Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами

удовольствие.

— Оооооо… — вздыхал я, словно ощутив на себе действие рекламируемых массажеров для ступней.

Обычно, когда уже все расслаблены и молчат, мне казалось, надо как-то пошутить, но в этот раз я не мог произнести и слова.

Мы молча лежали на ее пуховом одеяле и истекали потом. Кстати сказать, одеяло не было ослепительно-белого цвета, а ближе к светло-оранжевому, и мне от этого стало по-домашнему уютно.

— Пол? — Алекса нарушила тишину лишь спустя две-три минуты. — Что ты думаешь, если…

Да, она хочет предложить мне переехать! Я ни секунды не буду терять и сразу же соглашусь. Кроме того, соглашусь выполнять и кое-какую работу по дому.

Хм! Может, я смогу еще раз пересдать свою комнату в квартире Элоди? — возникла у меня идея. Тогда это уже будет субсубаренда…

«Требуется жилец мужского пола для заселения в квартиру, где проживает дама, и в вагину этой самой дамы. Центральное отопление, великолепное месторасположение (квартира тоже неплоха, к слову)».

Теперь все, что мне оставалось сделать, — отыскать аббревиатуры для составления объявления на французском.

ДЕКАБРЬ: Да хранит Господь французскую кухню!

Привыкнув к французской кухне, я изо всех сил пытаюсь скучать по английской еде

Во французском языке слово «self»[97] обозначает «ресторан самообслуживания». На самом деле забавно, что один человек отождествляется с дешевым кафе, в то время как французы считают, что вся Франция — это один большой ресторан изысканной кухни.

Однако, несмотря ни на что, все вышесказанное вполне соответствует действительности, потому как хоть французы и не хотят, чтобы о них так думали, но они любят рестораны быстрого обслуживания. Они твердят всему миру, что питаются исключительно фуа-гра и трюфелями, но огромный процент жителей Франции проводят выходные и время, отведенное на ланч, впившись зубами в гамбургер.

А все оттого, что в ресторанах быстрого обслуживания персонал ведет себя именно так, как этого хочется французам: служащие одеты в униформу, повторяют набор вежливых приветствий, аккуратно укладывают салфетку на ваш поднос, что как нельзя лучше сочетается с любовью французов к церемониям. Нравится вам или нет, а поход в такое заведение — это целое кулинарное событие.

Любовь французов к подобным событиям настолько велика, что они превращаются в настоящих безумцев, когда отправляются в boulangerie[98] купить хлеб. Boulangerie — единственное место в целом мире, находясь в котором француз готов безропотно отстоять в очереди. Нет, я ошибаюсь: терпеливо стоять в очереди французы еще могут, желая купить сигареты в tabac.[99] Но это только лишь из-за страха быть порванным на кусочки, если вдруг рядом окажется кто-то, страдающий никотиновой ломкой.

Каждый визит в мою boulangerie поистине был событием. Обычно работали сразу три-четыре женщины, вернее, не работали, а выпихивали друг друга из-за тесного прилавка. Они все разом мчались исполнять мой заказ, а потом сами же создавали очередь, только чтобы сообщить той, что на кассе, владелице магазина, сколько я должен заплатить. Каждый раз, когда я приходил за багетом, тот, кто меня обслуживал, и сама владелица имели исключительное право придавить багет посередине, как будто у них была наркотическая зависимость от того хруста, который при этом раздавался. Если же я покупал пирог, то мог прождать целых пять минут, пока коробку с особой осторожностью и любовью перевяжут упаковочной лентой. Иногда из своей рабочей каморки выглядывал пекарь посмотреть на этот ритуал, но из-за прилавка его тут же выдворяла жена, чтобы, не дай бог, он не насыпал муки ей на кассу. Среди всего этого хаоса люди почтительно ждали и неспешно продвигались вперед, несмотря на то что порой очередь растягивалась на многие метры. Казалось, парижане таким образом выражают глубокое уважение существующей системе просто потому, что это было частью ритуала, связанного с едой.

Судя по всему, я не выказывал должного уважения подобным ритуалам.

— Тебя на самом деле не особо интересует еда, ведь так? — Как будто с целью убедиться, что я расслышал вопрос, обнаженная женская грудь уткнулась мне в ухо. — Я тут готовлю чудесный raclette,[100] а ты совершенно безразличен.

Эти разглагольствования принадлежали Элоди, решившей привнести свой колорит в церемонию приготовления французских блюд, — обнаженная, она нацепила лишь трусики танга и ослепительную улыбку. Несмотря на то что за окном стоял ранний декабрь, ни единой мурашки на ее теле не проглядывалось, хотя само тело очень даже проглядывалось. Оказывается, центральное отопление все- таки было включено в арендную плату, потому-то Элоди и оставляла его постоянно включенным — при такой температуре хождение по квартире голым было единственным способом избежать теплового удара.

Я сидел в благопристойном одеянии — на мне были шорты и футболка, — со стаканчиком охлажденного apremont, бодрящего белого вина родом из горного района Савойи, которое отлично сочетается с любыми сырными блюдами. Это был уже третий бокал, возможно, именно поэтому все валилось у меня из рук при каждой попытке собрать агрегат, необходимый для приготовления «чудесного raclette».

Grand magasin (универмаг), располагавшийся неподалеку от дома Элоди, мог похвастаться богатым ассортиментом самых причудливых кухонных принадлежностей во всем Западном полушарии. Там продавались наборы eclade[101] с помощью которых можно было готовить мидии вертикально (да-да, вертикально) и без единой капли воды, как это принято на западном побережье Франции. Имелись также мини-наборы для raclette, представляющие собой решетки с маленькими сковородками, на которых плавился сыр раклет. (Потом этим сыром необходимо было покрыть слой отваренного картофеля.) Были и большие по размеру наборы, которые могли растопить огромный кусок сырной головки, предварительно нарезанной на тонкие кусочки чем-то вроде лезвия гильотины. Неудивительно, что во Франции инженеры получают отличное образование: чтобы приготовить элементарный ужин, ты должен иметь диплом в области промышленного дизайна!

Я всячески пытался понять принцип работы этого устройства, изо всех сил стараясь уберечь собственные пальцы. (Элоди купила ломоть сыра величиной с половину колеса микролитражки.)

— Ты больше хочешь арахисовое масло, а?

Арахисовое масло? Если я не поддержал собственное государство, то только потому, что только что прошелся по руке острыми зубцами, предназначенными совершенно для другого — удерживать сыр в нужном положении. Теперь я с ужасом разглядывал собственные пальцы, теряясь в догадках, какой из них отвалится первым.

— Или, может, открыть банку консервированного лосося?

— Нет. Элоди, слушай, я и правда небезразличен к тому, что у нас выйдет на ужин. Но сомневаюсь, что рецепт предполагает наличие ампутированных пальцев или отварной груди. Почему бы тебе не заняться этим капканом для медведя, пока я пригляжу за картофелем?

Мысль об ошпаренной Элоди показалась мне куда хуже той боли, что пульсировала сейчас у меня в пальцах. Я уже видел, как втираю крем в покрытую волдырями кожу девушки. И я знал, к чему это