письменных столов.
К нам подошла Марни. Керрис уставилась на нее изумленно, и девушки довольно долго молча изучали друг друга. Керрис машинально провела пальцами по лицу, там, где у Марни был шрам. Это был жест человека, смотрящегося в зеркало.
— Ведь ты — моя сестра? — прошептала Керрис.
— Марни не говорит, — вмешался я и вкратце рассказал о прошлом девушки.
Керрис была потрясена. Еще немного помолчав, она кивнула.
— Много лет назад меня очень интересовало, есть ли у меня сестра-близнец. Ведь большинство моих братьев и сестер — а их, как вы знаете, великое множество — состояли из пар однояйцевых близнецов. Я не могла быть исключением. Но нас с Марни, видимо, разлучили сразу после рождения. Посмотрите на ее глаза. Копия моих… только ее бедное личико… я бы собственными руками придушила тех крыс, которые так с ней обошлись!
— Мне кажется, ты к этому уже приступила, — заметил я, кивнув в сторону мертвых гвардейцев.
Керрис рассказала мне, что здесь произошло. Когда прозвучал сигнал тревоги, она была с Кристиной. По телефону сообщили, что в вестибюле идет бой, и гвардейцы, охраняющие их, сказали, что получили приказ переправить ее и Кристину в другую часть Манхэттена. Керрис понимала, что, если их вывезут из Эмпайр-Стейтс, Сэму понадобится масса времени, чтобы открыть их новое местонахождение. И она решила, что настало время действовать. Ей было известно, что «лесовики» внедрили трех своих людей в медперсонал, обслуживающий девяностый этаж. Вооружившись припрятанными заранее автоматами, наши люди застрелили двух гвардейцев и забаррикадировали вход в коридор. Когда к гвардейцам подоспело подкрепление, пришлось воздвигнуть вторую баррикаду. У Керрис имелся козырной туз — и она об этом знала. Этим тузом была Кристина. Гвардейцы не могли огнем проложить себе путь из опасения повредить носительницу драгоценных яйцеклеток.
Я, в свою очередь, сообщил Керрис, что ход сражения в вестибюле существенно осложнился из-за вторжения триффидов на улицы города.
На некоторое время на девяностом этаже воцарилась противоестественная тишина. Торренс не насылал гвардейцев, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, наши люди тоже не появлялись. Телефоны молчали. Электрические лампы сияли ровным светом. Кроваво-красное солнце опускалось за горизонт. Мы занимались чисткой оружия и обработкой ран. К счастью, никто из нас не пострадал серьезно. Больше всего досталось моему партнеру по настольному теннису: пуля пробила ему икроножную мышцу. Несмотря на рану, Гэбриэл продолжал скакать по помещению, используя в качестве костыля половую щетку. Мой друг был страшно похож на Джона Сильвера из бессмертного романа Стивенсона.
Керрис стояла у окна. Я подошел к ней.
— Что-нибудь видно?
— Мы слишком высоко. Отсюда кажется, что в городе царит полный покой. — Показав в сторону сверкающего золотом заката Гудзона, она сказала: — Красиво, правда? Там когда-то был рай. Как-то мы отправились рыбачить вверх по реке и видели то, что осталось от принадлежавших миллионерам особняков. На какой-то миг мы смогли представить, какой была жизнь до того, как все пошло прахом. Перед моим мысленным взором предстали резвящиеся в бассейнах ребятишки, их папы и мамы, восседающие в шезлонгах или жарящие на грилях барбекю. Неужели эти дни никогда не вернутся? — Она печально покачала головой.
— В иных местах они уже вернулись, — ответил я. — У меня дома есть праздник, его называют Ночью Костров. Мы зажигаем огромные костры на открытом воздухе, запускаем петарды и печем на углях картофель. Дети просто обожают эти праздники. Впрочем, и взрослым они тоже нравятся. Но взрослые ужасно страдают по утрам от похмелья.
— Ночь Костров? Откуда это название?
— Древний языческий ритуал. — Не сумев сдержать глупую ухмылку, я продолжил: — Видимо, связано каким-то образом с проблемами фертильности. Кроме того, мы сжигаем чучело человека по имени Гай Фокс[8].
— Ну и забавные же вы, англичане, люди. — Она сморщила носик. — И как я могла совершить столь нелепый поступок — полюбить англичанина?
