попросил стакан воды.
Вскоре Стрейндж покинул Грейстилов и направился прямиком в кофейню на углу Калле де ла Кортезиа. Содержимое шкатулки в первый миг его напугало, он хотел быть среди людей, когда откроет ее во второй раз.
Официант принес бренди. Стрендж сделал глоток и открыл крышку шкатулки.
Сначала ему показалось, что эльф прислал сделанную из воска или какого-то похожего материала копию белого отрезанного пальчика, причем копию очень натуралистическую. Палец был бледный, обескровленный, почти зеленоватый, только возле ногтя сохранился розоватый оттенок. Кто-то очень потрудился, чтобы создать такую ужасную вещь.
Но лишь дотронувшись до странного предмета, Стрендж понял, что это не воск. Палец был холоден, словно лед, и все же кожа на нем двигалась так же, как кожа на его собственном живом пальце. А под кожей, и на ощупь, и взглядом, можно было определить мышцы. Не оставалось сомнения в том, что палец принадлежал человеку. Судя по размеру, ребенку или женщине с очень маленькими, изящными ручками.
«С какой стати волшебник дал ему палец? — недоумевал Стрендж. — Может быть, он принадлежал самому волшебнику? В таком случае этот волшебник был или ребенком, или женщиной».
Стренджу пришло в голову, что когда-то он слышал рассказ о пальце, но сейчас не мог вспомнить, о чем шла речь. Странное дело: он не помнил, что ему говорили, зато помнил, кто. Про палец рассказывал Дролайт, потому Стрендж и не обратил на его слова особого внимания. С какой это стати Дролайт рассуждал о магии? Ведь он мало о ней знал и еще меньше интересовался.
Волшебник еще раз глотнул бренди. Он-то думал, что если попросит эльфа дать объяснения, то все тайны исчезнут сами собой. А вместо этого возникла новая загадка.
Стрендж задумался о великих английских чародеях и их волшебных слугах. Мартин Пейл с мастером Уитчерли, мастером Фэллоусотом и другими. Томас Годблесс с Диком-Приходи-во-вторник, Меро с Колменом Греем. Но самая знаменитая парочка — это, конечно, Ральф Стокси с Томом Голубое Седло.
Когда Стокси впервые встретил Тома Голубое Седло, тот был дик, необуздан и менее всего на свете желал служить английскому волшебнику. Поэтому Стокси последовал за ним в Страну фей, в замок Тома Голубое Седло[142]. Там он расхаживал невидимым и сумел узнать множество интересных вещей[143]. Стрендж не думал, будто история в том виде, в каком она дошла до детей и историков магии, точно описывает действительные события. И все же в ней, несомненно, заключалась доля правды. Возможно, Стокси удалось проникнуть в замок Тома Голубое Седло и тем доказать, что с ним стоит иметь дело. Так почему бы ему самому не предпринять то же самое? В конце концов, эльф ничего не знает о его умениях и достижениях. Неожиданный визит послужит отличным доказательством мастерства.
Стрендж обратился мыслями к тому туманному, снежному дню в Виндзоре, когда их с королем едва не заманили в Страну фей. Они увидели лес и в глубине его огонек: окна какого-то старинного дома. Дороги Короля, без сомнения, привели бы его туда, но — даже если забыть обещание, данное Арабелле, — неинтересно было искать джентльмена с помощью старого колдовства. Хотелось чего-то нового и волнующего. Следующая встреча с эльфом должна было отличаться той уверенностью и вдохновением, которые дарят новые заклинания.
«Страна фей всегда близко, — подумал он, — и есть тысяча способов туда попасть. Неужели мне не удастся найти ни одного?»
Он знал одно хорошее заклинание: оно прокладывает путь между любыми двумя людьми, упомянутыми волшебником. Заклинание было старое, очень близкое к магии эльфов. Те дороги, которые оно прокладывало, несомненно, могли пересечь границы миров. Раньше Стрендж никогда его не использовал, а потому не представлял, как будет выглядеть дорога и как он по ней пойдет. И все же волшебник верил, что сможет это сделать, а потому пробормотал нужные слова, совершил необходимые жесты, а в качестве двух людей, между которыми должна пролечь дорога, назвал себя и джентльмена с волосами, как пух.
