поразительных сочетаниях. Особенно ему нравились голубовато-серые тона и темная бронза. Однако он не привязывался к тому, чем владел, и продавал картины так же часто, как и покупал, не превращая свой дом в картинную галерею. В каждой комнате было всего несколько полотен и статуэток — зато лучших и самых примечательных в Лондоне:
Однако в последние семь лет великолепие дома начало постепенно тускнеть. Цвета были все так же изысканны, но не менялись уже семь лет. Мебель, спору нет, была дорогой, но ее считали модной семь лет назад. За эти годы в собрании мистера Ласселлза не объявилось новых приобретений — замечательные скульптуры, привозимые в Лондон из Италии, Египта и Греции, попадали в руки других джентльменов.
Мало того, в доме появились все признаки того, что хозяин занялся какой-то полезной деятельностью, что он
Доклады, рукописи, письма и правительственные документы ле жали на всех столах и стульях, экземпляры «Друзей английской магии» и книги по волшебству можно было увидеть в каждой комнате.
Ласселлз по-прежнему презирал всякий труд, но с приездом мистера Норрелла в Лондон стал занятым человеком. Именно он предложил лорда Портишеда на должность редактора «Друзей английской магии», но то, как его светлость исполнял редакторские обязанности, доводило Ласселлза до исступления. Лорд Портишед во всем уступал мистеру Норреллу, учитывал все его замечания и поправки, в итоге журнал с каждым номером становился все более скучным и велеречивым. Осенью 1810 года Ласселлз добился для себя должности соредактора. Журнал имел самое большое в Англии число подписчиков, и к работе следовало относиться очень серьезно. Вдобавок Ласселлз писал статьи по магии для других журналов и газет, консультировал министров по вопросам магии, почти ежедневно посещал мистера Норрелла, а в свободное время изучал историю и теорию волшебства.
Через два дня после визита Стренджа к миссис Буллворт Ласселлз в своей библиотеке трудился над очередным номером «Друзей английской магии». Было уже за полдень, но он еще не выкроил времени, чтобы побриться и одеться, поэтому сидел в халате за грудой книг, бумаг, немытых тарелок и кофейных чашек. Нужное письмо куда-то запропастилось, и Ласселлз пошел его поискать. В гостиной кто-то сидел.
— А, — произнес Ласселлз, — это вы.
Жалкое создание в кресле подняло голову.
— Лакей пошел вас искать, чтобы доложить обо мне.
— А! — Ласселлз замолчал, явно не зная, что добавить, потом сел в кресло напротив гостя, подпер подбородок кулаком и задумчиво уставился на Дролайта.
Дролайт был бледен, глаза ввалились. Платье покрылось пылью, туфли были почищены кое-как, а воротник и манжеты загрязнились.
— Очень нелюбезно с вашей стороны, — произнес наконец Ласселлз, — принимать деньги за то, чтобы меня разорили, искалечили и довели до безумия. И от кого — от Марии Буллворт! Не понимаю, чем я ей так досадил. Ее вина не меньше моей. Я не принуждал ее выходить замуж за Буллворта — просто я предложил ей выход, когда она сказала, что не может больше его видеть Это правда, что она просила Стренджа наслать на меня проказу?
— Возможно, — вздохнул Дролайт, — не могу сказать наверняка. Главное, вам решительно ничего не грозило. Вы сидите здесь, богатый, здоровый, преуспевающий, как всегда, а я — несчастнейший человек в Лондоне. Я три дня не спал. Сегодня утром руки у меня так тряслись, что я едва смог завязать галстук. Вы представить себе не можете, что значит для меня появляться на людях таким пугалом. Хотя какое это имеет значение — меня никто не принимает. Меня не впускают ни в один лондонский дом. За исключением вашего. — Дролайт помолчал. — Мне не следовало вам об этом говорить.
Ласселлз пожал плечами.
— Вот чего я не могу понять: как вы могли рассчитывать, что преуспеете в этой нелепой затее? — спросил он.
— Она не была нелепой! Напротив, я тщательно подбирал…
— А как насчет мисс Грей? Арабелла Стрендж познакомилась с ней у леди Уэстби на Бедфорд- сквер.
Дролайтвздохнул.
— Мисс Грей было восемнадцать лет, и она жила со своими опекунами в Уитби. По завещанию отца, она должна была находиться под их опекой до тридцати шести лет. Опекуны не любили Лондон и не собирались уезжать из Уитби. Два месяца назад они оба скоропостижно скончались, и мерзкая девчонка немедленно укатила в столицу. — Дролайт замолчал и нервно облизнул губы. — Норрелл очень зол?
— Никогда его таким не видел, — тихо ответил Ласселлз.
Дролайт глубже вжался в кресло.
— Что они сделают?
— Не знаю. Когда о вашем маленьком приключении стало известно, я решил, что будет лучше какое- то время не появляться на Ганновер-сквер. От адмирала Саммерхейза я слышал, что Стрендж намеревался вызвать вас на поединок…
Дролайт испуганно вскрикнул.
— …Однако Арабелла не одобряет дуэлей, и он отказался от своего намерения.
— Норрелл не имеет права на меня злиться! — неожиданно заявил Дролайт. — Он всем мне обязан. Волшебство — это прекрасно, но если бы я не вывел его в свет, никто бы о нем не знал. Он не мог обойтись без меня тогда, не может обойтись и сейчас.
— Вы так думаете?
Темные глаза Дролайта расширились, он поднес палец к губам, словно хотел погрызть ноготь, но обнаружил, что на руке перчатка, и отдернул ее от лица.
— Я снова зайду вечером. Вы будете дома?
— Весьма возможно! Леди Блессингтон звала меня посетить ее салон, хотя вряд ли я поеду. Мы страшно затянули с номером «Друзей». Норрелл задергал нас противоречивыми указаниями.
— Так много работы! Мой бедный Ласселлз! Как это на вас не похоже! Как мучает вас этот старик!
После ухода Дролайта Ласселлз вызвал слугу.
— Через час я выйду в город, Эмерсон. Скажите Уоллису, чтобы приготовил платье… Да, Эмерсон! Мистер Дролайт собирался зайти к нам позже, вечером. Когда придет, не принимать его ни под каким видом. Придумайте, что хотите.
В те же минуты, когда происходил описанный разговор, мистер Норрелл, Стрендж и Джон Чилдермас собрались в библиотеке на Ганновер-сквер, чтобы обсудить предательство Дролайта. Мистер Норрелл сидел молча и смотрел на огонь в камине, а Чилдермас рассказывал Стренджу, как нашел еще одну жертву Дролайта: старый джентльмен из Туикнема, некий Пелгрейв, заплатил проходимцу двести гиней за продление жизни еще на восемьдесят лет и возвращение молодости.
— Уверен, — продолжал Чилдермас, — мы так никогда и не узнаем, скольких еще людей обманул Дролайт. И мистеру Тантони, и мисс Грей он обещал видное положение в иерархии волшебников, которая, по его словам, будет вот-вот учреждена.
Стрендж вздохнул.
— Ума не приложу, как объяснить людям, что мы не имели к этому никакого отношения. Надо что-то сделать, но что именно, не знаю.
Неожиданно заговорил мистер Норрелл:
— Последние два дня я много думал об этом и пришел к выводу, что мы должны возродить суд Пяти Драконов[90].
В комнате воцарилось молчание. Потом Стрендж сказал:
— Простите, сэр, вы сказали, Пять Драконов?
Мистер Норрелл кивнул.
— Я убежден, что этого негодяя необходимо предать суду Пяти Драконов. Он виновен в лже-магии и
