вином. Вскоре целая толпа пьянчуг сгрудилась вокруг телеги, подставляя стаканы и кружки под струю хереса и проковыривая дырки в еще целых бочонках. Столкнувшиеся телеги и собравшаяся толпа так перегородили дорогу, что кареты и повозки заполонили все близлежащие улицы: Поултри, Треднидл-стрит, Бартоломью- лейн и Олдерсгейт, Ньюгейт и Патеностер-роу. Казалось, столпотворению не будет конца.
Так как один из возчиков был молод и хорош собой, а второй — стар и толст, то вместе они напоминали бражничающих Вакха и Силена. Возницы решили порадовать своих сторонников, открывая дверцы карет, чтобы посмотреть, чем заняты богатеи. Слуги и кучера попытались предотвратить эту дерзкую выходку, но толпа была многочисленна, да к тому же навеселе, поэтому удары хлыстом на нее не действовали. В одной из карет толстый возчик обнаружил мистера Норрелла и воскликнул: «Ба! Старина Норрелл!» Возчики полезли в карету и начали трясти мистеру Норреллу руку, обдавая того парами хереса и заверяя, что, ни минуты не мешкая, расчистят дорогу, чтобы он — герой французской блокады — смог беспрепятственно продолжить путь, каковое обещание тут же и сдержали. Лошадей распутали, кареты затащили на задние дворы кожевников и в прочие вонючие углы или запихали обратно в грязные переулки, где с них быстренько ободрали позолоту. На протяжении триумфального шествия до Ганновер-сквер возчики и их сторонники эскортировали карету мистера Норрелла выкрикивая здравицы, подбрасывая в воздух шляпы и распевая хвалебные песни.
Деяния мистера Норрелла вызвали всеобщее одобрение. Большая часть французского флота на целых одиннадцать дней оказалась обманом заперта в портах, что позволило англичанам без стеснения пересекать Бискайский залив, Ла-Манш и Северное море. Тайные агенты Британии были заброшены во все уголки Империи, а шпионы, ранее трудившиеся в тылу врага, смогли вернуться на родину с сообщениями о планах Наполеона. Британские торговые суда беспрепятственно выгружали кофе, хлопок и специи в Голландии и балтийских портах.
Говорили также, что Наполеон Бонапарт безуспешно прочесывает Францию в поисках чародеев. В Лондоне министры к собственному удивлению обнаружили, что они, в кои-то веки, вызвали народное одобрение.
Мистера Норрелла пригласили в Адмиралтейство, где он пил мадеру в парадной гостиной. Сидя в удобном кресле у камина, волшебник имел долгую и приятную беседу с военно-морским министром лордом Малгрейвом и первым секретарем Адмиралтейства мистером Хорроксом.
Резной орнамент из морских инструментов и цветочных гирлянд над камином привлек внимание мистера Норрелла. Волшебник принялся описывать прекрасную резьбу в библиотеке аббатства Хартфью.
— И тем не менее, — заметил он, — я завидую вам, милорд. Да-да, завидую. Какое превосходное изображение инструментов, используемых в вашей профессии! Мне хотелось бы сделать такое же, ибо ничто так не впечатляет, ничто так не вдохновляет в работе, как вид аккуратно разложенных инструментов — или их изображений из доброго английского дуба. Однако волшебнику нужно не так уж много орудий. Открою вам секрет, милорд: чем больше магических предметов — цветных порошков, кошачьих чучел, волшебных шляп и прочего — использует чародей, тем скорее он окажется обманщиком! А какие же орудия, вежливо вопросил мистер Хоррокс, требуются настоящему чародею?
— Да почти никаких, — отвечал мистер Норрелл. — Разве что серебряная чаша с водой.
— Ах! — воскликнул мистер Хоррокс, — я бы многое отдал, чтобы увидеть настоящее чудо, а вы, милорд? Мистер Норрелл, не окажете ли вы нам честь продемонстрировать какое-нибудь видение в чаше?
Обычно мистер Норрелл ни за что не соглашался удовлетворять чужое праздное любопытство, но сегодня он был так польщен приемом в Адмиралтействе (эти двое джентльменов наговорили ему кучу комплиментов), что согласился почти мгновенно, и слугу отправили на поиски чаши.
— Серебряная чаша диаметром около фута, — уточнил мистер Норрелл, — и наполните ее чистой водой.
