задержку, но никогда остановку. Генерал Павлов, специалист по применению танков, бывший в Испании (и который был расстрелян в первые недели войны за некомпетентность), доложил Сталину и Ворошилову: «Танк не может выполнять самостоятельную роль на поле боя», – и советовал распределить танковые батальоны для поддержки пехоты.
Затем Финская кампания зимы 1940 года показала, что наступление, хотя и здравое по замыслу, не должно быть безрассудным в выполнении. Недооценивая храбрость и приспособляемость обороняющихся, русские попытались обойти постоянные оборонительные сооружения у озера Ладога, применив широкое и глубокое движение в обхват фланга на севере. Однако колонны Красной армии, вброшенные в глубь финской территории, были окружены и уничтожены. Затем, на втором этапе войны, обнаружилось, что постоянные оборонительные сооружения финнов на Карельском перешейке удавалось разрушать постоянными атаками танков и пехоты, действовавших в тесной связке.
Таким образом, игнорируя в каждом случае влияние местных условий, русские пользовались своим опытом для формулирования доктрины генерального наступления, как «парового катка», включающего в себя все роды войск. В сущности, эта доктрина отражала их традиционную военную позицию, по- современному приодетую с помощью новейшей техники. Эта позиция прочно основывалась на личном опыте двух полководцев, на которых ляжет главная ответственность за руководство Красной армией, когда наступит момент германского нападения. Маршал Шапошников, начальник Генерального штаба с 1937 года, был привлечен для планирования конечных этапов атаки на линию Маннергейма. Начальник штаба сухопутных сил генерал Жуков был назначен после печальной зимы 1939/40 года, и он тоже столкнулся с «финским вопросом» в тот самый момент, когда ортодоксальная массовая тактика стала наконец приносить результаты. Более того, назначение Жукова во многом определялось его успехом в самом важном военном конфликте до нападения Германии, в котором участвовала Красная армия, а именно в сражениях на Халхин-Голе против японцев в предшествующем году[29]. Эта дорого стоившая операция была проведена с мастерством и не отличалась особой оригинальностью; и хотя танки использовались расточительно (у Жукова их было почти пять сотен), победа, очевидно, была достигнута за счет стойкости и жестко соблюдаемого взаимодействия между всеми родами войск, особенно с артиллерией.
Но русским нужно было учиться – и учиться очень быстро, – если они хотели выжить в войне против мобильных, прекрасно подготовленных германских танковых войск с их огромной огневой мощью. Для Красной армии дело осложнялось тем, что ее диспозиции в Восточной Европе в начале германского нападения были до нелепости уязвимы. Это был результат компромисса в продолжающемся скрытом разногласии между некоторыми высшими генералами и Сталиным.
Жуков согласился с тем, что было бы желательно занять западные территории, чтобы предвосхитить вторжение немцев, но он хотел сделать это, используя легкое прикрытие, и, пересмотрев план Тухачевского, разделить стратегический резерв между Киевом и районом Новгород – озеро Ильмень на севере.
Летом и осенью 1940 года казалось, что Жуков сделает по-своему, так как в Польше только 14 русских дивизий, в Бессарабии 7, тогда как около Новгорода образовался район значительного сосредоточения войск. Там находилось более 20 дивизий, из которых 8 были танковыми. Но после Венского арбитража и все возрастающих признаков германского проникновения на Балканы характер сосредоточения войск был изменен. Это смещение акцентов стало ускоряться и приобретать большие масштабы зимой, после того как отклонение Гитлером письма Сталина от 27 ноября, как казалось, сделало конфликт между двумя державами неизбежным.
Результатом стало то, что к весне 1941 года диспозиции русских напоминали карикатуру на прежний план Тухачевского – войска сбились в кучи на новой границе, подготовить которые к обороне они не успели, а коммуникации к районам баз стали слишком растянутыми.
