любое вероломство, на любой захват чужой собственности. — Он помолчал — Вы приняли меры против воровства в Хартфью? Заклинания, охраняющие библиотеку?
— Заклинания Стренджа не остановят! — сердито заявил мистер Норрелл. — Они только привлекут его внимание! Приведут к самым ценным экземплярам! Нет-нет, вы правы. — Он вздохнул. — Здесь требуется нечто большее. Я должен подумать.
Через два часа мистер Норрелл и Ласселлз отъехали от дома на Ганновер-сквер в экипаже волшебника. Их сопровождали трое слуг, по всему было видно, что дорога им предстоит долгая.
На следующий день Стрендж, со свойственной ему непоследовательностью, почти жалел о разрыве с мистером Норреллом. Он осознал, что ему и впрямь не с кем теперь поговорить о магии. Стрендж снова и снова вспоминал беседу с мистером Норреллом. Он был почти убежден, что выводы оппонента о Джоне Аскглассе неверны. Из всего, что сообщил ему мистер Норрелл, он уже сделал собственные умозаключение и теперь страдал от того, что обсудить их не с кем.
За отсутствием других слушателей он отправился к сэру Уолтеру Поулу на Харли-стрит.
— Со вчерашнего вечера я вспомнил кучу вещей, которые ему не сказал. Сейчас мне кажется, что надо изложить все это в статье или обзоре, который опубликуют не раньше апреля, а он поручит Ласселлзу или Портишеду сочинить ответ, который выйдет в июне или июле. Пять-шесть месяцев, чтобы дождаться его мнения' Крайне неудобный способ ведения дискуссии! А ведь вчера я мог просто прийти на Ганновер- сквер и спросить, что он по этому поводу думает. Кроме того, не могу представить, что буду делать без его книг! Как может волшебник обойтись без книг! Пусть хоть кто-нибудь мне объяснит. Все равно, что политику дослужиться до высокого поста без взяток и покровительства.
Сэр Уолтер не обиделся на эти невежливые слова, сделав скидку на расстроенные чувства Стренджа. В Харроу[58+] его заставляли зубрить ненавистную историю магии, сейчас он пытался припомнить хоть что-нибудь подходящее к случаю. Он обнаружил, что помнит очень мало — не больше, чем может войти вина в очень маленький бокал, и то если наполнить его только наполовину.
Какое-то время сэр Уолтер размышлял, затем предложил следующее:
— Насколько я знаю, Король-ворон постиг все, что было до него в английской магии, без посторонней помощи и без книг — их в его время попросту не было. Почему бы вам не сделать то же самое?
Стрендж взглянул холодно.
— Насколько я знаю, Король-ворон был любимым приемным сыном короля Оберона[59+], который, помимо всего прочего, дал ему прекрасное магическое образование и собственное королевство. Я мог бы бродить средь ложбин и дубрав в надежде, что меня усыновит какой-нибудь король эльфов, но, боюсь, что меня сочтут переростком.
Сэр Уолтер рассмеялся.
— Что же вы будете делать теперь, без мистера Норрелла? Может, сказать Робсону из министерства иностранных дел, чтобы поручил вам какую-нибудь магию? На прошлой неделе он жаловался, что мистер Норрелл слишком занят заказами от Адмиралтейства и Казначейства и совершенно не уделяет ему времени.
— Почему бы нет? Только скажите ему, что не раньше, чем через два-три месяца. Мы собираемся съездить домой, в Шропшир. Мы с Арабеллой очень хотим повидать родные места. Теперь, когда согласие мистера Норрелла не требуется, нам ничто не мешает.
— Вот как! — воскликнул сэр Уолтер. — Вы что, уезжаете прямо сейчас?
— Через два дня.
— Так скоро?
— Ну что вы пугаетесь, Поул? Не до такой же степени вы ко мне привязаны!
— Разумеется, нет. Я думаю о леди Поул. Для нее это будет грустная новость. Она останется без подруги.
— Ах да! — произнес Стрендж, чувствуя себя неловко. — Конечно!