На днях Адмиралтейство послало трем британским кораблям приказ собраться к югу от Гибралтарского пролива, и сейчас лорду Малгрейву не терпелось узнать, выполнено ли его приказание. Не сможет ли мистер Норрелл показать корабли?
Когда принесли чашу, и мистер Норрелл склонился над ней, лорд Малгрейв и мистер Хоррокс ощутили себя так, словно перенеслись в древние времена славы английской магии — времена Стокси, Годблесса и Короля-ворона.
На поверхности воды появилось изображение трех кораблей, скользящих по волнам. Яркое средиземноморское солнце просияло в хмурой декабрьской столице, озаряя лица мужчин, склоненных над чашей.
— Они движутся! — изумился лорд Малгрейв.
Корабли действительно двигались. Нежнейшие облачка скользили по синему небу, корабли вспенивали волны, можно было разглядеть даже крошечные фигурки матросов. Лорд Малгрейв и мистер Хоррокс тотчас узнали корабли военно-морских сил его величества «Екатерину Уинчестерскую», «Лавр» и «Кентавр».
— Ах, мистер Норрелл! — воскликнул мистер Хоррокс, — «Кентавр» — корабль моего кузена. Не могли бы вы показать мне капитана Берри?
Мистер Норрелл заерзал, с шипением втянул воздух и вперил свирепый взгляд в серебряную чашу. Постепенно на поверхности воды возник розовощекий, златокудрый херувим, страдающий лишним весом, который прохаживался по шканцам. Мистер Хоррокс подтвердил, что толстяк и есть его кузен, капитан Берри.
— Неплохо выглядит, не правда ли? — воскликнул мистер Хоррокс. — Я рад узнать, что он находится в добром здравии.
— Где они? Вы можете нам сказать? — спросил лорд Малгрейв.
— Увы, — отвечал мистер Норрелл, — искусство создания изображений — самое неточное из искусств[24].
Адмиралтейство было настолько довольно, что лорд Малгрейв и мистер Хоррокс принялись размышлять, какое бы еще поручение придумать волшебнику.
Военно-морской флот его величества некогда захватил французский линейный корабль с прекрасной резной фигурой на носу. Фигура изображала русалку с яркими голубыми глазами, кораллово-красными губами, копной роскошных волос, украшенных морскими звездами и крабами, и позолоченным, словно имбирный пряник, хвостом. Было также известно, что до захвата англичанами корабль побывал в Тулоне, Шербуре, Антверпене, Роттердаме и Генуе, и русалка могла многое рассказать об оборонительных сооружениях французов и о грандиозном плане строительства кораблей, затеянном Наполеоном Бонапартом. Мистер Хоррокс попросил мистера Норрелла с помощью заклинания заставить русалку разговориться, что и было сделано. Однако, хотя русалка и обрела внезапно дар речи, она не спешила делиться французскими секретами с англичанами. Русалка оказалась ярой ненавистницей Британии и с радостью использовала неожиданный дар, чтобы выразить свое отношение к англичанам. Проведя жизнь среди матросов, русалка оказалась весьма сведущей в матросских ругательствах и с большой охотой принялась выкрикивать их в адрес всех, находившихся рядом. Голос ее напоминал скрип мачт и шпангоутов на сильном ветру. Впрочем, одними оскорблениями русалка не ограничилась. Когда трое матросов, чинивших корабль, оказались с ней рядом, русалка протянула деревянные руки, схватила матросов и выбросила бедняг в море.
Мистер Норрелл, который приехал в Портсмут специально ради нее, уже успел устать от русалки и заявил ей, что, если она не будет отвечать, ее порубят на куски и сожгут. Однако русалка (даром, что француженка!) оказалась особой храброй и заявила, что хотела бы посмотреть на человека, который осмелится ее сжечь. Затем она устрашающе хлестнула хвостом и затрясла кулаками, и все морские звезды и крабы в ее волосах злобно ощетинились.
Ситуация разрешилась, когда урезонивать русалку прислали молодого красавца капитана, захватившего французский корабль. На чистом и понятном французском он объяснил русалке правоту Британии и чудовищную неправоту французов. То ли слова его оказались столь убедительны, то ли русалку поразила красота молодого лица, но она согласилась рассказать мистеру Хорроксу все, что тот хотел узнать.