Действительно, есть определенная параллель, но в гораздо большем масштабе, между положением армии русских и той обстановкой, когда в мае 1940 года французские и британские армии оставили свои собственные позиции и очертя голову устремились в Бельгию, навстречу интервенту. Здесь объяснением, однако, были мотивы, далеко не такие возвышенные, как желание оказать немедленную помощь маленькому союзнику. За зиму 1940/41 года численность войск в новгородском районе сосредоточения снова уменьшилась, но произошло соответственное увеличение (20 стрелковых дивизий, 2 кавалерийские дивизии и 5 бронетанковых дивизий) на финской границе. Были сформированы две отдельные группы армий (по норме на весь район полагалась одна, из ленинградской группы армий), которыми командовали генералы Мерецков и Говоров. Этот факт, в сочетании с некоторыми высказываниями Молотова, зафиксированными в протоколах Берлинского совещания, заставляет задуматься, что русские готовились к возобновлению своего нападения на Финляндию летом 1941 года.
Еще большее сосредоточение войск в районе между Лембергом (Львовом) и верхним Прутом частично явилось расширением первоначального плана Тухачевского, а частично средством усиления руки России в интенсивной силовой политике, которая осуществлялась на Балканах. Ибо, по мнению Сталина, на Балканах было бы возможно дальнейшее аннексирование, если бы Германия глубже увязла на Западе или в Средиземном море. Когда Стаффорд Криппс представил Сталину обширные данные о германском плане (полученные от Гесса), русский вождь посчитал, что это дезинформация, разделяя взгляды Ворошилова о том, что «у нас есть время сыграть роль могильщика капиталистического мира – и нанести ему сокрушительный удар».
Результатом этого расхождения во мнениях между Ставкой и ГКО стало крайне громоздкое и неустойчивое размещение русской армии. К середине мая 1941 года вне границ 1939 года находилось около 170 дивизий или более 5/7 всей численности вооруженных сил страны. Они распределялись по пяти военным округам – Ленинградским, Прибалтийским, Западным, Киевским и Одесским. Из командовавших ими генералов трое – Попов, Тюле-нев и Павлов, – даже если бы они и выжили после первых отчаянных дней боев и карательных отрядов, были бы обречены на забвение.
Но хотя Красная армия находилась в невыгодном положении из-за этой уязвимой дислокации и ей предстояло тяжело пострадать из-за неуклюжего, нерешительного и неумелого руководства, она была более чем ровня немцам в области снабжения. У нее имелись недостатки, а именно в медицинской службе и радиосвязи, но в главном – в численности танков (более семи тысяч в передовом районе) и полевой артиллерии – русские имели превосходство.
Существовало три типа дивизий: стрелковая (пехотная), состоявшая из трех полков, каждый по три батальона, и одного резервного полка из двух батальонов; кавалерийская, из четырех полков по два батальона; и бронетанковая дивизия. На более поздних этапах войны появились отдельные моторизованные стрелковые дивизии, но в 1941 году пехота не имела моторного транспорта и зависела от обозов на конной тяге. Единственной моторизованной пехотой являлась та, что была придана бронетанковой дивизии. В каждой стрелковой дивизии имелась своя артиллерия на колесной и гусеничной тяге, на которой перевозились и боеприпасы. Стрелковые дивизии снабжались и своими танками, но по большей части это были французские машины 20-х годов. Танки Т-34 предназначались только для танковых дивизий.
Кавалерия отнюдь не была анахронизмом и приносила огромную пользу. Рекрутируемая из казаков и калмыков, – людей, проводящих всю жизнь в седле, – она отличалась исключительной маневренностью. Их готовили к сражениям как пехотинцев, но они использовали своих лошадей для переходов на огромные расстояния по бездорожью и для буксировки своей легкой артиллерии и минометных плит. Они умели мастерски скрываться и рассеиваться. «Советская кавалерийская дивизия, – ворчал Манштейн, – может пройти сотню километров за ночь – да еще по касательной к оси коммуникации». Им не было цены в условиях маневренных боев, а их мохнатые низкорослые киргизские лошадки из Сибири выдерживали температуры до тридцати градусов ниже нуля.
Значение кавалерийских дивизий усиливалось еще и их статусом единственных подвижных частей, способных действовать с любой степенью самостоятельности. Ибо, следуя рекомендации Павлова, в 1939 году бронетанковые дивизии были раздроблены, и их наличный состав распределен в виде бригад по всем пехотным армиям. Хотя в ряде случаев была сохранена дивизионная организация, расчленение бригад на «тяжелые», «средние» и «разведывательные» означало конец бронетанковых войск как отдельного рода войск.
Затем, после успехов германских танковых дивизий в Польше и Франции, начались сперва вялые, затем