— Если мы выйдем целыми и невредимыми из этой передряги, — сказал я, — ты обязательно приедешь на остров Уайт и познакомишься с моими родственниками.
— Когда мы выберемся отсюда, — она обежала взглядом помещение, — я с удовольствием приму твое приглашение. А потом, следуя обычаям Старого Света, мы сочетаемся с тобой законным браком.
— Почему бы и нет? — сказал я, испытывая прилив счастья, совершенно неуместного в этой обстановке.
Люди на девяностом этаже небоскреба занимались самыми обыденными делами. Кто-то варил кофе, другие играли в карты на спички. Думаю, подобное поведение служило своего рода противоядием драматизму ситуации. Сэм Даймс сидел за письменным столом и делал какие-то заметки в своем блокноте.
Подняв глаза и увидев мою забинтованную голову, он спросил:
— Как ухо, Дэвид?
— Та часть, которая осталась на голове, болит ужасно, — ответил я с неким подобием улыбки. — Зато кусок, который валяется в коридоре, чувствует себя превосходно.
— Это, видимо, то, что вы, бритты, называете юмором висельника, — фыркнул Сэм. — Кофе хочешь? — Он наполнил дымящимся напитком бумажный стаканчик. — Торренс определенно не экономит на качестве.
— Спасибо. — Я взял стаканчик. — Как рука?
Он чуть-чуть приподнял висящую на перевязи руку.
— Прекрасно. Просто прекрасно! Осколок клюнул в самый кончик локтя. Знаешь, какая странная вещь случилась со мной в самый разгар боя? — Он резко сменил тему разговора. — Я вдруг решил инженерную проблему, которая занимает меня вот уже несколько месяцев. Представляешь, я стреляю в живое существо и говорю себе: «Послушай, Сэм Даймс, а почему бы тебе не проложить рельсы не к южной оконечности озера, а к северной? Ведь в таком случае…» Ты, как я вижу, ни черта не понимаешь. — Он заговорил быстрее, очевидно, испытывая прилив энтузиазма. — До того как заняться военным делом, твой покорный слуга был инженером-путейцем, и он непременно вернется к этому занятию, как только закончится его служба в армии. О чем это я? Ах да… Передо мной стояла задача проложить железнодорожный путь от нового порта на озере к городу. Однако на предполагаемом маршруте были довольно крутые холмы, скалы и заполненные грязью овраги. Я ломал голову, как их преодолеть. Что бы я ни придумывал, все на деле оказывалось невыполнимым. И вот, когда мы штурмовали коридор, когда кругом свистели пули и взрывались гранаты, меня осенила гениальная мысль. Я сказал себе: «…зачем тебе тянуть путь к южному берегу озера? Ведь новый порт можно построить и на северном побережье. Таким образом ты сэкономишь много миль рельсов и несколько месяцев труда». Итак, ты понимаешь, какая великая мысль пришла ко мне во время схватки, и теперь я заношу ее на бумагу, чтобы снова не забыть.
Сэм продолжал говорить, и я понимал, что за словами он пытается спрятаться от страшной действительности точно так, как пытались сделать мы с Керрис, когда строили планы и говорили о нашем счастливом будущем.
Я посмотрел по сторонам и увидел, что Керрис и Марни живо беседуют. Они улыбались, общаясь друг с другом на языке жестов. У меня сложилось впечатление, что между сестрами возникло полное взаимопонимание. Морской пехотинец болтал с лаборанткой — агентом «лесовиков» в стане Торренса. На город опустилась ночь. В окнах соседних зданий зажглись огни.
Один только Гэбриэл Дидс оставался на баррикаде. Гигант не сводил взгляда с дверей лифта. Рядом с ним стоял трофейный пулемет. Мой бывший партнер по настольному теннису ждал, когда из дверей кабины выскочат гвардейцы Торренса.
Однако лифт, обманув все ожидания, до утра оставался неподвижным. Спали мы посменно. Сэм, Гэбриэл и я по очереди наблюдали за дверцами кабины и за ведущим к лестнице коридором. Утром мы позавтракали теми продуктами, которые еще оставались в закусочной импровизированного госпиталя. Сэм позаботился и о том, чтобы еду и кофе доставили нашим запертым в кладовке пленникам.