Что-то сдвинулось, как всегда при начале волшебства. Казалось, открылась, а потом закрылась невидимая дверь, а он остался по другую сторону. А может быть, просто все здания в городе повернулись кругом. Судя по всему, магия сработала безупречно. Что-то явно произошло — однако результата Стрендж не видел и задумался, что делать дальше.
«Возможно, беда в восприятии, — подумал он. — Я знаю, как это исправить. Не хотелось, конечно, но, может быть, еще один раз не сильно повредит».
Из нагрудного кармана сюртука волшебник достал настойку безумия. Официант принес стакан воды. Стрендж бережно капнул туда одну-единственную каплю и залпом выпил содержимое стакана.
Оглянувшись, он впервые заметил слегка светящуюся полосу. Она начиналась у его ног и шла по кафельному полу кофейни к выходу. Подобные линии он часто создавал в серебряных чашах с водой. Если смотреть прямо, полоса исчезала, если удерживать ее на краю зрения, появлялась снова.
Стрендж расплатился с официантом и вышел на улицу.
— Ну вот и замечательно, — произнес он вслух.
55
Второй увидит сокровище свое в руках недруга
Ночь со 2 на 3 декабря 1816
Казалось, что судьба, которая всегда угрожала Венеции, настигла ее в одно мгновение, однако город затопила не вода, а деревья. Темные призрачные деревья заполнили улицы, площади и даже каналы. Стены не смогли противостоять их натиску. Ветки пронзали камень и стекло. Корни проникали глубоко под мостовую. Статуи и колонны опутал плющ. Внезапно — во всяком случае, так показалось Стренджу — стало гораздо тише и темнее. Длинные бороды омелы погребли лампы и свечи, а плотное сплетенье веток закрыло луну.
Странное дело: никто из обитателей города словно не видел перемен. Стрендж много читал о том, что люди могут, к счастью для себя, не замечать творимой вокруг них магии, однако сам впервые стал свидетелем такого явления. Подмастерье булочника нес на голове целый поднос горячих хлебов. Стрендж с интересом наблюдал, как парень ловко огибает деревья, даже не подозревая об их присутствии, и всякий раз вовремя уворачивается от веток, которые грозят выколоть ему глаз. Дама и господин, наряженные, словно на бал или в игорный дом, в плащах и масках, шли под руку, перешептываясь, по Салицада Сан- Мойзе. Путь им преграждало огромное дерево. В последний миг они совершенно естественно разошлись, обогнули дерево с разных сторон и снова взяли друг друга под руку.
Стрендж шел туда, куда вела его сияющая линия — по аллее к набережной. Деревья росли даже там, где город уже кончался, и линия тянулась прямо сквозь чащу.
Он не ведал, как шагнет в морскую воду. Венеция не знает пологих пляжей, бережно, дюйм за дюймом, вводящих вас в воду; каменный мир города заканчивается набережной, и Адриатика немедленно вступает в свои права. Стрендж понятия не имел, какая здесь глубина, но не сомневался, что утонуть здесь можно. Оставалось надеяться, что сияющая тропинка, по которой он пробрался через лес, убережет его и в воде.
И в то же время его согревала тщеславная мысль, насколько лучше Норрелла он годится для этого приключения. «Он бы ни за что не шагнул в море. Он даже промокнуть боится. Кто сказал, что волшебник должен обладать хитростью иезуита, смелостью солдата и смекалкой вора? Фраза мыслилась как оскорбление, но в ней, несомненно, присутствовала доля правды».
Он шагнул с набережной.
Море внезапно стало эфемерным, словно сон, алее приобрел прочность и основательность. Скоро море стало лишь слабым серебряным сиянием среди темных деревьев, а соленый бриз смешивался с запахами ночного леса.
Стрендж с гордостью подумал, что он — первый волшебник, входящий в Страну фей за последние триста лет[144]. Мысль чрезвычайно порадовала его, даже