В то же утро Арабелла нанесла леди Поул прощальный визит. За пять лет знакомства красота ее не поблекла, а скорбная участь не изменилась. Как всегда она была молчалива и безразлична к боли и удовольствию. Ее мало трогали доброта или холодность окружающих. Целые дни проводила она у окна в венецианской гостиной, не проявляя интереса ни к какого рода занятиям. Посещала ее только Арабелла.
— Мне жаль, что вы уезжаете, — произнесла ее светлость, когда Арабелла сообщила последние новости. — Какой он, этот Шропшир?
— О! Боюсь, я слишком пристрастна. Думаю, почти все согласятся, что это очаровательный край с зелеными холмами, лесами и милыми сельскими аллеями. Конечно, чтобы оценить его по достоинству, стоит дождаться весны, но даже зимой виды дивно хороши. Это очень романтичное графство с особой историей. Там есть разрушенные замки и сооружения из камней, возведенные на холмах неведомым народом. Из-за близости к Уэльсу эта земля часто становилась предметом споров, и почти в каждой долине есть древнее поле битвы.
— Поле битвы! — произнесла леди Поул. — Как мне это знакомо! Смотришь в окно и видишь лишь кости да изрубленные доспехи! Очень грустное зрелище. Надеюсь, оно вас не слишком расстроит.
— Кости? Изрубленные доспехи? — изумленно переспросила Арабелла. — Да, нет, вы меня неправильно поняли. Эти битвы происходили давным-давно. Там ничего не осталось.
— Хотя, — продолжала леди Поул, не обращая внимания на слова подруги, — почти повсюду когда-то происходили сражения Помню, в школе говорили, что некогда Лондон стал ареной ужасающего сражения. Жителей перебили, а город сожгли дотла. Нас окружают тени несчастных жертв, и не так важно, сохранились ли видимые следы былых жестокости и скорбей.
В комнате что-то неуловимо изменилось. Над головами женщин словно захлопали холодные серые крылья, в зеркалах что-то промелькнуло, на комнату упала тень. Эту игру света и тени Арабелла видела не впервые, она вспомнила, что так часто бывает, когда она разговаривает с леди Поул. Не зная, чем это объяснить, она решила, что в комнате слишком много зеркал.
Леди Поул вздрогнула и плотнее закуталась в шаль. Арабелла взяла ее за руку.
— Послушайте! Думайте о чем-нибудь более веселом.
Леди Поул посмотрела, не понимая. Ее светлость так же не могла повеселеть, как не могла бы взлететь.
Арабелла принялась болтать о пустяках, надеясь отвлечь подругу от мрачных мыслей. Она говорила о новых лавках и новых фасонах. Рассказала о прелестной шелковой тафте цвета слоновой кости, которую видела в витрине на Фрайди-стрит, и потрясающем бирюзовом бисере, которые заметила в одной лавке — ну прямо к этой тафте. Рассказала, что ее портной думает о бирюзовом бисере, и описала удивительное растение, которое живет у него в горшке на железном балкончике, — за год оно так разрослось, что совершенно закрыло окно живущего над портным мастера, изготавливающего подсвечники. Потом Арабелла перешла к другим очень высоким растениям: к Джеку и его бобовому стеблю, к великану на вершине стебля, к великанам и их победителям вообще, к Наполеону Бонапарту, герцогу Веллингтону и его несравненным заслугам почти во всех сферах жизни за исключением одной — герцогиня очень несчастлива[60+].
— Хорошо, что нам с вами это неведомо, — закончила она, — и мы не должны страдать, видя, как наши мужья оказывают знаки внимания другим женщинам.
— Да, наверное, — ответила леди Поул не совсем уверенно. Арабелла почувствовала легкую досаду. Она старалась делать скидку на странности леди Поул, но не могла простить ее холодность к мужу. Арабелла часто бывала на Харли-стрит и видела, насколько сэр Уолтер предан жене. Он делал все, чтобы облегчить ее муки, и Арабелле больно было видеть, как мало благодарности встречают его усилия. Не то чтобы леди Поул демонстрировала cупрyгy неприязнь, но временами казалось, что она его просто не замечает.
— О! Вы не думаете, какое это благо, — сказала Арабелла. — Одно из величайших в жизни!
— О чем вы?
— О любви вашего супруга!
