину, склонившись над ним и оглядев его. Во время броска он укололся иглой. Перевернув его, я снял пояс с боеприпасами и нацепил на себя. Подобрав обойму, которую он выронил, я закрыл отражатель и сунул ее в кармашек на поясе.
Затем я глянул туда, откуда донесся предупреждающий окрик Лорали. С минуту я видел перед собой
