исключительно высокого качества. Журнал будет называться «Фамулюс»[115] и публиковать
— Они весьма отличны от взглядов Норрелла, не так ли?
— Разумеется! Главная моя задача — рационально изучить предмет, убрав с пути все введенные Норреллом ограничения. Уверен, что подобный пересмотр очень скоро откроет новые, достойные разработки пути. Если пристально рассматривать вопрос, то к чему сводится так называемое возрождение английской магии? Что конкретно сделали и Норрелл, и я сам? Сплели кое-какие иллюзии из облаков, дождя, дыма и тому подобного — что может быть проще! Вдохнули жизнь в неодушевленные предметы и наделили их даром речи — это, признаюсь, действительно очень сложно. Научились насылать на врагов бури и дождь — так ведь всё, что касается погоды, настолько просто, что и говорить не хочется. Что же еще? Вызывать видения — да, это было бы впечатляющим действием, обладай мы тем мастерством, которого у нас нет. Ну вот. А теперь сравните этот жалкий перечень с магией ауреатов. Они поднимали дубовый и платановый лес на врагов, из цветов делали себе жен и слуг, превращались в мышей, лис, деревья, реки и прочее, строили из паутины корабли, а из розовых кустов возводили дома…
— Да-да! — прервал сэр Уолтер. — Я понимаю, что вам не терпится испытать все эти виды магии. Однако подумайте: что если Норрелл прав? Не всякая магия хороша в наше время. Перевоплощение и подобные приемы были уместны в прошлом — они очень оживляют историю. Но, помилуйте, Стрендж, не собираетесь же вы ими заниматься? Джентльмену не пристало менять обличье. Джентльмен должен выглядеть самим собой. Вряд ли вы захотели бы перевоплотиться в кондитера или фонарщика…
Стрендж рассмеялся.
— Ну, хорошо, — заметил сэр Уолтер, — а представьте только, как неприятно оказаться в обличье собаки или свиньи[116].
— Вы нарочно выбираете крайние случаи.
— Разве? Ну, хорошо, тогда, скажем, лев. Хотелось бы вам перевоплотиться во льва?
— Вероятно. Возможно. А может быть, и нет. Не о том речь! Не спорю, превращения — тип магии, требующий особо деликатного похода. И тем не менее нельзя отрицать, иногда оно оказывается очень и очень полезным. Спросите-ка герцога Веллингтона, не хотел ли бы он превратить своих разведчиков в лис и мышей и запустить их во французский лагерь. Уверяю вас, его светлость не стал бы долго сомневаться.
— Сомнительно, что вы бы уговорили Колхауна Гранта [117] стать лисой хоть на короткое время.
— О! Грант охотно согласился бы стать лисой — при условии, что это будет лиса в мундире. Нет-нет, нам необходимо обратить внимание на ауреатов. Надо изучать жизнь и магию Джона Аскгласса, когда же мы…
— А вот этого делать ни в коем случае нельзя!
— О чем вы?
— Я не шучу, Стрендж. Ничего не имею против ауреатов в целом. Больше того, считаю, что в общем вы правы. Англичане справедливо гордятся своей древней магической историей — Годблессом, Стокси, Пейлом и другими. Им больно читать в газетах, что Норрелл преуменьшает славу великих волшебников древности. Однако вы впадаете в другую крайность. Слишком частые разговоры о других королях могут нервировать правительство. Особенно сейчас, когда нам угрожают иоанниты[66+].
— Иоанниты? Что за иоанниты?
— Как? Боже мой, Стрендж! Вы никогда не читаете газет?
Стрендж слегка смутился.
— Занятия отнимают у меня массу времени. Вернее, все время, без остатка. Кроме того, как вы знаете, в последние месяцы меня отвлекало совсем иное.
— Я говорю не о последних месяцах. В северных графствах иоанниты орудуют уже четыре года.
— Хорошо, но кто же они такие?
— Ремесленники, которые под покровом ночи забираются на фабрики и разрушают собственность. Жгут дома фабрикантов. Подстрекают простых людей на бунты и грабежи[118].
— А, разрушители машин! Теперь понимаю, о ком вы. Меня просто сбило с толку странное название. Какое отношение имеют эти несчастные к Королю-ворону?
— Многие из них считают себя его последователями. На стене каждой разрушенной фабрики они изображают летящего ворона. Их вожаки носят с собой письма, якобы написанные самим Джоном Аскглассом, и утверждают, что скоро он вернется и восстановит свою власть в Ньюкасле.
— И правительство им верит? — изумленно спросил Стрендж.
— Ну, разумеется, нет! Мы не настолько глупы. Мы боимся куда более земных неприятностей — короче, революции. Знамя Джона Аскгласса реет по всему северу страны — от Ноттингема до Ньюкасла. Разумеется, осведомители постоянно держат нас в курсе событий. Я не хочу сказать, что все эти ребята верят в возвращение Джона Аскгласса. Большинство из них не менее разумны, чем вы или я. Тем не менее они прекрасно сознают, какую силу имеет его имя среди простых людей. Роули Фишер-Дрэйк, член парламента от Гемпшира, выдвинул законопроект, в котором предлагает запретить изображение летящего ворона. Однако мы не можем запретить людям поднимать собственный флаг, знамя законного короля[119].
Сэр Уолтер вздохнул и начал ковырять вилкой лежащую перед ним на тарелке гусиную ногу.
— В других странах, — заметил он, — надежды на возвращение королей в тяжелые времена относятся к области преданий. И только в Англии они — часть закона.
Стрендж нетерпеливо помахал ножом.
— Все это просто политика и не имеет ко мне ни малейшего отношения. Совершенно не собираюсь призывать к восстановлению королевства Джона Аскгласса. Единственное, чего я хочу, так это спокойно и разумно исследовать его достижения в области магии. Как мы возродим английскую магию, если не будем твердо знать, что именно предстоит возрождать?
— В таком случае изучайте ауреатов, но оставьте Джона Аскгласса в том темном углу, куда его спрятал Норрелл.
Стрендж покачал головой.
— Норрелл отравил ваши умы, настроив против Джона Аскгласса. Он всех вас околдовал.
Они замолчали, на некоторое время целиком сосредоточившись на еде.
— Я не говорил, что в Виндзорском дворце есть его портрет? — первым прервал затянувшееся молчание Стрендж.
— Чей?
— Аскгласса. Фреска некоего итальянского живописца на стене одной из парадных комнат. Прелюбопытная сцена — Эдуард III и Джон Аскгласс, король-воин и король-чародей, сидят бок о бок. Джон Аскгласс покинул Англию почти четыреста лет назад, и все же англичане до сих пор не могут решить — обожать его или ненавидеть.
— Ну, уж нет! — горячо возразил сэр Уолтер. — На севере точно знают, что о нем думать. Получи они такую возможность, завтра же сменили бы власть Вестминстера на его правление[120].
Первый номер журнала «Фамулюс» вышел примерно через неделю. Весь тираж разошелся за два дня, и все благодаря одной статье сенсационного свойства. Мистер Меррей, готовившийся в скором времени опубликовать первый том книги Стренджа «История и практика английской магии», уже предвкушал солидную выручку. Статья, так поразившая читающую публику, описывала, как волшебники вызывают умерших, чтобы получить от них ценные сведения. Этот скандальный (но крайне интересный) предмет вызвал такую сенсацию, что несколько молодых леди, по слухам, упали в обморок, лишь узнав о наличии «Фамулюса» в их доме[121]. Ясно было, что мистер Норрелл не одобрит подобную публикацию, а потому каждый его недоброжелатель поспешил купить экземпляр журнала.
На Ганновер-сквер мистер Ласселлз вслух читал статью мистеру Норреллу:
